Единственная книга, вышедшая на русском языке, открывается диалогом «Лихорадка II», который Ульрих фон Гуттен закончил к февралю 1520 года. Как утверждает комментатор издания М.Н.Цетлин, «в нем Гуттен развивает сатирическую линию вышедшего в феврале 1519 года диалога, также носившего название “Лихорадка”… Но если в произведении 1519 года звучала лишь злая сатира на праздную и пышную жизнь католического духовенства, то диалог “Лихорадка II” проникнут реформационными идеями, предвосхищавшими некоторые положения Лютера».
Гуттен трепетно относился к памяти Императора Римской Империи Германской нации Максимилиана I, который расширил владения Империи, благосклонно относился к поэтическому творчеству и политическим взглядам Гуттена, но в «Лихорадке II» поэт вспоминает своего Августейшего Покровителя в довольно критическом контексте: «Гуттен: …Убирайся к попам, к развратникам, к пьяницам, к Фуггерам, к купцам, к лекарю, а если хочешь — начни с писцов Максимилиана. Лихорадка: Это те, что Бог знает, как нажились при Его Дворе и теперь предаются пьянству и всевозможным утехам, чванясь своим богатством?» Ко времени написания диалога «Лихорадка II» Император Максимилиан I уже умер. Имперский Престол занял его внук — испанский король Карл I с 1516 года, избранный Рейхстагом как Германский Император Карл V. С ним Ульрих фон Гуттен связывал большие политические и духовные надежды на возвышение Империи.
«Гуттен: В твоем совете нуждаются Германские Государи, чтобы поправить дела Империи, обратив те неисчислимые сокровища, что прикарманивают праздные попишки, частью на военные нужды, частью на поддержку ученых. Лихорадка: Хочешь, чтобы Карл это сделал? Гуттен: Если он сможет обойтись без лихорадки — хочу. Лихорадка: А я думала, ты меня к Карлу пошлешь. Гуттен: Нет, не пошлю и сам, вместо тебя, подам ему этот совет. Лихорадка: Тогда попы станут призывать на тебя лихорадку… Гуттен: Карл расправится с ними прежде, чем они узнают, что это я подсказал ему такое решение. Лихорадка: Тебя, я вижу, ждет столько бед, что лихорадка уже ни к чему. Гуттен: Ну, там поглядим, может быть, я сам охотно пойду навстречу беде, лишь бы Император согласился... Лихорадка: ...перебить попов? Гуттен: Отнюдь! Пусть он заставит их расстаться с бездельем, покоем, праздностью, невоздержанностью, ленью — самыми скверными в жизни пристрастиями, и быть воистину священниками, пекущимися о духовном и презирающими мирское; пусть, далее, внушит им, что нажива и благочестие — не одно и то же, пусть обуздает их страсть к роскоши и положит конец позорным нравам и привычкам. Лихорадка: Но кто одобрит и поддержит такие действия? Гуттен: Тот, кто сказал: Священники Твои облекутся правдою (Пс. 131, 9), написав о них в другом месте: Ибо нет в устах их истины: сердце их — пагуба (Пс. 5, 10). А еще один великий муж восклицал: Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! (Иез. 34, 2)». Здесь подразумевается и продолжение цитаты из Библии: не стадо ли должны пасти пастыри! (Иез. 34, 2) Конечно, тут слова Писания относятся в первую очередь к епископам и священникам, но как пастырская, возможно, здесь подразумевается также Императорская власть, которая существует не для себя самой, не для титула, а для отеческой опеки над жизнью подданных.
Лихорадка старается уточнить у Гуттена, к чему он хочет призвать нового Императора, на что рыцарь отвечает: «Я призову его очистить пшеницу Господню и заново возделать виноградник, о котором сказано было устами Пророка: Множество пастухов испортили Мой виноградник, истоптали ногами участок Мой (Иер. 12, 10). Затем я докажу, что только так он и должен поступить, если желает видеть Германию, вкушающей мир, и намерен воспрепятствовать — негодяям почитаться людьми честными и порядочными. Ибо недостойно доброго Императора терпеливо смиряться с тем, что, к ущербу всего государства, никчемные людишки наслаждаются полной праздностью, и не просто наслаждаются, но еще и во всем без исключения главенствуют. Ты сама видишь, как надменно и нагло властвуют эти господа, которые, невзирая на крайнюю испорченность, отличающую большую их часть, именуют себя Церковью и, словно некие избранники Божии, toÝj kl»rouj, меж тем как нет никого, чья жизнь была бы столь же противна и чужда Христу Но благодаря этим титулам они вознеслись непомерно и ныне подчинили своей тирании даже великих Государей, а христианский люд покорен им до такой степени, что самого последнего из духовных величает господином».
Уже в данном подходе к нашей теме мы видим сугубо богословский, духовный подход идеолога обновления Империи к проблеме освобождения от католической узурпации государственной власти. То есть желаемые действия нового Императора Гуттен рассматривает не как политические шаги сугубо мирского владыки, но одухотворенные Священным Писанием очистительные действия подлинного духовного вождя Империи, подобно Царю Давиду — помазаннику Божию, облеченному от Самого Бога законной государственной властью для наведения порядка и насаждения справедливости. Сам подход к этой мысли тесно связан с отрицанием Императорской Власти как некоего отвлеченного символа, властного фетиша.
Конечно, материалистической или тем более — атеистической трактовкой миссии Императора тут и не пахнет. Но может быть это случайность, литературный приём с использованием библейской образности? Ведь Гуттен в том же диалоге, по другим, правда, поводам, ссылается и на небиблейских, нехристианских авторов — на Гомера, Пифагора, Сенеку, Плавта, Овидия, Аристотеля, Менандра, Плутарха…
Поможем написать любую работу на аналогичную тему