Во времена регентства фаворитом Елены являлся князь Телепнев-Оболенский, после ее смерти он быстро потерял свои привилегии. Враги, которых правительница умела сдерживать, теперь жаждали мести. Партия Елены развалилась и над ее развалинами подымали голову Шуйские. Будучи связаны с престолом узами родства, они не удовлетворились бы временным господством – им нужно было сделать все для того, чтобы укрепить свой род на княжеском престоле. Как Василий и Иоанн, они происходили от Александра Невского, притом род свой они вели от старшей линии, между тем как царствующая династия была младшей ветвью. Легко понять, как далеко простирались их честолюбивые замыслы. В каких-нибудь восемь дней после смерти Елены они расправились с бывшим фаворитом, он, как и многие другие, исчез в подземных темницах. В его лице Иоанн лишился своего опекуна и, как следствие, своей кормилицы Аграфены, так как она была сестрой Оболенского и должна была разделить участь брата. Оболенский умер в заключении от недостатка в пище и тяжести оков, сестру его сослали в Каргополь и постригли. В их лице Иоанн Васильевич лишился двух самых дорогих и близких ему людей.
Василий Васильевич Шуйский и его двоюродный брат Андрей, только что освободившийся из заключения, столкнулись с другим претендентом. Из открывшихся темниц вышли целые батальоны соискателей власти. Между ними был и князь Иван Бельский, который не намерен был уступать кому-нибудь свои притязания. В противовес Рюриковичам он опирался на своего предка Гедимина. Отец Бельского Федор был женат на племяннице Ивана III, княжне рязанской. Спасаясь от преследований Елены, его брат Семен бежал на чужбину. В Польше, в Крыму, даже в Константинополе он искал там не столько убежища, сколько политического союза с целью вернуть свои наследственные владения – Бельск и Рязань, насильственно присоединенные к Московской державе.
Делу младших Рюриковичей, таким образом, угрожала опасность в борьбе, которая с 1538 по 1543 годы сделала Москву местом насилий и кровопролития. Только антагонизм между соперничавшими родами Шуйских и Бельских и их жестокое взаимоистребление спасли самого Иоанна и сохранили в целости его владения. Однако ему в детстве пришлось пережить ужасные испытания, наложившие свой отпечаток на его характер. Опьяненные торжеством победы Шуйские забывали всякую меру. Они расхищали сокровища великого князя, разыгрывая роль полновластных хозяев. После смерти Василия Васильевича во главе Шуйских встал Иоанн. Он вообще забывал об уважении к государю. Иоанн в письме к Курбскому так говорит о впечатлениях своего детства: «По смерти матери нашей, Елены, остались мы с братом Георгием круглыми сиротами; подданные наши хотение свое улучшили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали враждовать друг с другом. И сколько зла они наделали! Сколько бояр и воевод, доброхотов отца нашего, умертвили! Дворы, села и имения дядей наших взяли себе и водворились в них! Казну матери нашей перенесли в большую казну, причем неистово ногами пихали ее вещи и спицами кололи; иное и себе подобрали: а сделал это дед твой – Михайла Тучков». Описав поведение князей Шуйских относительно дьяка Мишурина, князя Ивана Бельского, двоих митрополитов, Иоанн продолжает: «Нас с братом Георгием начали воспитывать как иностранцев или как нищих. Какой нужды ни натерпелись мы в одежде и в пище: ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами так, как следует поступать с детьми. Одно припомню: бывало мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положив. Что сказать о казне родительской? Все расхитили лукавым умыслом, будто детям боярским на жалованье, а между тем все себе взяли; и детей боярских жаловали не за дело, верстали не по достоинству; из казны отца нашего и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных и написали на них имена своих родителей, как будто бы это было наследственное добро; а всем людям ведомо: при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая, зеленая, на куницах, да и те ветхи: так если б у них было отцовское богатство, то, чем посуду ковать, лучше б шубу переменить. Потом на города и села наскочили и без милости пограбили жителей, а какие напасти от них были соседям, исчислить нельзя; подчиненных всех сделали себе рабами, а рабов своих сделали вельможами; думали, что правят и строят, а вместо того везде были только неправды и нестроения, мзду безмерную отовсюду брали, все говорили и делали по мзде».
По словам Курбского, Иоанна воспитывали великие и гордые бояре на свою и на детей своих беду, стараясь друг перед другом угождать ему во всяком наслаждении и сладострастии. Когда он начал приходить в возраст, был лет двенадцати, то стал прежде всего проливать кровь бессловесных животных, бросая их на землю с высоких теремов, а пестуны позволяли ему это и даже хвалили, уча отрока на свою беду.
Другими словами, в то время, как государство изнывало под невыносимым гнетом боярской тирании, будущий государь получал печальный урок от окружающих его. Благодаря деяниям бояр, дух насилия в разных формах овладевал воображением и чувствами юноши, проникал а его плоть и кровь. В атмосфере борьбы за власть созревал будущий деспот – мстительный, чрезвычайно нервный, вспыльчивый и жестокий. Ему не только не мешали предаваться жестоким и кровавым забавам, но еще даже поощряли.
При таком положении вещей было безумием со стороны Шуйских или Бельских надеяться надолго сохранить власть при юном государе. Иоанн уже был в том возрасте, когда мог вполне сознательно относиться к своему положению. Он видел вокруг себя людей, которые осмеливались постоянно оскорблять его, расхищали его сокровища и ссорились из-за них между собой. Но во время разных официальных церемоний, устраивавшихся по случаю придворных торжеств или приема иностранных послов, те же самые люди рабски пресмыкались перед ним, падая ниц перед его троном.
Прежде, когда Иоанн был еще очень мал, то бояре считали ненужным обращать на него большое внимание: князь Иван Шуйский в его присутствии клал ногу на постель его отца, Тучков пихал ногами вещи его матери, забывая, что ребенок такие явления помнит намного лучше, чем взрослый; в это время многое делалось и не так, как хотел ребенок – его плохо одевали и плохо кормили. Но когда ребенок подрос, окружающие переменили свое обращение с ним, они стали готовить в нем будущего милостивца к себе, перестали видеть в нем ребенка, которого еще нужно воспитывать, и начали смотреть на него как на великого князя, которому следует угождать. Воронцов счел для себя выгодным приобрести расположение тринадцатилетнего государя, и это расположение Шуйские и их товарищи сочли для себя опасным. Сами Шуйские обходились теперь не так, как прежде их старшие – с их ведома пестуны Иоанновы позволяли себе те поблажки, о которых говорил Курбский. Новое положение Иоанна в тринадцатилетнем возрасте видно уже из того, что при описании свержения князя Бельского и митрополита Иоасафа в 1542 году сказано только, что он очень сильно испугался, при описании же происшествия с Воронцовым говорится, что Иоанн ходатайствовал у Шуйских за своего любимца. Поступок Шуйских с Вороцовым был последним боярским самовольством. Неизвестно, возможно, вследствие чьих-либо внушений и ободрений или вследствие каких-либо приготовлений, но тринадцатилетний Иоанн осмелился выступить против Андрея Шуйского. Молодой великий князь должен был начать свою деятельность и он начал ее нападением на первого вельможу в государстве. Это нападение было таким, каким обычно действовали бояре в период своего всевластия. 29 декабря 1543 года Иоанн велел схватить первосоветника князя Андрея Шуйского и отдать его псарям. Псари убили его, волоча к тюрьмам, советников Шуйского – князя Федора Шуйского, князя Юрия Темкина, Фому Головина и других разослали. Нападение было удачное, враги застигнуты врасплох и напуганы, с тех пор, как говорит летопись, «начали бояре от государя страх иметь и послушание». Все поняли, что на Руси произошла перемена. Если не изменилось правление, то изменился государь.
Бояре продолжали по-своему вершить государственные дела, но они уже не смели противоречить государю, который раньше Людовика XIV мог сказать: «Государство – это я». Теперь он скакал по улицам, избивал народ, насиловал попадавшихся на пути женщин. Эти дикие поступки вызывали аплодисменты со стороны людей, окружавших его, они хвалили Иоанна и говорили: «О! Храбр будет этот царь и мужественен!».
Федор Воронцов был вызван из ссылки и занял место в свите Иоанна, но милости государя обращались на менее знатных и даровитых слуг, которые были и послушнее, и легче подчинялись всем его капризам. Среди аристократии Иоанн со страхом угадывал новых Шуйских и отдавал предпочтение псарям. В мае 1546 года, когда царь охотился близ Коломны, ему внезапно преградил путь вооруженный отряд. Это были новгородские пищальники, явившиеся к нему с жалобой на наместника. Не понимая ничего в этих делах, Иоанн велел прогнать новгородцев. Произошла свалка, раздалось несколько выстрелов. Юный государь остался невредим, но очень перепугался. Он вообразил, что это заговор и приказал произвести расследование. Простой дьяк Василий Захаров, желая попасть в царские любимцы, обратил на себя внимание тем, что примешал к делу Воронцова с его родственниками, которые и без того уже были в подозрении и даже в немилости. Ученик сразу превзошел своих воспитателей. Грозный вступил на сцену. Началась непрекращавшаяся все время правления Грозного работа палача на плахе. Федор Воронцов и один из его двоюродных братьев, а также князь Кубенский сложили головы на плахе. Другие соучастники мнимого заговора подверглись ссылке.
Захаров, быть может, не был единственным виновником этой расправы. Среди приближенных Иоанна, в кругу самых близких ему людей, фигурировал человек, чье имя связывалось с самым блестящим периодом нового царствования, его влиянию приписывали сокращение казней, ряд благородных попыток и славных дел Иоанна. Как и Захаров, Алексей Адашев был низкого происхождения. С 1543 года, он принадлежал к числу царских слуг, был «постельником».
В конце того же 1546 года Иоанн собирался более решительным способом укрепить свою независимость. 17 декабря по Москве разнеслось известие, что великий князь решил вступить в брак с одной из русских девиц.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему