Инициирование изменений, обновления, прогресса. Новое всегда есть отрицание старого, а поскольку как за новыми, так и за старыми идеями и формами организации всегда стоят определенные люди, постольку любое обновление невозможно без конфликтов;
артикуляция, четкая формулировка и выражение интересов, предание гласности реальных позиций сторон по тому или иному вопросу. Это позволяет яснее увидеть назревшую проблему и создает благоприятную почву для ее решения;
мобилизация внимания, интереса и ресурсов для решения проблем и, как следствие, экономия рабочего времени и средств организации. Очень часто назревшие вопросы, особенно те, которые касаются всей организации, не решаются до тех пор, пока не возникает конфликт, поскольку при бесконфликтном, «нормальном» функционировании из уважения к организационным нормам и традициям, а также из чувства вежливости руководители и сотрудники нередко обходят острые вопросы;
формирование у участников конфликта чувства сопричастности к принятому в его результате решению, что облегчает его реализацию;
стимулирование более продуманных и обоснованных действий для того, чтобы доказать свою правоту;
побуждение участников к взаимодействию и выработке новых, более эффективных решений, устраняющих саму проблему или ее значимость. Обычно это происходит тогда, когда стороны проявляют понимание интересов друг друга и осознают невыгодность углубления конфликта;
развитие у участников конфликта способности к сотрудничеству в будущем, когда конфликт будет урегулирован в результате взаимодействия обеих сторон. Приводящее к согласию честное соперничество повышает взаимное уважение и доверие, необходимые для дальнейшего сотрудничества;
разрядка психологической напряженности в отношениях между людьми, более четкое выяснение их интересов и позиций;
преодоление традиций группового мышления, конформизма, «синдрома покорности» и развитие свободомыслия, индивидуальности работника. В результате этого возрастает способность персонала к разработке оригинальных идей, нахождению оптимальных путей решения проблем организации;
вовлечение обычно пассивной части сотрудников в решение организационных проблем. Это способствует личностному развитию сотрудников и служит решению целей организации;
выявление неформальных групп, их лидеров и более мелких группировок, что может быть использовано руководителем для повышения эффективности управления;
выработка у участников конфликта умений и навыков относительно безболезненного решения возникающих в будущем проблем;
усиление групповой сплоченности в случае возникновения межгрупповых конфликтов. Как известно из социальной психологии, наиболее легкий способ сплочения группы и приглушения или даже преодоления внутреннего раздора — это нахождение общего врага, конкурента. Внешний конфликт способен погасить внутренние распри, причины которых со временем часто отпадают, утрачивают актуальность, остроту и забываются.
естабилизация организации, порождение хаотических и анархических процессов, снижение управляемости;
отвлечение персонала от реальных проблем и целей организации, смещение этих целей в сторону групповых эгоистических интересов и обеспечения победы над противником;
неудовлетворенность участников конфликта пребыванием в организации, рост фрустраций, депрессий, стрессов и т.п. и, как следствие, снижение производительности труда, увеличение текучести кадров;
нарастание эмоциональности и иррациональности, враждебности и агрессивности поведения, недоверия к руководству и окружающим;
ослабление возможностей общения и сотрудничества с оппонентами в будущем;
отвлечение участников конфликта от решения задач организации и бесплодная растрата их сил, энергии, ресурсов и времени на борьбу друг с другом.
В политической конфликтологии распространено представление о том, что
проблематика управления конфликтами в социуме тесно связана с характеристиками
политико-административного режима. Используемые государственными структурами и
негосударственными политическими акторами подходы к конфликтам, складывающиеся в
этой сфере политические практики, в свою очередь, дают основания более ясно судить о
его сущности. Конфликты, в которых накал страстей достигает порой высоких градусов,
позволяют выявить и описать те черты политико-административных отношений, которые
в других ситуациях камуфлируются, порой и сознательно. Поэтому нам представляется
целесообразным взглянуть на проблему институализации политических конфликтов с
этой позиции, затронув ряд вопросов: каковы особенности институализации, как она
1 Кольба Алексей Иванович – доцент кафедры государственной политики и государственного
управления Кубанского государственного университета, кандидат политических наук, доцент. Эл. почта:
[email protected]«вписана» в существующий политико-административный режим и в какой степени
определяет его функционирование?
Рассмотрим вначале сущностные отличия в регулировании политических
конфликтов, связанные с «режимными» составляющими (не следует забывать, что также
играют свою роль и национальные традиции, менталитет, политическая культура и т.д.).
А.Г. Большаков, ряд тезисов которого мы используем в данной работе, излагая в тоже
время и свое видение затронутых проблем, отмечает: «Плюралистические режимы
предполагают, как правило, наличие процедур и специалистов по управлению
политическими конфликтами, готовность к компромиссу большинства социальных групп
и слоев общества. В частности, свою эффективность в управлении конфликтами
демонстрирует политика взаимных уступок и договоренностей между правящими и
оппозиционными элитами, механизмы социального партнерства, судебные и досудебные
процедуры урегулирования споров и т.п.» . Стратегии управления конфликтами
логически связаны с основными характеристик режима: идеологического и культурного
плюрализма, конкурентности политической жизни, уважения к правам и свободам
граждан. Они институализируются таким образом, чтобы не угрожать свободе
общественных отношений, но обеспечивать ее. Граждане, структуры гражданского
общества позиционируются в качестве важных субъектов политического процесса. Самой
политической системой постулируется ценность конфликта как права на выражение
мнения, позиции, проблемы. Прямое вмешательство государства в протекание
конфликтов возможно в тех случаях, когда они угрожают насилием, дестабилизацией
общественной системы. В целом, институализация конфликтов обеспечивает гибкость и
устойчивость политико-административного режима.
В авторитарных режимах «конфликты в политической сфере, как правило,
подавляются, «отменяются» или протекают в латентных формах. В таких режимах также
наличествуют институты, процедуры и механизмы для канализации конфликтов, но они
носят формальный и декларативный характер» . Это, однако, не означает
бесконфликтности. Элитные группировки продолжают вести борьбу за ресурсы, но уже
вне публичного пространства. Одной из черт режима обычно является персонификация
власти, закрепление ее за конкретным человеком или небольшой группой
«единомышленников». Лидеры регулируют внутриэлитные конфликты «вручную»,
стремясь поддерживать баланс интересов. Широкие слои общества лишаются ярко
выраженной политической субъектности, и сами элитные слои рассматривают их в
качестве объектов воздействия. Реализовать свои интересы граждане могут в той мере, в какой это не противоречит «государственной необходимости» и не таит угрозы
устойчивости властной конструкции.
Снижение социальной напряженности в этих условиях возможно на основе
применения весьма разнообразных инструментов: от прямых репрессий (к примеру, в
отношении наиболее опасных оппозиционных лидеров) до ведения активной социальной
политики (периодическая «раздача пряников», «затопление деньгами» потенциальных
«горячих точек»). Напряженность также может направляться вовне – на борьбу с
реальными или мнимыми противниками. При благоприятной экономической
конъюнктуре стабильности такого режима мало что угрожает, разве что излишне
неосмотрительное поведение на международной арене. В период возникновения
экономических трудностей привычнее способы регулирования противоречий перестают
работать, в первую очередь из-за недостатка ресурсов и усиливающихся внутриэлитных
разногласий в процессе их распределения. Это и обнажает слабости авторитаризма,
связанные с деградацией политических институтов, имитационного характера их
деятельности. Как образно выразилась Ю. Латынина, воду в дуршлаге носить можно, если
в него вливается больше, чем выливается . Возникает опасность быстрого обрушения
режима, размеры которой пропорциональны величине хозяйственных проблем. Таким
образом, авторитарные модели институализации конфликтов опасны тем, что создают
иллюзию устойчивости, в том числе и у политического класса. В то же время они
препятствую использованию конфликта в качестве источника развития политической
системы.
Есть, наконец, и переходные режимы (предполагается, что переход происходит от
авторитаризма к демократии). Для них «характерно наличие некоторых из
демократических институтов и процедур, иначе просто невозможна их эволюция в
сторону плюрализма» . Т.е. еще не существует возможности институализировать
конфликты в соответствии с плюралистическим подходом, но выражается стремление к
этому, в общественном развитии существует подобный вектор, тенденция. В целом же
«ненасильственное управление политическими конфликтами возможно лишь в
плюралистических режимах, при авторитаризме они также управляемы, но за счет
прямого или скрытого насилия со стороны действующей власти, которая делает данный
процесс исключительно манипулятивным, а иногда скрывает различные политические
противоборства от широких масс населения» . Можно выделить ряд преимуществ
первой модели: это ее устойчивость, динамичность, обеспечение более справедливого
распределения ресурсов и т.д. В то же время создание такой модели (если она не является
исторически сложившейся, «органической») требует значительных ресурсов, прежде всего – времени, политической воли и ясного видения целей носителями высшей власти в
государстве.
Как, с учетом вышеизложенного, мы можем оценить характер регулирования
политических конфликтов в современной России? А. В. Глухова отмечает следующие
черты функционирования политико-административных механизмов: «Поле российской
политики неуклонно превращается в зону административного контроля. <…> Госаппарат
становится для власти наиболее удобным орудием контроля над политическими
процессами, не требующим компромиссов, согласований и прочих сложных форм
коммуникации…» . Взаимодействие правящей элиты с широкими слоями
общества оценивается ею следующим образом: «По давным-давно заведенной традиции
она пытается решать судьбоносные для страны проблемы либо подковѐрной борьбой,
плохо согласующейся с логикой демократического соперничества, либо открытым
административным … нажимом. Но это означает приведение в действие
психологического механизма аккумуляции массового недовольства, когда убежденность в
том, что «так дальше жить нельзя», постепенно овладевает не только контрэлитой, но
массами» . На наш взгляд, эти выводы фиксируют сущность сложившихся в
нашей стране механизмов регулирования конфликтов.
Механизмы их публичной регуляции, заложенные, пусть и в несовершенном виде,
1990-х гг. (как на уровне законодательства, Конституции РФ, так и в политической
практике), частично демонтируются (как, например, выборность глав регионов), а чаще
используются в имитационном режиме и утрачивают свой смысл. Можно отметить, что
более десятилетия назад такой ход событий предвидел – и приветствовал – идеолог
современного «евразийства» А. Г. Дугин, говоря о наступлении «постлиберальной эры»:
«Власть будет активно и масштабно практиковать двойной стандарт, внешне продолжая
заявлять о приверженности «демократическим ценностям», а внутренне – экономически,
культурно и социально – возрождать исподволь предпосылки глобальной автаркии» .
Об автаркии, в хозяйственном значении этого термина, в условиях глобализирующегося
общества говорить не приходится, но «двойные стандарты» налицо. Много, например,
говорится о развитии партийной системы, при этом на практике происходит
корректировка избирательного законодательства, дающая преимущества «партии власти»,
и широко применяется «административный ресурс». Управленческий хаос,
захлестывавший страну к концу 1990-х гг., когда в политическом поле действовало
множество игроков, пытающихся решить проблемы «с позиции силы», а федеральные и
региональные государственные структуры были лишь одной из сторон конфликтов, не
всегда наиболее влиятельной, завершился. На смену ему, однако, пришел не правопорядок, а административный произвол. Ресурсы власти, ресурсы закона во многих
случаях ставятся на службу частным интересам.
Как отмечает, базируясь на данных социологических исследований, В.Э. Бойков,
прежняя (советская) командно-бюрократическая модель управления заменена другой –
еще более бюрократической и более коррумпированной моделью. Происходит
отчуждение государственной власти от народа. Суть его состоит в метаморфозе, когда
народ из источника власти де-юре становится де-факто объектом ее бюрократических
манипуляций . Закрытый характер административных процессов создает
угрозу возрастания разрыва между широкими слоями общества и политико-чиновничьими
элитами. Последние ориентируются в основном на собственные интересы или лоббируют
деятельность определенных бизнес-структур, что зачастую входит в противоречие с
интересами конкретных граждан, территорий. Общество лишается возможности
контролировать деятельность государственных институтов, в результате чего те в
значительной степени автономизируются. Это приводит к росту внутренней конкуренции
в госаппарате, непропорциональному влиянию отдельных его подразделений на принятие
государственных решений. Таким образом, институализация конфликтов происходит в
рамках модели, близкой к авторитарной.
Политические механизмы управления конфликтами заменяются
административными. Органы власти во многом утрачивают стимул управлять
существующей социальной реальностью, диагностировать запросы различных
социальных групп и откликаться на них. Вместо этого они склонны формировать «новую
реальность», т.е. предавать социальным процессам удобный для себя характер.
Проявляется это в стремлении подавить некоторые социальные противоречия, навязать
гражданам определенную картину мира, направить их интересы в неполитическое русло и
т.д. Такой подход неизбежно ведет к разрастанию механизмов и форм государственного
контроля, что вступает в противоречие с идеями гражданского общества.
предпринимательства, многопартийности. Возрастает ригидность общественной системы,
снижаются влияние конфликта как «балансировочного механизма» общества, в качестве
которого он рассматривается классиками конфликтологии .
При этом политико-административный режим современной России нельзя в
полной мере считать авторитарным. Скорее, он представляет собой причудливое
сочетание результатов реформ 1990-х гг., когда общественный идеал виделся в
либеральном Западе, и контрреформ 2000-х, когда идеал «перенесся» в прошлое,
имперское и советское. В этой конструкции мы с трудом можем обнаружить отголоски
какой-либо концептуализации, она строилась в конкретных обстоятельствах, под конкретных людей и с учетом конкретных интересов. Политическая система, как отмечал
в свое время Ю.А. Красин, превратилась в «странный антиномичный симбиоз демократии
и авторитаризма» . Наблюдателями отмечается широкий приход во власть т.н.
«силовиков», «государственников», чьим приоритетом остается восстановление
могущества государства как могущества госаппарата. От них трудно было бы ожидать
формирования другой картины мира. Интеллектуальную подпитку сложившийся режим
ищет скорее в российской философской традиции, чем в современных теориях
демократии. Безусловно, она важна и интеллектуально богата, но тем не менее – это
взгляд в прошлое (тем более что традиция зачастую плохо понимается и подвергается
произвольным трактовкам). «…Проблема заключается в том, что отечественные
мыслители могли быть «прогрессивными» или «реакционными», но у них не было опыта
жизни в условиях политической свободы в России, а следовательно, и возможности
осмысления такого рода отечественных практик. Для наших обществоведов … было
невероятно трудно справиться с мыслью, что выдающиеся учителя могут чего-то не
знать» . Попытки осмыслить происходящее в каких-либо новых форматах
предпринимаются, однако не оставляет впечатление, что производимый на их основе
интеллектуальный продукт направлен вовне правящей элиты, для «продажи» его
пустующем рынке идей. Сама же элита не утруждает себя сколько-нибудь качественным
анализом происходящего, и из ее недр трудно ожидать импульса к переменам.
Возьмем для примера наиболее известный концепт такого рода – «суверенную
демократию». Акцент в ней делается на суверенитете, т.е. на стремлении оградить себя от
внешних влияний (видимо, и от моделей развития?). В чем, собственно заключается
«демократический» характер того уклада, который провозгласил автор термина В. Сурков,
он не объясняет. В статье, прогремевшей несколько лет назад, он выражает мнение, что
демократия в России прижилась, и ей удалось справиться с рядом проблем: нищета,
сепаратизм, развал армии и госаппарата и т. д. . При этом ни одного примера, когда та
или иная проблема была решена путем применения демократических механизмов, а не
вопреки им, автор не приводит.
Комментируя основные тезисы В. Суркова, Известный российский исследователь
А. Кокошин отмечает, ссылаясь на данные опроса ВЦИОМ, что из десяти
демократических ценностей в России пока привилось только три: многопартийность,
свобода СМИ, свободные выборы . Даже беглый анализ показывает, что в 2000-х
гг. эти ценности потерпели значительный ущерб. Демократического тренда в этот период
не просматривается, а вот административно-бюрократический – весьма чѐток. Видимо,
это дало повод утверждать, что «суверенная демократия» – это форма суверенитета российской элиты и форма консенсуса российской элиты по вопросу трансформации
политической системы страны для сохранения собственного всевластия. … Данный
внутриэлитный консенсус будет достигнут за счет полного игнорирования интересов
народа» . Возникает модель отношений между элитами и обществом, в рамках
которой стабильность рассматривается лишь с позиций незыблемости властно-
бюрократической вертикали. Закрепление подобного подхода ведѐт, однако, к
формированию ряда новых противоречий, среди которых, к примеру – несовместимость
ценностей саморегулируемого рынка и жесткого бюрократического регулирования,
гражданского общества и огосударствления общественной жизни, эффективности
управленческих механизмов и коррупции и др. Т.е. данная модель также является
внутренне конфликтной, с той разницей, что эти конфликты непроявлены, до
определенного времени незаметны. Одним из индикаторов наличия конфликтного
потенциала выступает невозможность сформировать цельную идеологию национального
развития.
Апелляция к прошлому, к традиционным механизмам регулирования (чаще –
подавления) конфликтов, проявляется как у политических практиков, так и у части
теоретиков. Элита в этих условиях бюрократизируется, наблюдается еѐ стремление к
режиму личной власти, наименее угрожающему комфортному существованию. Как
подчеркивают российские исследователи, «принципиальная непубличность общественной
жизни … закрытость страны в целом от внешнего мира в советское время стали причиной
деградации и самоизоляции правящей верхушки» . В настоящее время
«российская «элита» – это люди, назначенные на влиятельные позиции начальством…»
. В этих условиях направление развития, по мнению большинства представителей
элитных групп, политический курс должен определяет «исключительно президент Путин
– не та или иная партия, общественная группа либо институт, а именно и единолично
Владимир Путин» (в источнике приводятся данные опроса 2006 г.). «И власть, и
элиты связывают перспективы российской «модернизации» с усилением государства и
повышением его роли в мире, а не с модернизацией общества» . Подобные
мнения элит многое говорят о сущности политического режима. Прежде всего, следует
отметить представление, согласно которому из модернизационного курса можно
исключить политические составляющие. Происходит искусственный разрыв двух сфер
общественной жизни, постулируется «хорошая экономика при плохой политике».
Наложив на эту точку зрения уже упоминавшиеся «двойные стандарты», мы вновь
возвращаемся к ситуации конфликта между декларируемым и реальным, «теорией» и
«практикой». Упование на сильного лидера при этом выглядит совершенно естественным, ведь только ему под силу поддерживать хотя бы относительное единство системы
властных отношений, «вручную» управляю конфликтными ситуациями. Отсюда лишь
один шаг до провозглашения его самостоятельным институтом власти, что и было
недавно сделано одним из приближенных к ней исследователей .
Поможем написать любую работу на аналогичную тему