Уже первый роман одной из известнейших современных немецких писательниц “Расколотое небо”(1963) обозначил Кристу Вольф как писательницу яркого социального диапазона, склонную к созданию остро драматического сюжета. Это драматическое видение жизни обрело в последующем крупном произведении писательницы “Размышление о Кристе Т.”(1968) дополнительную трагическую окраску личностного и социального значения, что не преминула заметить и немецкая критика . В “Размышлении...” К.Вольф обнаружила мастерство художественного поиска, тонкого проникновения в глубины человеческой личности и блестящее владение самыми сложными средствами современного прозаического искусства. Она обновила немецкую традицию интеллектуального романа, поставив в центр его женщину. Уже в первом романе писательница использовала форму воспоминаний главной героини, позволившую автору соединить цепь впечатлений, ощущений, чувств героини с их анализом, осмыслением. В “Размышлении...” и “Образах детства”(1976) эта форма слияния психологического рисунка с интеллектуально-аналитической линией повествования разработана по-разному и нашла продолжение в других произведениях, в том числе в самой трагической повести писательницы “Кассандра”. Повесть привлекла внимание немецкого и русского литературоведения , и тем не менее ряд проблем, в том числе проблема трагического, требуют более глубокого осмысления. Эта повесть на новом уровне развивает и обобщает уже сказанное немецкой литературой о войне. Вместе с тем это произведение являет собой некую художественную вершину, к которой было устремлено восхождение писательницы, в нем нашли продолжение многие, намеченные ранее, концепции, образы, мотивы. Социально-политическая, равно как и художественная, мысль К.Вольф получает в повести зрелую завершенность. В центре этой повести, как и во многих предшествующих произведениях (в таких, как “Размышление...”, “Образы...”, повесть “Нет места. Нигде”), – интеллектуальная женщина. В отличие от прежних произведений процесс интеллектуального формирования Кассандры показан более подробно и последовательно. Заданная фрагментарность повествования, естественная для человеческого сознания в подобном состоянии припоминания, оказывается внешней формой, организованной изнутри единым, хронологически упорядоченным центром, а сами фрагменты регламентированы этапами жизни Кассандры и троянской войны, хотя имеются многочисленные логически и психически оправданные нарушения хронологической последовательности повествования.
Интеллектуальное ядро образа Кассандры парадоксально: она пророчица и способна предвидеть будущее (предсказание гибели Трои, увиденная взором неминуемая гибель сестры Поликсены, жреца Пантоя и т.д.) и в то же время очень медленно освобождается от множества социальных иллюзий. Эта важнейшая линия в повести автобиографична, как и многие социальные, психологические открытия писательницы. Перед самым объединением Германии К.Вольф в беседе с Терезой Хёрник говорила о том, как медленно она и люди ее поколения преодолевали социальные и политические иллюзии . Вспоминая о своей участи жрицы, Кассандра прямо говорит о своем незнании жизни: ”Я ничего не видела, поглощенная требованиями своего дара провидения, я была слепа” . Познание жизни для Кассандры – это познание самой себя (сквозная тема в повести, совсем в духе “Эдип-царя” Софокла) и общественного закона несоответствия видимого и сущностного, парадного и истинного на примере жизни Трои (ложь, окружившая Париса и не прибывшую в Трою Елену, тайна предательства провидца Калхаса, обман, заложенный в тайных переговорах Ахилла и Гектора и др.). Тема лжи, обмана, таящегося в социальном ядре войны, – одна из ведущих в мировой литературе ХХ в. – начиная с романа А.Барбюса “Огонь”, произведений потерянных (Р.Олдингтон , “Смерть героя”; Э.М.Ремарк, “На западном фронте без перемен”) и в послевоенной литературе (например, роман Д.Нолля “Приключения Вернера Хольта”). К.Вольф в повести аналитически выявляет через восприятие Кассандры типичный политический механизм обмана народа, его политического и психического порабощения через идею врага и благодаря развязанной войне.
Усиление в обществе как будто случайных людей “царской партии” Эвмела – процесс закономерный (как понимает много позже с помощью Анхиза – отца Энея – Кассандра). Люди Эвмела “духовно вооружают” троянцев. “Духовное оружие состояло из поношения врага (о враге речь шла еще до того, как хотя бы один-единственный грек взошел на корабль!)” . Социально-политический механизм подавления народа, апробированный в свое время в Германии и других странах, К.Вольф талантливо воссоздает на примере древней Трои. Вживаясь в легендарный материал, писательница осовременивает прошлое, не просто акцентируя сходные с ХХ в. явления, но и примысливая их к истории легендарной Трои. В трагической судьбе погибшей Трои антивоенные писатели (например Р.Олдингтон) всегда видели явление, близкое ХХ в. К.Вольф сделала эту параллель процессуально зримой. Впервые в немецкой литературе в центр антивоенного произведения был поставлен столь художественно яркий и концептуально значимый образ женщины. Мифологический стержень образа Кассандры и повести в целом позволил К.Вольф создать необычайно емкий по содержательности вариант трагедии, восходящий по цельности и глубине диалектической мысли к древнегреческим шедеврам (кстати, древнегреческие трагики впервые увидели в судьбе женщины трагическое начало и изображали неоднократно женщину в центре трагического действия: “Антигона”, “Электра” Софокла, “Электра”, “Андромаха”, “Гекуба” и другие трагедии Еврипида. Еврипид одним из первых в “Гекубе”, “Троянках” изобразил трагическую судьбу женщины на фоне военной катастрофы). Немецкая эстетика и художественная практика всегда тяготели к осмыслению греческой художественной культуры (Виланд, Лессинг, Гегель, Гете, Шеллинг и другие писатели и художники). К греческой трагедии был устремлен взгляд Гауптмана. Мифологический стержень “Кассандры” вбирает опыт как древней трагедии, так и немецкой художественной культуры.
Трагические судьба и гибель Кассандры являют доминанту трагического повествования. В воссоздании образов прошлого во всем блеске раскрылся живописный и пластический дар К.Вольф. Образы “Размышления...”, “Образов детства” были правдивы, интересны, но бледны. Фигуры же повестей “Нет места. Нигде” и “Кассандра” полнокровны в своей пластически живописной плоти.
Размах психологического рисунка в образе Кассандры восхищает художественным совершенством, диалектическим противоборством и единством, которое сама Кассандра осознает как сложное сплетение красного и черного, жизни и смерти, во всей неоднозначности их проявлений. Внутренняя чистота Кассандры, устремленность к идеалу и истине, нравственная высота напоминают о Рите Зайдель, Кристе Т., Гюндерроде. Действительность, в которой приходится жить Кассандре, намного сложнее жизни, окружавшей предшествовавших героинь. Психический строй образа Кассандры индивидуален и обобщенно-типичен одновременно. Страх за близких в условиях надвигающейся и разразившейся войны, стремление спасти то брата Троила, то сестру Поликсену, острая боль и острая сопричастность трагическим событиям, тихая, нежная любовь к Энею, ненависть к жестокости врага Ахилла и множество других нюансов ее психического состояния типичны для молодой женщины в подобной ситуации всех времен. Обычно удачное соотношение, хорошо узнаваемого и неожиданно нового делает образ и произведение в целом необычайно интересным, притягательным. Повесть в целом и образ Кассандры построены на тонком сплетении этого узнаваемо-повторимого и необычного. Необычное в повесть и образ Кассандры привносится мифологическим материалом, а для знатоков и любителей античности много удивительно свежего, оригинального содержится в трактовке и домысливании известных древнегреческих мифов.
Необычна сила характера, активная стойкость Кассандры, пытающейся вмешаться в дела мужчин, предотвратить войну (заявив, что война погубит Трою) и остановить бойню (требование Кассендры пообещать грекам богатства и все, что они хотят). Важнейший нюанс в психологии Кассандры – ее нравственная высота (это вообще основная черта главных образов К.Вольф). Повороты в ее судьбе, в том числе остро драматические, и ведущий трагический, связаны с нравственной темой, стержневой в повести, от которой зависит расстановка образов, сюжетостроение, акценты в композиционной структуре и повествовании. Нравственная тема задает эмоционально-оценочный тон в произведениях К.Вольф. И всегда это уровень бескомпромиссной нравственности, поднятой на высоту, недосягаемую для среднего человека. Уровень нравственности делает героинь “Размышления...”, “Кассандры” и героев повести “Нет места. Нигде” незаурядными, возвышающимися над своим временем. Кассандра незаурядна (постоянно подчеркивает эту мысль в повествовании К.Вольф) не своим провидческим даром, а своей нравственной бескомпромиссностью (Кассандра, преграждающая путь Парису, вознамерившемуся с троянцами уничтожить пленных греков после зверского жертвенного приношения Ахиллом сыновей Приама на похоронах Патрокла). Высший драматический момент нравственного противостояния Кассандры – ее несогласие с решением царя Приама принести в жертву войне свою дочь Поликсену, использовав ее как приманку при уничтожении Ахилла. Высшая трагическая точка нравственного “абсолютизма” Кассандры – отказ от спасения, предложенного Энеем. Мотив осознанности волевого поступка чрезвычайно важен в создании трагического образа Кассандры, он способствует возвышению героини. Подобный прием возвышения трагического образа до уровня трагически-героического неоднократно встречается в древнегреческой трагедии (Прометей Эсхила, Антигона Софокла).
Борьба необходимости и свободы, присущая образу трагического героя, по мнению Ф.Шеллинга, не менее органична для образа Кассандры. Лейтмотивы свободы, выбора, сомнения, страха, свойственные не только экзистенциалистской, но и антивоенной литературе в целом, значительны и в повести К.Вольф. Тема страха появляется в начале произведения (как и другие лейтмотивы) и становится лейтмотивом повести. Страх перед предстоящей гибелью, с которым борются ум и воля Кассандры, страх за Трою, за близких: ”Теперь мне понадобится то, чему я училась всю жизнь: побеждать свои чувства разумом. Прежде любовь, теперь страх. Он охватил меня, когда колесница, влекомая в гору усталыми лошадьми, остановилась у темных стен. Перед последними воротами” . Тема страха в повести имеет ярко выраженный личностный характер, что смягчает, очеловечивает образ Кассандры, приближает ее к читателю (художественный прием приближения трагического героя к зрителю через изображение его чисто человеческой слабости широко использовался всеми древнегреческими трагиками). Лейтмотив сомнения и страха значителен в “Кассандре” и в его социально-политическом аспекте. Страх Кассандры перед происходящими в Трое изменениями, основой которых является нравственное падение царского дома (оно пришло намного раньше военного поражения). Этот мотив тотального разрушающего действия войны очень типичен для антивоенной немецкой литературы 50-х гг. (ярко выражен, например, в романе Г.В.Рихтера “Не убий”).
В основе нравственного падения троянцев – неуважение к человеку (унизительные обыски, которым подвергают люди Эвмела даже царских детей, насилие над личностью Гектора (вопреки его возможностям Эвмел делает из него “первого героя”), насилие над Поликсеной, Кассандрой (страшное заключение Кассандры в “могиле героев”, насильное супружество Кассандры с Еврипидом). “Из-за Эвмела я стала сомневаться в отце. В сомнениях таился страх” .
Страх господствует в обществе. Из страха, по мнению Кассандры, был послан “второй корабль”, страх заставляет брата Кассандры Троила и дочь провидца Калхаса Брисеиду скрывать свою любовь, страхом наполнены сновидения Кассандры, Поликсены, Гектора. Лейтмотив сна-предварения, символического сна, занимает особое место в повести, помогает углубить мифологический план образа Кассандры (Кассандра – толковательница снов, Кассандра – провидица), рельефнее вычертить сюжет и основу об-разной системы повести и в то же время очеловечить древние легендарные образы (например, слезы Гектора после сна, в котором он видит себя растерзанным львом).
Примечательно, что на протяжении почти всей жизни Кассандра испытывает страх не за себя, а за близких. В этом еще одно проявление ее нравственной высоты. Антитеза гуманистического пафоса, воплощенного в образе Кассандры (и других образах), – образ Ахилла. Этот образ издревле был символом героического военного величия. Это величие сохраняется в “Пентесилее” Г.Клейста. К.Вольф переосмысливает классический образ в духе антивоенного пафоса мировых произведений ХХ в., продолжая художественную традицию Шекспира, его трагедии “Троил и Крессида”, в которой подчеркнуто животное начало в образе Ахилла (переосмысление величественных гомеровских образов начато Еврипидом: трусость Одиссея в трагедии “Троянки”). К.Вольф дегероизирует образ Ахилла, акцентируя скотское начало во всех его действиях. Ахилл в повести предстает не просто убийцей, мародером, но своего рода маньяком, в убийствах которого и на поле брани присутствует стремление к сексуальному наслаждению (убийство Троила, Пенфесилеи).
Ахилл – воплощение тупой физической силы, поэтому ведущая портретная деталь к образу – “неуклюжая, коротколапая, волосатая рука” . Изображая военные действия, К.Вольф акцентирует внимание на фигуре Ахилла, достигая ярчайшей пластичности в изображении так называемых военных сцен, которые являются со стороны Ахилла сексуально-грубым преследованием более слабого, порой безоружного (сцены убийства Троила, Пенфезилеи). Для Ахилла-скота не существует моральных, социальных или правовых табу. Убийство лежащего, убийство в храме бога Аполлона, готовность продать план греческого лагеря ради удовлетворения похоти. Примечательно, что в центре “Кассандры” – три поединка Ахилла (как в центре “Илиады” Гомера было три поединка Гектора). Каждый из “поединков” Ахилла (убийство Троила, Пенфезилеи, Гектора) рождает все больший ужас у окружающих, ужас от постыдного и бесправного скотства. К.Вольф отбрасывает самую мысль об очеловечивании и смягчении образа Ахилла: он однозначно безобразен и лишен каких-либо интеллектуально-духовных примет.
Образ Ахилла – символ скотского и низменного ужаса любой войны, нравственной деградации человека в этой войне. Художественная идея дегероизации войны особой силы достигает в различных гуманистических произведениях литературы ХХ в., развивается прямая полемика с весьма традиционным понятием героя и военного подвига. Уже в “Матушке Кураж” Б.Брехта в связи с образом Эйлифа ставится знак равенства между воинским подвигом и тягчайшим уголовным преступлением. Опасность превращения любого героя в человека с маниакальной потребностью в убийстве показал К.Воннегут в пьесе “С днем рождения, Ванда Джун”.
К.Вольф продолжила антивоенный протест, создав ярчайший в немецкой литературе образ антигероя. Образ антигероя получил значительное развитие в послевоенной литературе ФРГ в творчестве Х.Хартунга (“Жестяной барабан”, 1959), Г.Кюппера “Симплициссимус-45”, 1963) и других писателей.
Образ Ахилла содержит классические приметы трагического образа в цикле древнегреческих мифов о троянской войне и в “Илиаде” Гомера. К.Вольф намеренно лишает этот образ трагиче-ского содержания, хотя и упоминает о смерти Ахилла. В повести этот образ предельно отчужден от читателя, ужас, окружающий его, тотален. На его основе вырастает отталкивающе-безобразный образ, полностью подчиняющийся в своем эстетическом строе категории безобразного. Образ Агамемнона, переосмысленный К.Вольф, также лишен величия. Иначе как “ничтожеством” не называет Агамемнона Кассандра. В его убийстве К.Вольф видит (не оправдывая Клитемнестру) справедливое возмездие за допущенное жертвоприношение дочери Ифигении.
Интересно, что в изображении греков и троянцев в повести есть объективность, противоположная гомеровской. Гомер воспевает доблесть тех и других. К.Вольф художественно и убедительно вырисовывает взаимозависимость греков и троянцев, их равную сопричастность к гибели Трои. И дело не в похищении Елены и драгоценностей, а в устремлении троянцев к войне, в их готовности принять условия войны, навязанные греками, в их нравственной неспособности противостоять злу и насилию. Тема войны – важнейший трагический аспект повести. В сюжете равнозначны события личной жизни Кассандры и военной жизни. Эмоциональная сила изображаемых сцен связана не только с яркостью, пластичностью изображаемого действия, но и с нравственно-эмоциональным присутствием Кассандры, с ее субъективным восприятием и оценкой происходящего (в вариантах прямого участия, наблюдения, через пророческое внутреннее видение происходящего без непосредственного присутствия). Отсюда и особенное звучание темы памяти, развивающее женскую тему в повести: “У меня память на страх, память на чувства” . В силу расставленных в повести акцентов трагическое звучание темы войны связано не только с сюжетной цепью трагических смертей троянцев, но и с темой трагической ошибки (вины) троянцев, не сумевших сохранить уровень нравственности, возвышавший их прежде над греками. Мотив трагической ошибки (вины) целого народа зазвучал во многих немецких антивоенных произведениях о второй мировой войне. К.Вольф придала этому мотиву более широкое звучание, подчеркнув в нем момент извечного и типичного, выстроила мотив предупреждения в повести: “Когда начинается война, мы сразу узнаем об этом, но когда начинается подготовка войны? Если только здесь есть правила, надо рассказать о них вам, передать другим... Что будет там написано? Прежде всех остальных слова: “Не дайте своим обмануть вас” .
Мифологию древних греков отличает от других древних ми-фологий помимо прочего ее социальная насыщенность. К.Вольф развивает, трансформирует, наполняет современным содержанием социальную мысль троянского цикла мифов. Сложное соединение мифологического и социального планов в образе Кассандры – одно из достижений К.Вольф, в котором восхождение образа к легендарной традиции и его социально-психологическая расшифровка заставляют вспомнить о традиции немецкой литературы прошлых веков. Думается, что ключ к пониманию художественного богатства и своеобразия образа Кассандры в немалой степени связан с клейстовской традицией. Клейст – художник, образ которого тонко “прочитала” К.Вольф в повести “Нет места. Нигде”. Душа, чувства, вступившие в разлад с разумом, и все это вместе в разладе с действительностью, которая не отвечает идеальным устремлениям художника. Сознание и дух, обгоняющие время, личность, вступающая в трагический конфликт с эпохой. Г.Клейст в свое время воплотил неистовство подобного разлада в “Пентесилее”, заявив затем: “Пентесилея –это я”. Смысл трагедии личности клейстовской Пентесилеи заключался в конфликте двух жизненных устремлений “быть и долженствовать”. Пентесилея захотела быть самой собой, пойти за естественным чувством, но ее подкараулили обстоятельства, вросшие в ее собственный характер и мышление. Борьба “я” с обстоятельствами вовне и обстоятельствами, захватившими личность изнутри, – вот один из важнейших компонентов внутреннего мира писателя Клейста, образа Клейста в трактовке К.Вольф и образа Кассандры. Трагически-безысходная борьба Кассандры за Трою и за себя включает и это столкновение свободы и необходимости. Кассандра рвется с юности к свободе и независимости, но свобода оказывается часто иллюзорной. Она стремится к жреческому сану, оттесняя сестру Поликсену, и обнаруживает, что в этом случае и в ее пути к Энею была уже заложена воля ее матери Гекубы. Кассандра осознает собственную социальную зависимость: “И сегодня не понимаю, как могла я не заметить, что была пленницей. Я работала, как работают узники, по принуждению” . Не менее важны мысли об усилении несвободы с приближением войны и во время нее (Кассандра видит уничижающую зависимость царя Приама, Гектора, Гекубы от сына ничтожного писца и рабыни Эвмела, зависимость и подавленность всех людей Трои). В древнегреческой трагедии прозрение этой социальной зависимости блестяще выразил Еврипид в “Агамемноне”: царь Агамемнон, любивший дочь Ифигению, не может противостоять стадной потребности войска в жертвоприношении девушки. Исключительность Кассандры – в мужественной борьбе за высвобождение от этого гнусного давления, грозящего погубить ее нравственное “я”. В повести Эней и Анхиз становятся олицетворением социальной свободы, нравственным центром, в противовес диктаторски-безнравственному давлению, утверждаемому Эвмелом. Путь Кассандры от Приама к Анхизу, от Трои к пещерам – путь к социальной свободе. Вершиной же торжества свободного “я” Кассандры становится отказ от Энея, ибо Кассандра предвидит героическое будущее Энея, а героя она не может любить: “Может быть, он и без меня поймет, что я ценою жизни отказалась быть рабою роли, которая во всем противоречит мне” .
Думается, что именно постижение Клейста, Гюндерроде, их романтического абсолютизма и неистового напряжения всех чувств помогло К.Вольф увидеть и воссоздать в Кассандре напор чувств и страстей в их предельном выражении. Неоднократно сила сострадания к ближнему лишала Кассандру чувств (например, в сцене посещения Ахиллом храма бога Аполлона, когда он видел Поликсену, и др.). Ее провидение также порождено состраданием к близким и является крайней степенью боли за ближнего и за Трою. Описание внутреннего состояния Кассандры в ее провидческой агонии передает прежде всего неистовое внутреннее напряжение: “Ледяной холод. Полное отчуждение от самой себя, от всех. И наконец, ужасающая мука, когда голос прокладывает себе дорогу из меня. Он усиливается... принуждает мое тело дергаться, швыряет его, сводит меня с ума” . Примечательно, что главную трагическую героиню, которая мыслится К.Вольф во многом недосягаемой в своей нравственной и общечеловеческой высоте, писательница не стремится изобразить эстетически привлекательной. Ее окружает не радостная любовь людей, как Поликсену, а непонимание и ужас. В сценах пророческого и послепророческого состояния Кассандра внешне ужасна: “Я выла, я металась в своей грязи, царапала лицо... Как зверь набрасывалась на пищу. Грязные волосы на голове моей свалялись” .
В повести образ Кассандры – самый значительный среди других трагических фигур (Приам, Гектор, Гекуба, Поликсена, Троил, Брисеида, Парис, Пенфесилея, Эсак). Но каждый из трагических образов награжден в тот или иной момент неэстетичной портретной деталью или их совокупностью (искаженная безумием внешность Поликсены, перекошенное лицо Париса, обезображенная горем и старостью внешность Приама, Гекубы и т.д.). Это говорит о том, что К.Вольф, как, впрочем, и многие ее литературные предшественники (древние греки, Г.Клейст и др.), понимает трагическое как слияние возвышенного с ужасным. В повести лейтмотив предстоящей смерти Кассандры вызывает в читателе чувство ужаса; он основан на фразах-напоминаниях: “Теперь жена убивает Агамемнона. Сейчас, сейчас моя очередь” . Потому эстетически более совершенными остаются образы, вышедшие за рамки трагического, – это Эней и его отец Анхиз. Более того, они окружены особой привлекательной эмоциональной аурой. Анхиз – единственный, кто выделяется в повести не только свободой поведения и речи, но и легкой игрой ума, изяществом мысли, шутке. Появление Энея снимает внутреннее напряжение Кассандры, пробуждает в ней непривычное для нее чувство внут-ренней гармонии: “Так было всегда, когда мы дышали одним воздухом, и оболочка, какой было мое тело, снова наполнялась жизнью. Я снова увидела солнце, месяц и звезды, серебряное сверканье олив на ветру...”.
Особенность повести, ее образной системы – в создании целой галереи ярких трагических фигур во главе с образом Кассандры. Хотя многогранно раскрыт в повести лишь образ Кассандры, но и остальные обладают достаточной выразительной цельностью и также имеют трагическое ядро – совершенную трагическую ошибку (вину – в трактовке Гегеля). Ошибка Приама, Париса – в чрезмерном тщеславии, Гекубы, Гектора – в недостаточном сопротивлении Эвмелу, Поликсены – в чрезмерном высокомерии и легкомыслии. Это фигуры активные, но их воля, желания “избрали” ошибочное направление. Трагическими жертвами обстоятельств, “без вины виноватыми” стали Троил и Брисеида. Тень ужасной судьбы отразилась в их портретной характеристике (ужасно лицо Троила, удушенного Ахиллом, ужасно лицо Брисеиды, отданной в руки Ахилла-скота). Эсак (брат Кассандры, рожденный от царя Приама и простой женщины Арисбы) – единственный трагический образ в повести, не несущий в себе заряда ужаса, ибо гибель его связана не с войной, а с трагедией любви. Обособленно в галерее трагических персонажей стоит образ Пенфезилеи с ее мрачной, неистовой ненавистью к мужчинам, с устремленностью к смерти. Тема одиночества, обособленности трагического героя, столь характерная уже для трагического искусства древних греков, в повести в той или иной мере сопровождает каждый трагический образ. Отчужденность Пенфезилеи от окружающих людей приобретает особенно резкий характер.
Лейтмотив одиночества Кассандры мифологичен и социально детерминирован. В духе мифа одиночество ее обусловлено провидческим даром, вызывающим боязливое отчуждение окружающих, их нежелание слышать жестокую правду. Но в большей мере в повести разработан психологически-социальный аспект отчуждения героини. При этом тщательно обыгрывается мотив царского происхождения Кассандры (подобный мотив был чрез- вычайно значителен в древнегреческой трагедии. В трагедиях Еврипида он обрел социально-психологическое звучание). Отчуждение Кассандры родилось вместе с ней: ”К пустоте вокруг себя я притерпелась с детства” . Позднее Кассандра сама в силу гордыни стремится создать дистанцию между собой и окружающими: “Я избегала, как и долго потом, соприкосновения с людьми. Стремилась быть неприступной и преуспела в этом” . Известный немецкий мотив Innerlichkeit (внутренней жизни) развивает тему одиночества. Погруженность во внутренний мир мешает Кассандре наблюдать окружение: “Вечное шушуканье, болтовня, шепот братьев и сестер – все это скользило мимо меня” . Развитие социально-психологического мотива отчуждения связано с постижением Кассандрой правды о Трое и войне, в результате которого появляется вместо слова “мы” (то есть семья Приама) “они” (во внутреннем монологе Кассандры, в диалоге с Арисбой). Это “они” означает отчужденность от родных, не желающих видеть бездну, в которую они увлекают себя и Трою. Но позже “мы” в повествовании восстанавливается, ибо любовь Кассандры к родным усиливается по мере усиления их бед. Любовь разрушает отчуждение настолько, что Кассандра внутренним взором видит сцену гибели Гектора, заявляя: “Я была Гектором” , ибо ее душа в этот момент омертвела так же, как тело ее брата. Особое значение в повести приобретает аспект социально-психологического отчуждения, связанный с линией царская семья – народ. Особенность художественного видения К.Вольф – диалектика эстетической мысли. Она всегда стремится максимально приблизиться к воссозданию явления в его диалектической неоднозначности, в сближении граней. Поэтому постоянно акцентируется противостояние царского дворца народу и их взаимосвязанность. Первоначально отчуждение Кассандры от простых людей: “Снова, за городскими стенами – близлежащий, нет, противолежащий мир, иной, чем каменный мир дворца и города. Он рос подобно растениям, разрастался буйно, пышно, повернувшись к нему, а значит, и ко мне, спиной” . Лишь много позже приходит понимание и даже дружба. Анхиз и Арисба – интеллектуальный центр народного мира, во многом способствующий формированию интеллекта Кассандры. Благодаря простым людям Кассандра не лишается рассудка и выживает в “могиле героев”. Благодаря друзьям из народа она находит недолгое счастливое осознание свободы в пещерах горы Иды. Сближение с народом помогает Кассандре сохранить свое “я”.
Концепция образа Кассандры очень близка концепции образа Кристы Т. в защите своего “я”. Именно эту форму самосохранения и самореализации пророчица называет счастьем: ”Счастье оставаться собой и этим быть полезной другим мне довелось знать” . С этим нравственным центром образа связана и мысль о трагической “ошибке” Кассандры. Были моменты, когда в ее самостийной сущности обнаруживались изъяны, во многом решающие для судьбы Трои. Она не могла часто перешагнуть через свою принадлежность к дворцу: “Невозможно, чтобы дочь царя и жрица свои сомнения в царском доме и вере несла к своей служанке и своей няньке” . Перед смертью Кассандра с горечью осознает свою ошибку: свое молчание перед народом, когда обнаружилась первая ложь (отсутствие Елены): ”Народу должна была я это сказать. Но я, прорицательница, принадлежала ко дворцу” . Эти примеры внутренней несвободы и есть те обстоятельства, вошедшие в душу Кассандры, и от которых она освободилась лишь перед самым падением Трои. Внутренняя несвобода порождает внутреннее отчуждение. Одиночество, захватившее Кассандру изнутри, – важнейший мотив трагической структуры образа. Внутреннее одиночество образа усилено крахом ее веры в богов (сквозной мотив повести): ”Куда бы я ни посмотрела, о чем бы я ни подумала – нет бога, нет приговора, только я одна” .
Одиночество Кассандры перед смертью тотально: она даже своих двойняшек, обреченных с нею на гибель, не хочет видеть. Одиночество трагического героя – классический мотив древнегреческих трагедий, его убедительно показывал и Г.Гауптман. Трагическое одиночество пророчицы перед смертью – это важный мотив трагического образа, но не менее важна и тема человеческой сопричастности в образе Кассандры, ибо ее жизнь являет пример самоотверженного сострадания людям, пример действенной человечности. Повесть К.Вольф вбирает классическую структуру трагического, обогащая эстетический опыт прошлого современной мыслью, развивая возможности классической формы.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему