О панэллинизме
Но обратимся более подробно к составным политической стратегии Исократа — к панэллинизму и монархической идее.
Весьма существенный термин, употребленный в формуле темы доклада — «панэллинизм». Его нельзя путать с близким по звучанию, но совершенно иным понятием «эллинизм». Последним принято называть время, наступившее уже после падения полисной Греции, этот термин выражает распространение черт и достижений эллинской цивилизации за пределами собственно эллинского, греческого мира, распространение, которое началось уже после смерти в 338 году Исократа и в 336 году Царя Филиппа Македонского — в результате завоеваний Царя Александра Македонского. Эпоха эллинизма имеет своим ближайшим пределом начало римского владычества и на Балканах, и по всем землям средиземноморского бассейна, но в широком смысле эллинизм продолжался и на всем протяжении Римской Империи вплоть до её падения.
Термином же «панэллинизм» историки называют комплекс «панэллинских», то есть общегреческих, всегреческих идей и связанных с ними различных мероприятий объединительного характера VI-IV веков до Р.Х. К таким мероприятиям можно отнести и регулярные Олимпийские игры, и организацию двух Афинских морских союзов, и, наконец, общегреческий Коринфский конгресс в 336 года до Р.Х., признавший гегемонию Царя Филиппа II Македонского над греческими полисами.
Конечно, термин «панэллинизм» не современен Исократу, но в исторической науке он выражает объединительные усилия греков с целью преодоления постоянной межполисной вражды и соперничества. Сам Исократ в своем самом знаменитом произведении «Панегирик» пишет:
«15. Теперь — о том, что касается всех. Ораторы, которые говорят, что пора нам прекратить взаимные распри и обратить оружие против варваров, перечисляя тяготы междоусобной войны и выгоды от будущего покорения Персии, совершенно правы, но забывают о главном. 16. Эллинские города большей частью подвластны либо Афинам, либо Спарте, и разобщенность эту усиливает разница в их государственном и общественном строе. Безрассудно поэтому думать, что удастся побудить эллинов к совместным действиям, не примирив два главенствующих над ними города». Исократ тем самым косвенно указывает, что идея общеэллинского объединения, то есть идея панэллинизма принадлежит не ему, но он предлагает политическую схему решения этой проблемы.
Не вдаваясь в историю происхождение термина «панэллинизм», сделаю только одно предположение, что на его формирование в исследовательской среде нового или новейшего времени могли повлиять сами словоформы в названии речей Исократа «Панегирик» и «Панафинейская». Важно отметить, что жанрового литературного определения «панегирик» в синонимическом значении «похвальное слово», «похвала» (жанр, получивший особое хождение в средневековой литературе) до произведения Исократа не существовало. Исследовательница И.Ковалева пишет: «Слово “панегирик” в современном Исократу языке ещё не имело развившегося впоследствии значения “хвалебная речь”, но обозначало речь, произносимую на общегреческом празднестве, например, на Олимпийских, Истмийских или Пифийских играх».
Недостаток кругозора в данной теме не позволяет сейчас утверждать что-либо категорически, однако обращение к корневой этимологии слова «панегирик» позволят усомниться, что словом «панегирик» при Исократе и даже до него именовали именно речь на подобных общегреческих собраниях.
В упоминавшемся «Словаре иностранных слов» мы находим схожее определение:
«ПАНЕГИРИК — — 1) у древних греков и римлян — патриотическая речь, в которой восхвалялись подвиги предков, доблесть народа и т.д.; позднее — похвальное слово оратора в честь кого-либо, чего-либо; 2) восторженная и неумеренная похвала».
Обращение к Греческо-русскому словарю позволяет заглянуть в проблему несколько глубже. Первоначальное обращение к слову «панегирик» дает вроде бы ту же картину:
«pan»gurij — праздновать всенародный праздник; отправляться на праздник: ™j pÒlin; говорить речь на торжественном народном собрании, особенно похвальную речь.
panhgurikÒj, 3. праздничный, торжественный; lÒgos торжественная, похвальная речь, произнесенная во время какого-либо народного праздника». Обращение же к составляющим слова «панегирик» — к приставке «pan», обозначающей некую всеобщность (как в термине «панэллинизм»), и к корневой части «gurikÒj», которая восходит к существительному «gàroj», что означает «круг», приближает нас к внутреннему содержанию слова. Ввиду этого внутреннее, первоначально образное звучание слова «панегирик» обращает нас к некоему «все-кругу», «пан-кругу», большому кругу.
Известно, что у славянских народов «кругом», «радой» или «коло» называли и называют большие и не очень большие собрания равных. Конечно, для того чтобы что-либо утверждать определеннее, необходимо в дополнительных изысканиях выяснить, было ли в греческих традициях называть свои собрания кругом, или это простое совпадение в словарной статье, описание одного из значений слова «панегирик» с «торжественным народным собранием».
Впрочем, известно, что у средиземноморских народов, как яфетических, так и семитических, в обычаях были особые экстатические танцы религиозного содержания — праздничные круговые пляски, называемые иногда в этнографической литературе «одноножными», когда участники танца, опираясь на плечи друг друга, под ярко выраженную ритмическую музыку скачут по кругу, лишь через два-три шага одновременно меняя опорную ногу. Так, предположительно, было во время элевсинских торжеств. Да, впрочем, эти обычаи сохраняются и теперь, например, в знаменитых новогреческих «сиртаки» или в «зикре» у современных шиитов и ваххабитов.
Таким образом, «круг» у греков мог быть синонимом просто веселья, торжества, связанных с праздничными танцами. Но есть и другая филологическая ассоциация, которую в качестве рабочей гипотезы можно допустить только потому, что мы знаем, какое значение слову-логосу придавал сам Исократ. Круговые «одноножные» пляски издревле применялись и в военном искусстве для поднятия собственного боевого духа, и для заклинания языческого божка Пана или Фавна с целью посеять ПАНику, ПАНический, то есть всеобщий ужас в рядах противника. Круговые скачущие пляски символизировали собой игрища козлоногих фавнов и также совершались перед очистительными жертвоприношениями козлов, что-то вроде ветхозаветных козлов отпущения (Лев. 9, 3), откуда, собственно, пошли песни жертвенных козлов — козлиные песни, оды — траг-одии, то есть трагедии.
Не исключено, что Исократ, как убежденный эллинский язычник, к тому же, видимо, из числа посвященных в элевсинские таинства, придавал своей главной речи «Панегирик» не только прямое логическое и психологическое, но и скрытое духовно-заклинательное значение, чтобы заронить в сердца персидской властной верхушки зерна будущей паники перед лицом объединяющейся Греции. Не случайно же примерно в то самое время Пророк Даниил в толковании деталей сна персидского царя говорил: А козел косматый — царь Греции, а большой рог, который между глазами, это — первый ее царь (Дан. 8, 21). Если это так, а Исократ, думаю, вполне сознавал, что и его «Панегирик», и «Филиппа» обязательно будут читать при дворе персидского царя, то данные тексты нам можно рассматривать не только как произведения высокого стиля, вдохновляющие греков и македонцев на войну, но и как сознательно созданное оружие информационно-психологической войны — как высокопрофессиональные средства спецпропаганды (есть такая военная специальность) для разложения морального духа противника.
Искренняя религиозная приверженность Исократа эллинским культам и его посвященность в эзотерические мистерии следуют не только из многочисленной мифологической фактуры его речей, но и из фигур умолчания, свойственных именно для посвященных, на которые указывали его современники. Так например, его политический соперник, но не противник, а также сторонник афинской промакедонской партии племянник Платона — Спевзипп в своем письме к Царю Филиппу Македонскому писал по поводу тех мест речи Исократа «Филипп», где он говорит о происхождении династии Македонских Царей от Геракла:
«2. Исократ ведь не показал благодеяний, сделанных Элладе тобой и твоими предками; он не развеял клевету некоторых, направленную против тебя; в посланных тебе речах он не щадит и Платона. Однако ему не следовало бы прежде всего забывать о близости, существующей между тобой и нашим государством, но разъяснить ее и для твоих потомков: ведь Геракл, в то время как издревле существовал у нас закон, что чужестранец не может быть посвящен в мистерии, пожелав быть посвященным, стал приемным сыном Пилия. 3. А если дело обстоит так, Исократ имел возможность обращаться к тебе как к гражданину, ибо ваш род восходит к Гераклу. А после этого поведать о благодеяниях Элладе, оказанных ей твоим предком Александром, а также и другими (предками). Он же скрыл их как какие-то тайные и повлекшие за собой бедствия дела».
Здесь явно идет речь о неких сохраняемых при храмах преданиях гераклического цикла тайного характера, не имевших в силу этого широкого хождения, но в которые были посвящены и Спевзипп, и Исократ, на что косвенно и указывает Спевзипп. Это, конечно, допущение, но более тщательная профессиональная религиоведческая экспертиза текстов Исократа могла бы рассмотреть это предположение.
Таким образом, пока не будем исключать ни возможность религиозно-мистических корней понятия «панегирик» в контексте речи Исократа, ни значения «круга» как определения некоего большого, всенародного, и даже всеэллинского собрания, «собора».
Вот что хотелось бы предварительно сказать об идее панэллинизма в публицистике Исократа.
Панэллинизм — идеология кризиса
В.Г.Борухович и Э.Д.Фролов справедливо характеризуют состояние Греции во время жизни нашего персонажа как предельно кризисное:
«В историю античной Греции IV век вошел как век кризиса. Полисный строй классического периода не выдержал испытания временем и к середине IV века столкнулся с такими трудностями, порожденными объективным ходом исторического развития, с которыми он уже не был в состоянии справиться. Развитие и специализация ремесла, рост крупной морской торговли, расширение сферы деятельности торгово-ростовщического капитала и, особенно после Пелопоннесской войны, усиленная концентрация собственности и одновременно разорение массы свободных производителей — все это не только привело к подрыву полисных принципов экономической автаркии и автономии, но и нарушило стабильность социальной структуры каждого отдельного полиса, усилило разложение гражданского коллектива и обострило отношения между бедными и богатыми гражданами, что было особенно опасно ввиду непрерывной угрозы возмущения рабов. Полисная система оказалась несостоятельной перед лицом этих острых проблем. Ни зыбкое единство демократических полисов в рамках Афинского морского союза, ни тем более откровенно империалистская гегемония олигархической Спарты после Пелопоннесской войны не разрешили ставившейся экономическим и политическим развитием задачи преодоления полисного партикуляризма; с другой стороны, каждое государство в отдельности демонстрировало свою неспособность справиться с внутренним разложением, преодолеть противоречия, раздиравшие граждан, создать столь необходимое для существования полиса гражданское единство и согласие. Смута охватила все города Эллады; обескровленные непрекращающейся борьбой за гегемонию, раздираемые внутренними противоречиями, полисные государства быстро клонились к упадку. Помимо всего остального, это нашло свое отражение и в том, что место гражданского ополчения, ранее выступавшего на поле боя для защиты родины, занимает наемная армия с наемными командирами — свидетельство глубокой деградации гражданского патриотического духа».
Сама по себе интеллектуально насыщенная жизнь Афин, конечно, не могла не реагировать идейно на эти обстоятельства политического бытия: «Развившись прежде всего в сфере социально-экономической и политической, кризис нашел необходимое отражение и в идеологии. Стихийно растущая аполитичность, бесплодные мечтания о возврате к золотому веку Кроноса, в особенности популярные среди народных масс, индивидуалистические и космополитические настроения все более охватывали верхушку общества, жажда переворота и полного передела имущества у одних и тоска по сильной власти, которая обеспечила бы надлежащий порядок, у других, были проявлением той всеобщей неудовлетворенности, которая под влиянием успехов спекулятивной философии (в лице софистов и Сократа) вызвала к жизни критический пересмотр всех доктрин, порожденных прежде полисной жизнью. IV век — век политической теории и публицистики по преимуществу. Именно в это время достигли своего наиболее полного развития и получили наиболее яркое литературное воплощение новые политические доктрины, родившиеся в борьбе с традиционными — демократической и олигархической; усилиями главным образом сторонников второй из них родилась принципиально несовместимая с полисной системой монархическая доктрина. В ряду политических писателей, выдвинувшихся в это время, выдающееся место принадлежит Исократу — оратору, развившему особый жанр письменного красноречия, ритору, пытавшемуся превратить занятие красноречием в орудие нравственного и политического воспитания, писателю, с чьим именем в нашем сознании и связывается по преимуществу представление о политической публицистике IV века».
Уже в довольно ранней речи «Похвала Елене», представляющей собой скорее отвлеченное риторическое упражнение, составленное, видимо, для учеников риторической школы, которую организовал Исократ, а не собственно политическое произведение, он в заключение трактата пишет об объединительных мотивах у эллинов в пору Троянской войны:
«67. Мы опустили гораздо больше, чем сказали. Ведь помимо искусств, наук и прочих полезных вещей, происхождение которых можно связать с Еленой и с Троянской войной, мы справедливо можем считать причиной, что мы не оказались рабами варваров. Легко обнаружить, что именно благодаря Елене эллины смогли придти к согласию и предприняли совместный поход на варваров. Тогда-то впервые Европа водрузила трофей в честь победы над Азией. 68. И благодаря этому мы достигли великой перемены: в прежние времена варвары, потерпевшие какую-нибудь неудачу у себя в стране, брались управлять эллинскими городами. Так Данай, бежав из Египта, захватил Аргос; сидонец Кадм воцарился в Фивах, карийцы заселяли острова, а сын Тантала Пелоп завладел всем Пелопоннесом. После же Троянской войны наш народ настолько усилился, что мы отобрали у варваров и большие города и много земли». Как отмечает в комментарии к этому месту К.М.Колобова: «Единство эллинов ради победы над варварами — излюбленная мысль Исократа».
Характерно, что в то время, когда Исократ составил эту похвалу, в греческой литературе было принято порицать Елену как главную виновницу кровопролитной десятилетней войны, принесшей неисчислимые бедствия двум народам — Эллинскому и Троянскому. И хотя уже Горгий — учитель Исократа — до этого составлял речь «Похвала Елене», этот экспериментально-эстетический трактат был совершенно лишен политического содержания. И уж конечно, Горгий не мог бы себе позволить говорить о пользе Троянской войны. У Исократа в его «Похвале Елене» этот прием прямого вызова устоявшемуся общественному мнению, потрясающий у читателя привычное представление о порядке вещей и шкале ценностей, в дальнейшем становится одним из важнейших средств политической публицистики как таковой. Так Исократ с малого, с ученических упражнений начинает торить дорогу для аргументации идеи объединения всех эллинов против персов.
Саму же методологию своей публицистики Исократ впервые излагает в трактате «Против софистов» (XV, 187). Исследователи отмечают: «Попытка Исократа сблизить риторику с философией, искусство красноречия с политической наукой стояла в прямой связи с требованиями дня, отражала реальное сближение красноречия с политикой, столь характерное для общественной жизни Греции… Причудливое, эклектическое, хотя и достаточно гибкое сочетание элементов риторики и софистики — вот суть той новой науки, представителем которой провозглашал себя Исократ, …чье призвание составляла именно «срединная наука», которая должна была впитать в себя элементы риторики и политики, то есть публицистика».
В конце первого десятилетия после открытия своей риторической школы Исократ создает принципиально новое произведение, в котором излагает свою политическую программу общеэллинского единства. Это знаменитый «Панегирик», который был опубликован к Олимпийским играм 380 года.
«С этого времени и до самой смерти в 338 году политика становится главной темой его эпидейктических речей… “Панегирик” — первое собственно политическое и вместе с тем наиболее совершенное литературное творение Исократа. Автор, по его собственному признанию, долго работал над этим произведением, стремясь наиболее полно развить и обосновать идею, которая с этих пор становится главной в его политической публицистике, — идею объединения эллинов для совместного завоевательного похода против персов. Идея эта сама по себе не была новой; ее развивали и другие (сравните указание самого автора в начале речи § 3 слл.), в частности Горгий в своей “Олимпийской речи”, а затем и Лисий в аналогичном выступлении (с той лишь разницей, что у него врагом, против которого должны были выступить объединившиеся греки, объявлялся не персидский царь, а сицилийский тиран Дионисий Старший). Однако лишь у Исократа эта идея получила полное и всестороннее развитие, выросла в целую доктрину, которой оратор подчинил все остальное свое творчество. Непосредственным толчком к созданию “Панегирика” явилась та политическая обстановка, которая сложилась в Греции к середине 80-х годов IV века. Кратковременная гегемония Спарты после Пелопоннесской войны сменилась новой междоусобицей, которая ослабила греческие полисы и сделала возможным унизительный Анталкидов мир (386 год), приведший к временному установлению контроля персов над греческими делами. С другой стороны, все явственнее выступали симптомы социального кризиса, на что содержатся недвусмысленные указания в “Панегирике” (см. § 115 слл., 167 слл.). Тревогой Исократа за судьбы своего отечества было продиктовано создание этого сочинения, но тревогой не абстрактной, а отражающей опасения именно состоятельной части граждан полиса».
«Панегирик» имеет следующую сложную структуру:
«I. 1. Вступление (1—14): общая формулировка темы и изложение эстетических принципов оратора.
II. Эпидиктическая часть (15—128): 1. Переход к ней: уточнение темы; единство эллинов невозможно без примирения Афин и Спарты; Спарта должна признать гегемонию Афин (15—20). 2. Собственно эпидиктическая часть: аргументация права Афин на гегемонию (21—100): (1) древность и благородство происхождения (21—25); (2) заслуги перед Элладой (26—27) а) Афинам обязаны другие государства: в области культуры, — земледелием и религиозными таинствами (28—33), жизненным пространством (34—37), законами, государством и прочими благами цивилизации (38—50); б) в области военной (51—53) — в мифической древности (54—65), в войнах с варварами (66—70), в Греко-персидских войнах (71—99).
III. Совещательная часть (115—186): 1. Переход к ней: бедствия современности (115—121) и упреки спартанцам (122—128). 2. Собственно совещательная часть: аргументация необходимости войны с Персией (126—128): (1) это выгоднее, чем воевать между собой (132—137), (2) могущество персов мнимо (138—159), (3) сейчас — удобный момент для нападения (160—166), (4) это единственная гарантия прочного мира внутри Эллады (167—174), (5) необходимо освободить понтийские города из-под власти персов (175—180), (6) резюме (181—186).
IV. Заключение (187—189)».
«Исократ … подвергает суровой критике Спарту за предательство ею общегреческих интересов, но критика эта носит побочный характер; она не исключает для Исократа принципиальной возможности двойного руководства, одновременной гегемонии Афин и Спарты (см. в особенности §§ 15—18, §129 слл.). С другой стороны, из выдвижения на первый план Афин отнюдь не следует, что целью Исократа было просто подвести идеологическую базу под афинскую архэ и таким образом способствовать возрождению Афинского морского союза. Цель “Панегирика” заключалась в том, чтобы призвать эллинов к единству под руководством Афин, — не потому, что Исократ был воодушевлен теми же идеями, что и афинские политики, работавшие над воссозданием Афинской державы, а потому, что в тот момент он видел в Афинах единственно возможного кандидата на роль объединителя Эллады; и не ради великодержавного афинского владычества в Греции, а ради общеэллинского похода на Восток. Э.Бухнер, автор новейшего специального исследования о “Панегирике” Исократа, тщательно проанализировав текст речи, убедительно доказал различное содержание политических терминов “архэ” и “гегемония”, используемых здесь Исократом. Не выступая в поддержку архэ, Исократ выступает здесь с идеей гегемонии Афин, то есть такого первенства, которое основано не на принуждении, а на добровольном подчинении».
Как справедливо отмечает В.И.Исаева: «Рост влияния политического красноречия в государственной системе не мог пройти бесследно для риторики. Сложившаяся ситуация определила трактовку Исократом искусства красноречия как практического варианта знания, которое до этой поры было монополизировано философией. Оратор подчеркивает, что проникновение в тайны слова (logoj), умение составить правильную речь — одно из условий занятия философией, но чаще всего риторика прямо идентифицируется у него с философией (Isocr. Antid., 50, 81, 185). Такое понимание логоса, использование его в политической деятельности раздвигает границы возможностей риторики, обучение которой становится связующим звеном между теоретическими знаниями и их практическим воплощением. Исократ сознавал, что большие потенциальные возможности, заложенные в красноречии, могут быть обращены как во благо, так и во зло, природа слова такова, что “одно и то же можно изложить разными способами: великое представить незначительным, а малое возвеличить, старое представить новым, а о недавних событиях рассказать так, что они покажутся древними” (Isocr. Paneg. Пер. К.М.Колобовой). Конечный результат зависел, по его мнению, от личности оратора и поведения слушателей, степени адекватности их реакции, которая, в свою очередь, определялась уровнем политического сознания».
Если до Исократа идея панэллинского единства и высказывалась неоднократно, и многие регулярные и исключительные мероприятия, политические прецеденты свидетельствовали о существовании у греков этой тенденции, заслуга Исократа заключается в том, что он формулировочно, идейно оформил эту тенденцию, подвел её политический итог и, самое главное, указал цель этого объединения: освобождение для греков жизненного пространства, завоеванного Персидской державой.
С начала в 390 году до Р.Х. работы над «Панегириком» идея панэллинизма пронизывает все творчество Исократа. Мы собрали здесь лишь фрагментарные, но вместе с тем вполне убедительные подтверждения этого тезиса из текстов самого Исократа и суждений его исследователей и переходим к следующей идее — монархической.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему