«Мой дом, моя крепость» гласит известная поговорка, но 300 000 лондонцам, живущих в начале XIX в. в состоянии хронической нужды, домом приходилось называть парк, подворотню, а в лучшем случае антисанитарное подвальное или чердачное помещение, без света, воздуха, где всегда сыро и холодно. Именно такое жилище считалось очагом преступности и разврата, рассадником заразных болезней и смерти.
Все трущобы, начиная от Лондона и заканчивая самым маленьким городишком, были одинаковы. Старые, полуразрушенные дома двух или одноэтажные, сделанные из кирпича, почти всегда расположенные в беспорядке, с жилыми подвалами во многих из них. Такие домики состояли, обычно из трех – четырех комнат и кухни. Их называют коттеджами, и они располагались по всей Англии, исключение составляли лишь некоторые части Лондона. Улицы в трущобах были обычно немощные, грязные, на них много мусора, растительных и животных отбросов, без водостоков и сточных канав. На улицах всегда стояли пахнущие лужи. Дома были построены неправильно, в беспорядочном порядке. Такая застройка мешала естественной вентиляции. В хорошую погоду на улицах сушили белье, протягивая веревки от одного дома к другому. Дома в таких районах от подвала до самых крыш полны жильцов. Как отмечал Энгельс, «… в тесных дворах и переулках улиц, куда можно попасть через проходы между домами, где грязь и ветхость не поддаются описанию» (36;261). В трущобных домах почти не было окон с целыми стеклами, стены разрушенные, дверные косяки и оконные рамы сломаны, двери сколочены из старых досок или совершенно отсутствуют. В таких районах было полно воров, но воровать в трущобах было нечего. Везде раскиданы кучи мусора, золы, и застывшие помои. Во время наводнений эти улицы заливало водой, а вместе с тем поднимаются все клоаки прямо в дома из подвальных помещений, в результате стоял ужасный запах испарений. Т.о. Не удивительно, почему эти места назвали местом заразных болезней. Подробное описание трущобных районах, во все своих произведениях дает Диккенс: « Все отвратительные признаки нищеты, всякая грязь и гниль. Стены крошатся, окна перестают быть окнами, двери вываливаются на улицу, трубы почернели, но из них не валиться дым … у домов нет владельцев, ведь здесь не живут, здесь умирают» (13;387). Именно в таких районах и жила английское «дно»: низкооплачиваемые рабочие, воры, мошенники, проститутки, кроме того, жили здесь и ирландцы, приехавшие покорять Англию. Карамзин, побывав в одном из таких районов, отмечал: «побывав в таких районах, видишь у ног отверстия, которые ночью закрываются, а днем всегда открыты, это – подземная часть дома, горница для бедных. Можно сказать, что в Париже носят бедных на головах, а здесь топчут ногами» (23;528). Большая часть этих домов, давно была признана ветхими, непригодными для жилья, но именно эти дома больше всего были заселены, т.к. по закону с таких домов не снимали квартирную плату. В результате, это было лучшее место жительства для тех, кто не имел средств к существованию. В работе «Положение рабочего класса в Англии» описывается случай. « По случаю осмотра трупа 45-летней Анны Голуэй г-ном Картером, следователем из Суррея, 14 ноября 1843 г., в газетах было описано жилище умершей. Она занимала вместе со своим мужем и 19-летним сыном маленькую комнату в № 3 по Уайт-Лайон-корт, Бермондси-стрит, в Лондоне; там не было ни кровати, ни постельных принадлежностей, ни какой-либо мебели. Мёртвая лежала рядом со своим сыном на куче перьев, которые пристали к её почти голому телу, ибо не было ни одеяла, ни простыни. Перья так крепко облепили весь труп, что его нельзя было исследовать, пока его не очистили, и тогда врач нашёл его крайне истощённым и сплошь искусанным насекомыми. Часть пола в комнате была сорвана, и вся семья пользовалась этим отверстием в качестве отхожего места.
В понедельник 15 января 1844 г. два мальчика предстали перед полицейским судом на Уоршип-стрит, в Лондоне, по обвинению в том, что они, мучимые голодом, украли из лавки полусырую телячью ногу и тут же съели её. Судья почувствовал необходимость затребовать дальнейшего расследования и получил от полицейских следующие сведения. Мать этих мальчиков — вдова отставного солдата, впоследствии полицейского, после смерти мужа, оставшись с девятью детьми, очень бедствовала. Она жила в № 2 на Пулз-плейс, Квакер-стрит, в Спиталфилдсе, в крайней нищете. Когда полицейский явился к ней, он застал её вместе с шестью из её детей буквально втиснутыми в небольшой чулан без всякой мебели, кроме двух старых плетёных стульев без сидений, столика с двумя сломанными ножками, щербатой чашки и маленькой миски. В очаге ни следа огня, а в углу — кучка лохмотьев, которую можно было бы унести в женском переднике, но которая служила постелью для всей семьи» (36;262). И таких примеров приводится очень много. Где показываются ужасающие жилищно-бытовые условия трущоб.
В таких домах, в каждой комнате жило примерно по 15-20 человек. В комнате умещалось по две, три семьи, т.к. обычно все семьи были многодетными. Как отмечает, Дионео, каждая из таких семей переживало несколько фаз бедности за свою жизнь. Первая наступала пока были маленькими дети, затем, вырастая, чадо само себя могло прокормить и помочь семье материально, затем после 18 лет выросший ребенок, обычно перестает жить с семьей. Попадая во взрослую жизнь, человек жениться и обзаводиться детьми, начинается вторая фаза голода и нужды, до того момента пока его дети не станут самостоятельными, третья фаза начинается в старости, когда человек не может обеспечить себя всем необходимым. Т.о. беднейшие слои терпят три фазы нужды, в детстве, в среднем возрасте и старости. Все жители дома спали вповалку, во-первых, так было теплее, а во-вторых, не было никаких кроватей. Постелью для них служили кучи соломы или лохмотья. Мебели практически не было. Все члены семьи ходили в одной и той же одежде, младшие дохаживали в вещах старших. Вот как выглядела одежда детей: «Во всей округе обычная одежда была такой: бумазейные брюки широкие и длинные, что нигде ни прикасались и все завязки были бесполезны, пояс приходился под подмышкой, брюки волочились по полу» (6;77). Одежда у огромного большинства находится в самом скверном состоянии. Практически не было вещей из полотна и шерсти, и их место заняли хлопчатобумажные ткани. Рубашки шили из белёного или пёстрого ситца, женские платья большей частью также из набивного ситца, а шерстяные юбки были большой редкостью. Мужчины носили большей частью брюки из плиса или другой тяжёлой хлопчатобумажной ткани и такой же сюртук или куртку. «Навряд ли найдется один отец семейства из десяти, у которого есть другая одежда, и та состоит из лохмотьев; многими из них нечем прикрыться ночью, кроме этих же лохмотьев» (36;262). Шляпы были обычной принадлежностью костюма самых различных форм: круглые, конусообразные или цилиндрические, широкополые, с маленькими полями или совсем без полей, и только молодые люди носили кепки. Кто не имеет шляпы, делал себе из бумаги невысокий четырёхугольный колпак. Вся одежда мало соответствовала климату. Сырой климат Англии с его частыми переменами погоды часто вызывал простуды. Чтобы спастись от холода, люди носили тяжёлые бумажные ткани, хотя они толще, жёстче и тяжелее шерстяных, всё же гораздо меньше защищают от холода и сырости, а вследствие своей толщины и свойств самого материала дольше удерживают влагу и вообще по плотности уступают валяному шерстяному сукну. Если кто-то позволял купить себе приличную одежду, то она долго не задерживалась, т.к. нужда заставляла относить лучшую одежду в ломбард. Одежда очень, очень многих в особенности ирландцев, представляла собой сплошные лохмотья, на которых часто даже негде было поставить заплату, или же эта одежда состояла из одних заплат, так что уже совершенно нельзя узнать её первоначального цвета. Англичане или англо-ирландцы всё же умудрялись чинить такую: для них ничего не значило посадить заплату из сукна или мешковины на плис или наоборот; но настоящие, недавно прибывшие ирландцы никогда почти не чинили своего платья. Приезжие ирландцы также ввели обычай ходить босиком. Во всех городах множество людей, в особенности женщин и детей, ходили босиком, т.к. на хорошую обувь часто не хватало денег.
С питанием дела обстояли также плохо, как и с одеждой. Обычно приходилось питаться картофелем, который был плохого качества, несвежей зеленью, старым сыром, низшего качества, прогорклым салом, мясом без жира, часто залежавшимся и жестким от старых и больных животных, нередко оно было испорченное. Все продукты обычно воровались, либо покупали на рынке, по дешевой цене, обычно в субботу в 12 часов ночи, т.к. все магазины были закрыты в воскресенье, то в этот день между 10 и 12 часами шла распродажа того товара, который нельзя хранить до понедельника. Но большинство из распродаваемых продуктов нельзя было употреблять в пищу, так было выявлено несколько случаев, когда 11 мясников в Манчестере в 1844 году были представлены перед судом и оштрафованы за то, что продавали негодное для еды мясо. У одного из них была обнаружена целая туша вола, у другого – свинины, у третьего – баранины. Все это подверглось конфискации. У одного из этих мясников конфисковали 64 фаршированных рождественских гуся, которые не были во время проданы в Ливерпуле. Часто бедняцкое население обманывали и продавали солёное масло под видом свежего, для чего обмазывали куски солёного масла слоем свежего, к сахару подмешивали толчёный рис или другие дешёвые продукты и продают по цене чистого сахара. Отбросы производства, получаемые при мыловарении, также смешивают с другими веществами и продали под видом сахара. К молотому кофе прибавляли цикорий и другие дешёвые продукты. В какао очень часто подмешивали мелко истолчённую бурую глину, которую растирают с бараньим салом, чтобы она лучше смешивалась с настоящим какао. В чай часто подмешивали терновый лист и тому подобный сор, или же спитой чай высушивают, поджаривают на раскалённых медных листах, чтобы вернуть ему окраску, и продают как свежий. К перцу подмешивают стручковую пыль и т. п. Портвейн попросту фабриковали (из красящих веществ, спирта и т. д.), и поставляли в кабаки, подмешивают разные тошнотворные вещества. После всего вышеперечисленного становится понятно, почему одной из самых распространенных заболеваний среди жителей трущоб являлись пищеварительные расстройства. Не удивительно, что большинство детей в подобных условиях существования страдали физическими, и как следствие умственными заболеваниями. Практически все жители трущоб имели маленький рост, чрезмерную рахитность. Дети жили впроголодь именно тогда, когда питание им было наиболее необходимо. Так средний рост мальчиков, английских состоятельных классов составляет 59 дюймов, а мальчика из беднейшей среды на 4 дюйма меньше сверстника (27;478) (см. прил. 4), то же самое можно проследить и с весом, средний вес мальчика из состоятельной среды – 83 фунта, а из семьи бедняка – 73. (3;479), (см. прил. 5).
В 1851 году, распространение эпидемий, заставил правительство Англии принять акт о рабочих жилищах, после которого был составлен целый ряд законодательных мер, предписывающих закрытие нездоровых районов, помещений, разрушению домов представляющих для народа опасность. По закону о здравоохранении гласит: « Так признано считать опасными места, 1) наносящие любые предпосылки для ущерба и вреда здоровью; 2) всевозможные лужи, канавы, желоба, водостоки, уборные; 3) неправильное содержание животных, наносящих ущерб здоровью; 4) скопление мусора; 5) дома, где наблюдается размер скопления жильцов» (19;125). Создана целая исследовательская комиссия, которая следила за выполнением данного закона.
Как мы видим из всего выше изложенного, для трущоб была характерна полная антисанитария, не удивительно, что это место считалось источником заразы. Непроветриваемые помещения, без света, воздуха, плохо отапливаемые, а также плохое питание, одежда делали человека восприимчивым к болезням. Все это обрекало на преждевременную и неестественную смерть.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему