Становление идеи гражданского общества в России

Развитие гражданского общества задержалось в Восточной Европе, России и странах СНГ.

Одни исследователи видят основания российского гражданского общества в крестьянской общине, православной идеологии и, следовательно, требуют восстановления соборности, общинности и других присущих только славянам черт, существовавших до октября 1917г.; другие считают, что гражданского общества в пространствах Российской империи и СССР не существовало и его нужно (или не нужно, если стоять на классовых позициях) создавать впервые.

Даже если представить, что либеральные взгляды в будущее векторно совпадали в России и Европе, условия (особенности) зарождения гражданского общества были разными. Рассмотрим наиболее значимые из них.

Во-первых, территория Российской Федерации, ее протяженность. Особенностью США также была огромная территория, однако разница заключается в том, что завоевывали Америку свободные люди, еще более укреплявшие менталитет своей свободы, индивидуализма, культа оружия, устанавливавшие федеративное штатное устройство с развитыми элементами самодеятельности.

Во-вторых, в России существовало государственное централизованное начало, усиливавшееся от центра к периферии, где губернатор был «больше, чем государь». Так, петровская модернизация России, как и любая «догоняющая» модернизация, отличалась усилением государственного начала не только в политической (централизация власти, усиление унитарности государства, губернское деление, замена патриаршества Синодом, «закрепощение» привилегированных сословий обязательной службой), но и в экономической жизни (государственные мануфактуры и казенные добывающие и обрабатывающие предприятия, сохранение крепостной зависимости крестьян).

В-третьих, неразвитость в России рынка при господстве крестьянской общины и подавляющей доли крестьян в составе населения, а следовательно, недостаточное развитие частной собственности, стимулов сельскохозяйственного труда, предпринимательства. Даже с отменой крепостного права в России при несомненном оживлении хозяйственной жизни община продолжала сковывать инициативу большинства населения страны.

В-четвертых, общинность и реформы, задумывавшиеся «сверху», укрепляли многовековую традицию россиян (вероятно, идущую от татаро-монгольского периода) склоняться перед властью, с большей готовностью исполнять приказы, чем проявлять инициативу.

Эти российские особенности следует, видимо, сопоставить с цивилизованными и упущенными альтернативами, в том числе с возможностями формирования гражданского общества. На наш взгляд, эти возможности относились в большей степени к веку XX, чем к XIX, когда был проделан путь, аналогичный ситуации пореформенной России. Несмотря на отсутствие в России полноценного гражданского общества, русские дореволюционные мыслители (Б.Н. Чичерин, Е.Н. Трубецкой, П.И. Новгородцев, С.Л. Франк и др.) рассматривали комплекс европейских идей о гражданском обществе, уделяя особое внимание его правовым аспектам. Вместе с тем в своей трактовке гражданского общества они были оригинальны: в отличие от европейских авторов, делали акцент не столько на правах, сколько на обязанностях личности по отношению к общественному целому, которое зависит именно от солидарности и взаимодействия граждан.

Итак, проанализируем концептуальные предпосылки возникновения и развития институтов гражданского общества в России. В составе органов государственной власти Киевского государства (по форме правления раннефеодальной монархии) действовало народное собрание (вече), о роли которого в отдельных российских землях до сих пор в современной историко-правовой науке ведутся научные споры. Бесспорно одно: народное собрание (вече) в Киеве не могло претендовать на роль законодательного органа государственной власти по причине принадлежности этой функции великому князю.

Иное положение существовало в Новгороде, который не испытал на себе в полной мере характерной для Руси княжеской власти. Это создало благоприятные возможности для развития демократических форм правления, в том числе унаследованных от догосударственного периода развития. Одной из них и было новгородское вече. Среди историков нет единства в оценке полномочий веча, что объясняется нестабильностью этого правового института (зачастую вече само определяло свою компетенцию, поэтому в разные исторические периоды, сравнительно мало удаленные друг от друга, она была различной).

По мнению В.И. Сергеевича, деятельность веча в древнерусских городах обычно ограничивалась призванием князя, законодательной функцией, объявлением войны и заключением мира. Эту позицию в основном разделяет И.Я. Фроянов, по мнению которого в XI в. вече на Руси ведало вопросами войны и мира, санкционировало сборы средств для военных предприятий, меняло князей. Однако И.Я. Фроянов не включает в компетенцию веча такую важную функцию, как законодательная, поскольку, по его мнению, относящиеся к XI в. летописи рисуют вече как верховный демократический орган власти, развивавшийся наряду с княжеской властью. Очевидно, именно последней автор и приписывает выполнение законодательной функции.

О.В. Мартышину на основе анализа большого исторического материала блестяще удалось выделить основные наиболее важные и часто встречающиеся в источниках полномочия вече: 1) заключение и расторжение договора с князем; 2) избрание и смещение посадников, тысяцких, владык; 3) назначение новгородских воевод, посадников и воевод в провинции; 4) контроль над деятельностью князя, посадников, тысяцких, владыки и других должностных лиц; 5) законодательство, примером которого служит Новгородская судная грамота и др.

В гражданском обществе усматривается не естественное состояние свободы, но исторически складывающееся устройство нравственной жизни, охватывающее, экономику, общественные группы давления и институты, ответственные за исполнение гражданского права и «социальное обеспечение. Государство не является ни полным отрицанием общества, пребывающего в состоянии непрекращающейся войны, ни инструментом его совершенствования; оно ставит пределы гражданскому обществу и охраняет его независимость в целях преобразования его из «формальной всеобщности» в «органическую реальность». Гражданское общество нуждается в институционально обособленном суверенном государстве и одновременно создает для него необходимые условия, а государство объединяет части гражданского общества в самоопределяемое целое и тем самым поднимает нравственную жизнь до всеобъемлющего, высшего единства.

Таким образом, гражданское общество возникает там и только тогда, где созрели предпосылки гражданского и мировоззренческого компромисса, выраженные в ценностях правовой культуры; складывается гомеостазисная и автономная совокупность общественных институтов, имеющих собственный статус и способных к равноправному диалогу с институтом государства, могущих противостоять политической экспансии государства, быть его противовесом, формируя толерантные установки правового поведения, сдерживать его стремление к монополии, превращению из системы обеспечения развития общества в систему самообеспечения.

Начиная с последней трети XVIII в., когда от крепостной зависимости первым освободилось дворянство (указ Петра III 1762 г.), затем, к концу века, духовенство и городское сословие, и до Октябрьской революции 1917 г. российское общество постепенно становилось субъектом управления. Крестьянство как самое многочисленное сословие освобождалось от крепостничества в его частновладельческих, государственных и корпоративных формах (с 1861 по 1906 гг.).

В XVIII-XIX вв. в России сложились две альтернативы: предсказанная Ж.Ж. Руссо этатизация общества, господство общей воли над частным интересом и развитие гражданского общества через экономические формы, чему противостояли крепостное право и разложение дворянства. Последнее в условиях огосударствления общественной жизни николаевской России, по мнению Б.Н. Чичерина, «могло занять пустующее место организованной буржуазии, ставшей на Западе основой гражданского общества. В противном случае ее место заняла бы бюрократия, усиливавшая давление правительства на общество». Прогноз выдающегося русского юриста в значительной мере оправдался: дворянство оказалось неспособным выполнить нетрадиционную для себя функцию.

Роль катализатора экономической активности в форме относительно свободного предпринимательства в этих условиях должен был сыграть крестьянин, но это было возможно только после его освобождения от крепостной и корпоративной зависимости (соответственно с 1861 г. и со столыпинских реформ начала XX в.). Времени, отведенного историей на этот процесс, явно не хватило: его прервал Октябрьский переворот 1917 г. Однако если на Западе процесс становления гражданского общества шел от экономики и частной собственности, то в России, при отмеченных трудностях развития предпринимательства, он шел через ассоциации индивидов в институте земства, к которым затем привлекался частный капитал. К тому же, как считает А.Л. Андреев, «влияла русская православная традиция рассматривать богатство как средство достижения возвышенных целей (например, благотворительность, вложение средств в церковь и т.п.), в отличие от протестантизма, рассматривавшего хозяйственный успех мирян угодным Богу».

Итак, можно сделать вывод, что этатистские тенденции возобладали в общественной жизни России XIX в. Государству в его самодержавной форме пришлось идти на уступки общественности (особенно после поражения в Крымской войне), предоставляя ей право участия в управлении.

Одной из важнейших национальных форм децентрализации власти стало земство. Издревле земство, земские соборы служили, по мнению многих, учреждениями самоуправления, однако это далеко не так. Действительно, земская реформа XVI в., проводившаяся при Иване IV, должна была отменить систему кормлений и заменить ее выборными общественными властями. Причина реформы была очевидна: наместники и волостели из слоя военно-служилых людей в этом столетии довольно часто привлекались к своему прямому делу: внешние угрозы окраинам государства требовали новых военных походов. По мнению В.О. Ключевского, военные люди становились неисправными управителями, а становясь таковыми, переставали быть исправными военными людьми. А усложнение управления приводило к многочисленным злоупотреблениям кормленщиков и социальным напряжениям.

Царь, дав на земском соборе 1550 г. указание кормленщикам прекратить многочисленные административные тяжбы мировым порядком, в сущности, подготовил отмену кормлений. Уже в 1552 г., как отмечалось в летописях, «кормлениями государь пожаловал всю землю», т.е. земское самоуправление становилось повсеместным учреждением сначала в виде опыта, а затем в виде закона 1555 г., не дошедшего до настоящего времени в подлинном виде.

Земские соборы в XVI в. созывались четыре раза (в 1550, 1566, 1584 и 1598 гг.). Эти «советы всея земли» (как их называли в памятниках XVII в.) были светским подобием «Освященных» соборов церкви, у которых они заимствовали само название «собор» и иерархический состав. Земские соборы собирались Иваном IV дважды «для выработки общего постановления по особо важным вопросам государственной жизни и для принятия членами собора ответственного кругового ручательства в исполнение соборного приговора», и по своему составу, по регулярности, по исходившей «сверху» инициативе эти собрания никак не подходят под пример «всеземского» самоуправления. Однако замысел был, и движение шло по пути расширения представительства, а затем, в 1584 г. (подтверждение прав на державу Федора Иоанновича) и в 1598 г. (избрание на царство Бориса Годунова), проявилось и в самостоятельном (без царской воли, по крайней мере) созыве, формулировании и принятии решений. Усилиями этих двух соборов определялся статус царя, зависимого от их решений. Царь от власти-собственности переходил к власти-должности, а народ трансформировался из «паствы» в носителя государственной воли - роли настолько новые и необычные для русского общества, что они могли стать фактором зарождения «смуты».

В XVII в. земские соборы созывались чаще, но только нужны были новой династии Романовых в качестве опоры на общество, а общество, напротив, не смогло превратить соборы в постоянный представительный институт в силу собственной классовой разъединенности, закрепленной крестьянской крепостью и дворянским господством. В соборах, значимых только в глазах власти, нуждалось одно купечество. Земское представительство пало вследствие усиления централизации управления и государственного закрепощения сословий.

Следующие страницы в историю земских учреждений были вписаны в 1860-х гг., когда подъем демократического движения в России потребовал от Александра II смягчить политический кризис привлечением общества к местному управлению. И хотя земская и городская реформы остались незавершенными (самодержавие вышло из кризиса начала 1960-х гг.), а затем искаженными введением в 1889 г. Александром III института земских начальников, они выглядят попытками реализовать невысказанную, но подразумевавшуюся идею формирования гражданского общества «по-русски».

Возможность вообще говорить о гражданском обществе в связи с земством XIX в. появилась, поскольку в основу реформ их авторами, Н.А. Милютиным и С.С. Ланским, были положены принципы выборности и бессословности. Проект реформ был в ходе обсуждения пересмотрен в пользу консерватизма, но в качестве закона («Положения о губернских и уездных земских учреждениях» от 1 января 1864 г.) сыграл большую роль в активизации общественных сил и приближении конституционных перемен (правда, ограниченных впоследствии Манифестом от 17 октября 1905 г.). Несмотря на ограниченность в правах, земства сыграли большую роль в просвещении огромной массы крестьянства, стали первыми учреждениями, в которых крестьянство получило право выбора (в сравнении с земскими учреждениями XVI-XVII вв.) и где, несмотря на запреты, складывалась либеральная оппозиция самодержавию.

И все же российское общество конца XIX - начала XX вв. стремилось к статусу «гражданского»: ограничения реформ Александра II и препятствия контрреформ Александра III оно пыталось «обойти» с помощью самодеятельных организаций (правда, также требовавших «высочайшего соизволения») - благотворительных, обществ и касс взаимопомощи (особо подчеркнем - для городских трудящихся), просветительских, врачей и медицинских обществ (рост - от 100 в 1890 г. до 130 в 1905 г.), профессиональных объединений ученых и творческих работников (около 180 в начале XX в.).

С 17 октября 1905 г. появилась принципиальная возможность для России стать конституционной монархией в ряду десятка европейских монархий, но эта альтернатива не реализовалась до первой мировой войны, кризис которой привел к полному крушению самодержавия. Реформы П.А. Столыпина заложили возможность «размывания» общины, препятствовавшей становлению гражданского общества, но и им не суждено было быть доведенными до конца.

Февральская революция 1917 г. дала мощный импульс развитию гражданского общества: в России начали развиваться демократические институты свободы слова, собраний, организаций, вероисповедания; возникли политические и неполитические организации.

Все политические партии получили возможность действовать легально. В конце марта 1917 г. свой первый съезд провела партия кадетов. Из конституционно-монархической ее программа превратилась в парламентско-республиканскую, буржуазную (по западным образцам). Трансформацию претерпели социалисты-революционеры. Из замкнутой конспиративной организации они превратились в массовую партию, со своими сторонниками и сочувствующими. Огромный рост социальной активности способствовал развитию институтов общественного самоуправления. Однако слабая государственная власть не смогла упорядочить этот процесс. Над страной нависла угроза анархии.

Весна 1917 г. в России была временем поисков путей совершенствования форм местного самоуправления, его демократизации, подготовки и проведения реформ. После свержения самодержавия и в ходе буржуазных преобразований очень остро встали вопросы демократизации. Население не могло и не хотело мириться с наличием на местах цензовых земских собраний и городских дум, считая их отголосками рухнувшего режима. Демократизация самоуправлений началась с первых дней после свержения самодержавия.

Однако уже с января - марта 1918 г. одним из результатов Октябрьского переворота стала монополизация большевистской партией политической жизни в советской России. Идея классового противоборства полностью вытеснила идею гражданского общества, а формализация общественной жизни и отсутствие гарантий личных прав и свобод привели к уничтожению не только большинства элементов гражданского общества, но и почвы их возможного зарождения и развития.

В XX в. крупный вклад в развитие теории гражданского общества внес А. Грамши, считавший гражданское общество некой цитаделью, спасающей то, что разрушается, от революционного натиска государства. И.Б. Левин выразил формулу А. Грамши в виде дилеммы: «...кого и от кого защищает гражданское общество: государство от граждан или граждан от государства?» Итальянский мыслитель считал, что гражданское общество, как и государство, служит господствующему классу в упрочении его власти. Взаимоотношения государства и гражданского общества зависят от зрелости последнего: если гражданское общество расплывчато и примитивно, то государство является его «внешней формой».

Дальнейшее развитие исследований гражданского общества продолжилось только после окончания второй мировой войны, так как предшествующий период характеризовался беспрецедентным вмешательством государства в сферы частной жизни граждан, причем не только в тоталитарных государствах. Особое внимание в послевоенное время уделялось переосмыслению понятия гражданских прав, связанного со строительством социального государства.

Гражданство наполнялось социальным содержанием, превращаясь в юридически закрепленное право гражданина на получение определенной услуги от государства. Такие перемены повлекли за собой рост иждивенческих настроений, снижение стимула к труду и конкурентной борьбе, в связи с чем теоретики либерализма (Ф. Хайек, Л. Мизес, Р. Нозик) выступили против роста этатизма и за повышение влияния рынка, что воскресило интерес ученых к проблематике гражданского общества. В течение XX в. произошла следующая трансформация гражданского общества: в начале века оно играло роль щита для государства, которому угрожала революционная стихия, в конце столетия его задача - защищать свободу индивида от чрезмерной опеки государства.

Другим источником возрождения интереса к гражданскому обществу стало диссидентское движение, развернувшееся в автократических государствах, где ощущался острый дефицит демократии. Обе тенденции, имевшие левый и правый оттенок, способствовали широкому социальному экспериментированию в рамках гражданского общества и привели к возникновению новых общественных движений, зачастую с необычными формами общественно-политической мобилизации, развитием альтернативного сектора экономики, разработкой новых социально-этических норм.

В результате государство не только сохранило, но и расширило свое влияние, сохранив структуру социального государства и дополнив ее нормами и механизмами контроля над гражданами в целях, например, противостояния терроризму.

Падение коммунистических режимов в конце 1980-х гг. вновь вызвало интерес к возможности гражданского общества противостоять тоталитаризму сначала у диссидентов, затем у политиков и теоретиков из числа разочаровавшихся марксистов: для одних это был рецидив индивидуалистического и конституционного либерализма, для других - признание превосходства свободного рынка над централизованной плановой экономикой. Как эхо, это отразилось и на Западе, где в большей или меньшей степени гражданское общество существовало (в элементах) в течение нескольких столетий, но понятие и идея крайне редко использовались средствами массовой информации или академическими политологами.

Возрождение гражданского общества в России происходило в уникальной исторической ситуации: исчерпанность советской модели организации социума выражалась в процессах его самораспада. Облик гражданского общества складывался в начале 1990-х гг. под воздействием адаптировавшихся к новым реалиям старых (советских) структур, «выпадения» из социальных отношений массы людей и, конечно, разного рода тенденций, структурирующих новый тип социума. В первую очередь распад проявился на уровне «оснований» гражданского общества - в области экономики, где к концу 1970-х гг. воцарилась «плановая анархия». Во второй половине 1980-х гг. этот процесс выходит и на уровень политических отношений, отражая неспособность политического руководства (Коммунистической партии СССР) применять адаптирующую и координирующую общество политику в условиях стремительно меняющейся экономической и социальной среды.

Начиная с середины 90-х гг. XX столетия гражданское общество в нашей стране понималось как социальная универсалия, объединяющая весь комплекс неполитических негосударственных отношений. Так, А. Мигранян под гражданским обществом понимает «совокупность всех неполитических отношений». А.П. Кочетков пишет, что «это система внегосударственных общественных отношений и институтов».

На Западе гражданское общество начинает формироваться с ХII-ХIII вв. и складывается в течение длительного периода, вырастая из традиционных институтов, которые претерпевали сложную эволюцию, приспосабливались к новым запросам меняющегося общества.

В России гражданское общество формируется и развивается в других социокультурных условиях. Прежде всего, следует отметить доминирующую роль государства в жизни общества в его историческом развитии, что определялось природно-географическими, ментально-правовыми, геополитическими условиями. Государство вынуждено было брать на себя решение основных задач. Но одновременно это сопровождалось и подавлением инициативы «снизу». Самостоятельность низов ограничивалась. Общество вынуждено было отдавать не только прибавочный продукт, но и часть необходимого, что приводило к слабому развитию предпринимательства, торговли и городов, к незащищенности прав, свобод человека, частной собственности.