Теперь мы учли многообразие видов объяснения, реально выполняемых в науке, но не утрачено ли при этом их единство? В самом деле, что же позволяет называть одним и тем же именем — "объяснение" — столь различные действия? Вопрос в высшей степени важный, можно сказать, главный. А ответ на него таков.
Непосредственно все эти действия выполняются благодаря экспланансу, одной частью которого являются положения о начальных условиях, а другую составляет научный закон (законы). И неважно, что в каком-то объяснении это причинно-следственный закон, а в другом — структурный, в третьем — функциональный, а в четвертом — субстратный, в пятом — структурно-функциональный, а в шестом — субстратно-структурный и т.д. и т.п.
Важно, что он всегда входит в число объясняющих положений и в конечном счете именно благодаря ему и происходит объяснение. В объяснениях единичных объектов закон принимает на себя основную объяснительную нагрузку, а в объяснениях законов — вообще всю.
Короче говоря, главный смысл объяснения состоит в подведении объясняемого объекта под какой-либо закон.
Эта идея (назовем ее "тезисом о законе") является самым ценным достижением всей той традиции в анализе объяснения, которую мы здесь рассматриваем.
Этот тезис был вполне четко сформулирован уже О.Контом: "Объяснение явлений... есть... установление связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими фактами". Термин "общий факт" О.Конт здесь употребляет как тождественный термину "научный закон".
Абстрактно говоря, на базе "тезиса о законе" могла возникнуть и даже, как кажется, не могла не возникнуть более широкая и более глубокая, чем "основная модель", концепция объяснения.
Однако вопреки всем хвалебным оценкам, которые представители эмпиризма (кроме Маха) давали объяснению, его месту и роли в научном исследовании, в их представлениях оно оказывается в высшей степени скромной познавательной процедурой — всего лишь одним из способов унификации, "спрессовывания" знания. Подводя объясняемый объект под некоторый закон, мы просто констатируем, что этот объект таков же, как и все другие объекты того же типа, как бы вливаем малую толику жидкости — знания о нем — в сосуд, в котором уже немало точно такой же жидкости.
Если еще учесть, что концепция объяснения разрабатывалась в основном на материале естественных наук, то покажутся вполне закономерным возникновение и вполне правдоподобным содержание той в известном смысле контрконцепции, которую обычно связывают с именем ВДильтея.
Базируясь на теории понимания, которую разработал Ф.Шлейермахер в рамках филологии, решительно выводя ее за эти рамки и придавая ей общеметодологический характер, В.Дильтей создал некий эскиз концепции понимания. В дальнейшем она дорабатывалась, детализировалась многими авторами.
Суть того, что в конечном счете получилось в одном из самых бескомпромиссных вариантов, можно кратко выразить так. Необходимо строго разделять науки о природе и "науки о духе" (имеются в виду гуманитарные науки: история, филология, искусствоведение и т.д.).
— Главная познавательная функция наук о природе — объяснение. Она состоит в подведении единичного объекта под общий закон (понятие, теорию), в результате чего полностью уничтожается вся неповторимая индивидуальность этого объекта.
- Основная познавательная функция "наук о духе" — понимание. Здесь, напротив, стремятся постичь смысл изучаемого объекта именно в этой его индивидуальности.
Отсюда естественно следует, что науки этих двух видов принципиально различны. Объяснение не дает и не может дать понимания объектов, и потому понимание достигается иными способами.
Конечно же, сторонники эмпиризма дали и постоянно продолжают давать для этого повод. Рассуждая об объяснении, они практически никогда не говорят о понимании, а если ненароком и употребят это слово, то исключительно на уровне обыденного языка, но никак не в качестве методологического термина, фиксирующего определенную функцию науки. Правда, это опять-таки кроме Э.Маха. Он специально говорил о проблеме понимания в связи с объяснением. И, как самый последовательный сторонник эмпиризма, говорил прямо, четко, как бы даже нарочито заостряя все то, в чем его и его коллег по эмпиризму упрекали сторонники "концепции понимания".
Иногда в описаниях, рассуждает он, мы разлагаем "более сложные факты на возможно меньшее число возможно более простых фактов. Это мы называем объяснением. Эти простейшие факты, к которым мы сводим более сложные, по существу своему остаются всегда непонятными...". "Обыкновенно обманываются, когда думают, что свели непонятное к понятному... Сводят непонятное, непривычное к другим непонятным вещам, но привычным". Так, до Ньютона в механике все движения объясняли через непосредственное действие — давление и удар. Ньютоновское тяготение — действие на расстоянии — обеспокоило всех своей непривычностью. Было предпринято немало попыток объяснить его, и "в настоящее время явление тяготения не беспокоит больше ни одного человека: оно стало привычно-непонятным фактом".
Поможем написать любую работу на аналогичную тему