Предварительные выводы

Конечно, данный доклад не может претендовать и не претендует на полноту раскрытия темы Империи и Императорской власти в публицистике Ульриха фон Гуттена. Даже ознакомление только с произведениями, переведенными на русский язык, позволяет сделать предварительный вывод, что Имперская идея была одной из ключевых, если не главнейшей из позитивных идей поэта-рыцаря. Она, безусловно, содержит ряд аспектов государственного, национального, политического и сословного характера, которые необходимо рассматривать в более широком историческом и современном Гуттену контексте. Вместе с тем уже сейчас можно отметить, что сам Ульрих фон Гуттен в решении своих творческих задач не ставил проблемы формулирования идеи Империи как явления в каких-то философских или политических дефинициях, хотя жанр духовно-политического трактата не был совершенно чужд его творчеству. Об этом свидетельствуют и фрагменты из некоторых его посланий и открытых писем, и, особенно, — «Указание на всегдашний образ действия Римских епископов или пап по отношению к Германским Императорам», которое в жанровом отношении полностью отвечает системным признакам трактата. Да и в самом начале творческого пути — в 1511 году Ульрих фон Гуттен опубликовал трактат об Искусстве версификации

Но в направлении приближения идеи Империи к широкой публике безусловной творческой заслугой Ульриха фон Гуттена является то, что с помощью широкого арсенала публицистических, исторических и богословских средств он магнетически сосредоточил как внимание своих современников, так и внимание многих поколений последователей на идеях христианской Империи, идеях общегерманского единства, идеях духовной свободы от плена папской узурпации государственной власти.

Конечно, влияние произведений и аргументации именно Ульриха фон Гуттена на протестантские богословские доктрины критики папского Рима требует более детальных, специализированных изысканий, и все же даже исследователи советского времени такие, как М.М.Смирин и В.М.Володарский, указывали на то, что в направлении этой критики Ульрих фон Гуттен в чем-то опередил даже «профессионального» богослова Мартина Лютера, а мы можем предварительно предположить, что и повлиял на ход лютеровской мысли. На самый общий взгляд, бытующие по сию пору аргументы протестантской доктрины критики католицизма обнаруживают общность с богословской аргументацией Ульриха фон Гуттена.

Но все же в исторической памяти немецкого народа Ульрих фон Гуттен сохранился в большей степени не как церковный протестантский писатель, а именно как политический публицист — певец общегерманского Имперского единства. Именно поэтому со времен немецких романтиков и до создания Второй Германской Империи во второй половине XIX столетия личность Ульриха фон Гуттена и его идеалы вдохновляли немецкое национальное самосознание в его центростремительных тенденциях. Вновь общественно-политический интерес к Ульриху фон Гуттену резко возрос после Первой Мировой войны и революционного краха Германской Империи.

Как отмечает В.М.Володарский: «Фашистской историографией Гуттен был объявлен одним из прафюреров, творчество которого якобы явилось воплощением общих интересов “всех немцев” в борьбе за величие Германской Империи».

Подтверждает это и В.И.Гончарова: «Публикации произведений Гуттена и исследования его творчества буквально затопили Германию после Первой Мировой войны, когда националистические настроения требовали компенсации примерами великого прошлого. Если судить по количеству публикаций, то и во времена Третьего Рейха официальное отношение к Гуттену было весьма благосклонно. В фашистской Германии Гуттена представляли как апологета истинно германского духа и пропагандиста широкой экспансии, понимаемой как экспансия в любом направлении. Здесь сразу следует оговориться, что великие писатели и философы прошлого не несут ответственности за интерпретацию их учений и взглядов потомками. Достаточно напомнить судьбу учения Макиавелли, которое было оторвано исследователями от реальной исторической обстановки Италии начала XVI века и превратилось в “макиавеллизм”, имеющий мало общего с системой взглядов самого Макиавелли. Подобной же интерпретации, не учитывающей реалии второго десятилетия XVI века, подверглись и высказывания Гуттена».

Но история живет фактами, конечно, не допуская анахронизма, и не возлагая вины за фашизм и нацизм на писателя позднего средневековья, нельзя забывать и такой факт, что одна из пехотных дивизий 12-й армии фельдмаршала Венка, усиленная приданными ей 45 орудиями самоходных артиллерийских установок (САУ), носила имя рыцаря Ульриха фон Гуттена (Ulrich von Hutten) и держала оборону Берлина 24—25 апреля 1945 года. Великодушие наследников, в чьих жилах течет кровь победителей 1945 года, конечно, могло бы допустить нам забвение этого печального факта, но гротесковая современность неожиданно преподносит и такие свидетельства: «Ясную Поляну (в Калиниградской области. — Л.Б.), некогда бывшую родовым имением фашистского генерал-фельдмаршала Фридриха фон Паулюса, приезжие немцы тихой сапой превратили в маленькую Германию. Переименовали улицы на немецкий лад, сменили вывески магазинов и даже поставили памятник погибшим танкистам Вермахта. Вот дорожный указатель, на котором белым по синему написано “Ulrich von Hutten-Str.”… “Улица названа в честь немецкого церковного реформатора Ульриха фон Хуттена”, — объясняет добровольный гид Игорь Штайн из обрусевших немцев, переселившихся из Казахстана».

Так что окончательные выводы относительно значения Имперских идей замечательного немецкого публициста Ульриха фон Гуттена пока делать рано, поэтому мы ограничились предварительными. Идея мировой нехристианской Империи, подобно идее мирового господства как такового, не ушли в прошлое с падением Третьего Рейха. Сейчас эстафетную палочку нацистов с претензией на мировую гегемонию подхватили Северо-Американские Соединенные Штаты, которые идеи унификации, стандартизации, паспортизации буквально всего на американский образец и тотального финансового контроля надо всем человечеством, напоминающего какой-то финансовый нацизм, успешно двигают на мировую арену.

Приближается к завершающей стадии и тайный 70-летний план политического, военного, экономического и культурного реванша японского империализма во всемирном масштабе. Этот план, тщательно проработанный и составленный в 1945-1947 годах советниками старого Императора, вынужденного уйти в отставку, неукоснительно выполняется японскими промышленниками, учеными и политиками. Странное упрямство японских государственных деятелей в нежелании подписать мирные договоры с Китаем, Россией и Кореей, их стремление сохранять с этими странами только условия перемирия 1945 года, их упрямство в Курильском и Сахалинском вопросе хорошо объясняются в свете этой тайной доктрины, опирающейся на идею расового превосходства не только над европейской расой, но и над соседними корейцами, китайцами, вьетнамцами и т.д. Кстати, семидесятилетний срок этого реваншистского плана его создателями объяснялся просто: к этому времени умрут все деятельные участники поражения 1945 года, и некому будет воспрепятствовать изнутри Японии для открытого политического выступления в духе довоенного японского империализма.

В очереди претендентов на мировое господство может оказаться активно модернизирующийся Китай со своим полуторамиллиардным собственным населением и более чем стамиллионным мировым рассеянием китайцев. Идеи перманентной мировой революции незабвенных Льва Троцкого, Мао Цзе-Дуна и Эрнесто Гевары в арсенале этой «мировой» империи.

Поэтому аргументы фон Гуттена в его критике бездуховного империализма в свете таких разнообразных перспектив могут неожиданно актуализироваться. И проблема изучения его творческого наследия представляет интерес не только латинистам, историкам литературы, европейского христианства, культуры, но и политологам-практикам антиглобалистского или традиционалистского лагеря, для которых христианские духовно-нравственные ценности сохраняют свою непреходящую привлекательность.

И ещё пару слов хотел сказать об идейной связи между первым европейским публицистом афинянином Исократом (436—338 г. до Р. Х.) и немецким публицистом начала XVI века Ульрихом фон Гуттеном. Эразм Роттердамский во вступлении к своему знаменитому «Похвальному слову глупости» упоминает афинского ритора Исократа, тем самым воздавая дань родоначальнику жанра похвалы, речь которого «Панегирик» стал именем нарицательным для литературы такого рода. Ульрих фон Гуттен был близок к эллинисту Эразму Роттердамскому, сам неплохо владел греческим языком и, видимо, читал Исократа. По крайней мере, Гуттен знал о существовании Исократа и о его идеях общегреческого единства под эгидой какого-нибудь из наследственных Царей из династии Гераклидов. Сам Гуттен отстаивал похожую идею общегерманского единства под эгидой Императора, но, как мы отметили выше, не столько ради политических выгод, но ради воплощения идеала универсального христианского государства. Антиварварские идеалы Исократа нашли воплощение сначала в кратковременной Империи Царя Александра Македонского через несколько лет после смерти Исократа, и потом — в многовековой Римской Империи Августа через века после кончины афинского мыслителя.

Нечто похожее произошло и с антиварварским имперским политическим идеалом Ульриха фон Гуттена: Император Карл V, на которого первоначально возлагал столько надежд поэт-рыцарь и который уже после смерти Ульриха фон Гуттена неожиданно принял идеи укрепления имперского единства, все же этих надежд не оправдал и даже в конце жизни отрекся от Императорского Престола, разделив своё наследие между братом и сыном. Но через три с половиной столетия гуттеновская идея единой Германской Империи все же осуществилась при прусской гегемонии.

Это свидетельствует об особых провидческих качествах Исократа и Гуттена, об особой интуиции этих мыслителей, которая улавливала имперские тенденции развития общества на столетия вперед. Более того — они эти тенденции ощущали столь сильно, что считали — их осуществление произойдет ещё при их жизни. И это обостренное чувство грядущего приносило им только страдания и горечь. Но мы должны понимать, что не радужная платоновская утопия Томаса Мора (гуттеновского современника) дает представление о будущем: футурология всегда имеет вкус горечи. И серьезный политический аналитик, пытающийся постичь течение завтрашних времен и уловить потоки наступающих десятилетий, должен быть готов вкусить и горечь этого знания.