Традиционно, использование метода перемены профессии добавляет весомости суждениям журналиста по конкретной ситуации.Противники этого метода уверены, что журналисты не имеют права обманывать людей ни при каких обстоятельствах. Известно, однако, кредо одного из классиков метода, Гюнтера Вальрафа: «Чтобы сорвать маску с этого общества, надо замаскироваться».
Интересно, что решение одного из многочисленных судов, на котором выступал ответчиком репортер, перекликалось с его девизом: суд признал, что автор имеет право «путем смены обличья собирать информацию, в выявлении которой заинтересована общественность»; метод этически оправдан, если цель его использования –защита людей от злоупотреблений властью.
Несомненно, однако, что ролевой репортаж выдвигает дополнительные требования к профессионализму журналиста: тут подразумевается особый актерский талант, требуется психологическая выдержка, подчас – физическая выносливость. И, конечно же – повышенная осмотрительность и обостренное этическое чутье.
В каждой редакции должны быть выработаны четкие, даже жесткие критерии для определения границ дозволенного при пользовании «скрытым пером». Необходимо ставить заслон обману, подлогу, неблаговидным поступкам, совершенным под маской.
Маски интервьюера
Психологически точное поведение интервьюера, которое способствует процессу «перетекания информации», давно занимает и теоретиков, и практиков журналистики. Есть немало ярких, образных определений того или иного «имиджа», который используют журналисты.
Поговорим о масках как о ролях-экспромтах. Посмотрим, насколько оправдана, насколько функциональна «мимикрия».
Поощрение
Во многих случаях необходимо задабривание собеседника, не склонного к общению. Стоит указать на причину обращения именно к нему; продемонстрировать свое уважение, подчеркнуть значимость его персоны и свое особое уважение. Помимо прямых отказов опасны и скованность, робость, «вежливый отказ», внутреннее сопротивление, иногда вполне естественное («Как это? Чужому человеку…»). Преодолеть эффект отторжения помогают маски.
«Поклонник». Интервьюер всем своим поведением подчеркивает, что собеседника просто «нельзя не слушать» – так он значителен и интересен. Журналисту «льстит с ним общаться» (Мы вас так любим). Характерна демонстрация восторженной реакции (Точно! Это так верно!).
Перед собеседником – «премного благодарный слушатель», очень заинтересованный человек, все более увлекающимся его идеями, его речью. Поведение намеренно льстивое, казалось бы, этически сомнительное, может выровнять настроение собеседника, укрепить его уверенность в себе.
При всем при том не стоит перебарщивать, превращая лестную маску «поклонника», охотное поддакивание в «телячий восторг» – неумеренное (а потому подозрительное чуткому собеседнику) восхищение его личностью и его словами. «Завороженный слушатель» годится для начал интервью и в особо ответственных моментах разоблачительных бесед, когда стоит немного подыграть демагогу, упоенному собой, помочь его саморазоблачению.
«Незнайка». Рефрен: «Я в этом ничего не понимаю». Исходные позиции игрового поведения: собеседник, безусловно, интересен. Потому что он занимает особое положение (эксперт, держатель информации), а я как «чистый лист» за любое высказывание «изначально благодарен». Характерна позиция: «со всем согласный».
В общем-то лестное для собеседника признание журналистом своей «полной некомпетентности» можно усилить, намекнув на «подневольность», упомянув шефа, который почему-то послал на задание «незнайку»… Так подчеркивается зависимость журналиста от собеседника – «благодетеля», соглашающегося вести разговор с «незнайкой». Цель все та же: укрепить, возвысить собеседника в его собственных глазах, предложить ему роль человека значительного.
«Ученик». Еще одна апелляция к снисхождению и просьба «поучить». Объединяет приемы первых двух масок. Еще один игровой оттенок того же плана – «юный друг»: маска полной неопытности, наивности, готовности восхищаться умом и блеском собеседника. Подчеркиваются особые качества самого журналиста – готовность учиться, «впитывать» (Вы так хорошо сказали… можно, я запишу?).
Под этой маской легко смотреть «снизу-вверх», утверждая собеседника на пьедестале не только Специалиста, но и Нравственного учителя. Обращаться к нему как к человеку, готовому отвечать за свои слова. Например, при заведомо неудобном для собеседника вопросе в общении с официальным лицом, прямо попросить его содействия как гражданина (прибавив, что вы ощущаете некоторую бестактность темы и понимаете неудобство вопроса для него лично). Лестью в данном случае будет продемонстрированная уверенность в его способности подняться выше личной обиды (нанесенной неумелым, «ученическим» вопросом) ради важности проблемы. (Мы не устаем восхищаться вашей прямотой…)
Маски поощрения помогут и в самом начале интервью, и при необходимости задать личный вопрос, когда нужны обходные маневры. Они возникают в тех моментах беседы, когда вот-вот может быть произнесено «золотое слово» и очень важно подбодрить собеседника. Главная задача – задобрить собеседника и побудить его к смелому поведению, для чего демонстрируется повышенное желание журналиста не просто слушать, но – вслушиваться.
Отстранение
Немало сложностей возникает из-за неприятия личности журналиста, недоверия именно к нему или боязнью общаться с журналистами вообще («всегда все переврут»). Едва вступив в беседу, ее прерывают: «Вы-то меня все равно не поймете... ведь вы, журналисты...». Необходимо предстать собеседником, приемлемым для общения.
Игровое поведение в этом случае учитывает самостоятельность собеседника, который достаточно твердо стоит на ногах. Поощрять его не обязательно. А вот немного подыграть ему – стоит… Акцент переносится с человека на предмет беседы («важны не вы лично и не я, но – Тема»).
«Человек дела». Подчеркнутая дотошность, постоянные уточнения сути ответов... Конечно, таким может быть журналист и в действительности, но некоторые весьма импульсивные репортеры намеренно сдерживают себя, видя, что человеку нужен не душевный собеседник, но «человек дела»: не болтун, профессионал в положительном смысле слова, на которого можно опереться и не бояться за исход беседы. И нужно поддержать веру в то, что совместными усилиями и, главное, объективным уровнем обсуждения можно чего-то добиться. Когда берутся интервью у ответственных лиц в процессе расследований, журналисты знают, как важен имидж «человека дела»: бумаги бережно на глазах у собеседника кладутся в портфель. Демонстрируется осведомленность не столько в предмете беседы (тут можно и в «простачка» сыграть), но в целом – в этикете делового разговора, знании служебной субординации и соответствующая манера поведения. Игра здесь – еще и отвлекающий маневр: лучше не акцентировать на том, что журналист что-то проверяет, расследует. В целом, нежелателен угрожающий оттенок, который может возникнуть при некоторых вариантах маски «человек дела», «ревизор» и т. п. (Этот дед метнул на меня быстрый взгляд и спросил: «Инспектор?» Так и не смогла я ему доказать, что я всего лишь журналистка...)
«Третейский судья». Интервью представлено собеседнику как «общение истины ради». Журналист демонстрирует подчеркнутую независимость суждений, готовность с равным вниманием выслушать все «за» и «против».
Иногда, заигравшись, он превращается в «надменного», всем своим видом намекает на принадлежность к сильным мира сего. Такая манера поведения не обнадеживает, человека постоянно одергивают, и он, как ему кажется, выглядит мошкой в глазах могущественного собеседника. Беседуя с большими начальниками, журналисту приходится демонстрировать свою независимость по-другому: «У меня – свое начальство» или, подчеркивая свой профессионализм: «У меня – свои секреты». Хотя соблазн показать себя «асом репортерства» часто – неверный ход (человека, и так чувствующего себя неловко, не стоит принижать надменностью «профи»), бывает и по-другому: некоторая надменность профессионала – «человека дела» может быть не способом поставить собеседника на место (что, чаще всего, глупо), но, напротив, его возвышения; например, если заметить: Хотя я со многими известными людьми обсуждал эту проблему («знай наших!»), но никто не сумел ответить на нее толком, все отличались, знаете ли, полным непониманием сути... И вот я у Вас.
«Интурист». Еще одна маска ряда «объективных». За ней – доброжелательная любознательность, но при этом и отстранение – рассуждения собеседника для него – чужая территория. Редко когда стоит подчеркивать свою объективность, надев маску «интуриста» – функционера, человека, которому, в общем-то все равно, но вот, послали на задание, и надо его выполнить... Такая маска непривлекательна (следовательно, нефункциональна), представляющая хотя любопытствующий, но достаточно холодный взгляд со стороны. Вообще подчеркнутая холодность, вежливое равнодушие мало когда пригодны. Даже если с такой маской сочетаются повышенная любознательность.
Удачные маски «независимости» и «отстранения» всячески демонстрируют собеседнику, что общение нужно не лично журналисту, но его аудитории; они, во-первых, приподнимают тему, придают ей больший вес, во-вторых – вполне способны действовать и в плане поощрения: предполагается, что и «третейский судья», и «человек дела», даже «ревизор» пришли брать интервью не у кого-нибудь, а у человека знающего, ответственного. Если нужно, эти маски помогут поставить на место собеседника, склонного к заносчивости, чванству, поучениям.
Легкие провокации
Бывает, в беседе вдруг проявляются «неудобные» вопросы, возникают моменты конфронтации либо, напротив, тянутся эпизоды вялые, невыразительные, топтание на месте, мучительные раздумья над формулировками мысли. Когда необходима «скорая помощь» собеседнику, бывают нужны и гибкость, и встряска, и наскок. В экстренных случаях мелькают «быстрые маски» (надел – и тут же снял).
«Противник». Идеи «мгновенных перевоплощений» часто возникают спонтанно. Все понимающий журналист вдруг на секунду становится иным, провокационный вопрос нарочито демонстрирует нечуткость, нравственную черствость: «А если бы сразу спрыгнул, спасая себя?» – На меня смотрели серые удивленные глаза... Как это так, – «спрыгнул»? Само собой разумелось, что в момент аварии машинист должен сделать все для спасения людей, а уж потом подумать о себе...» (А. Аграновский).
Журналист может внезапно продемонстрировать сомнение, некоторое раздражение (В это трудно поверить!), во всем поддакивавший, он вдруг высказывает «враждебное мнение» (...Я вот сейчас вас слушаю и думаю... А зачем? Может быть, не надо, а?...). Маску «противника» надо уметь во – время снять, пока она не «приросла» к лицу интервьюера.
«Легкие провокации» изящно проведенного интервью, употребленные вовремя и к месту, обоснованы с профессиональной точки зрения: есть моменты, когда надо во что бы то ни стало всколыхнуть, взбодрить собеседника.
«Молодой казак». Иногда репортер решает собеседника ошеломить, работая «накатом вопросов» – кратких и колких. Наскок, напористость, импульсивность – чем не «молодой казак»... Имидж очень энергичного, делового и напористого журналиста. Игра рассчитана на подавление неоправданно долгих рассуждений собеседника методом «кавалерийской атаки». Импульсивность, энергичная мимика, громкий голос иногда, действительно, вызывают положительный эффект, например, уважение собеседника к энергии и деловитости журналиста. Вполне вероятно, что у собеседника может возникнуть подсознательное желание отвечать с такой же энергией, с какой задает вопросы журналист.
Однако наскок не всегда хорош. Есть много случаев, когда напористость, понукание мешают. Есть просто речевые особенности у людей: они говорят медленно, с длинными паузами. Их нельзя торопить и перебивать. Иногда случается «бунт» – человек высказывает пожелание – прямо или мягким намеком, чтобы журналист не рубил сплеча.
«Тупица» (или «простодушный»). «Что-то я не совсем понял…». «Вы, наверное, имеете в виду…» – переспрашивает непонятливый собеседник.
Цепь скучных или банальных ответов можно прервать предложением: Давайте попробуем взглянуть на дело с другой стороны. Положим, есть люди, как я, никогда не слыхавшие... – предлагается открытая смена роли интервьюера – он теперь не соратник, но – «тупица», соответственно, меняется и роль собеседника – ему теперь необходимо точнее объяснять и доказывать, придумывать (то есть действовать более активно).
Хорошим стимулом выступает прием: «повторение урока». Журналист кратко пересказывает, повторяет то, что сказал партнер, давая тому возможность убедиться, что он правильно понят, подчеркивая ценность его мыслей. «Повторение урока» нужно для того, чтобы собеседник запомнил, что именно он сказал, это – и стимулирование дальнейшего свободного течения беседы, и закрепление роли «соавтора» будущего текста.
«Подающий мячи». Есть люди (актеры, политики), которые слишком хорошо знакомы аудитории. Они привыкли представать в одном и том же имидже, и репортеру изначально отводится роль человека, который просто обязан этот имидж поддержать. Он известен как «вспыльчивый»? – дать ему возможность вспылить, показать себя во всей красе. Известен как человек, умеющий тонко шутить? – позволить ему это продемонстрировать, помочь и поддержать своей реакцией. У актеров это называется «репликой поддержки», когда в бенефисных спектаклях другие стараются поддержать, выгодно подать лидера. Маска «подающего мячи» очень распространена.
Собеседник нередко, импровизируя, выдумывает, намекает на что-то, чего в действительности не было, либо не было в таком масштабе. А журналист, не впадая в пафос разоблачения, лишь намекнув, что собеседник привирает (например, по определению одного репортера), вопросами ловко поддерживает игровое состояние собеседника, создает ему комфортную ситуацию общения. Подчас даже намеренно иронизирует над своей призрачной «самостоятельностью», «независимостью», чтобы «вдохновить» и ободрить собеседника. Вообще критичную реплику в свой адрес ввернуть в диалог никогда не помешает, считают опытные интервьюеры. Это хорошая «подача мяча», особенно в «звездном» интервью, где надо помогать собеседнику «блистать» – быть остроумным, находчивым, ярким.
Этими же приемами можно добиться и противоположного результата». Например, журналист помогает раскрыться известному краснобаю, подыгрывая, «подавая мячи» как завороженный слушатель. Но – резкая смена масок – журналист не скрыл своей иронии, намеренно выплеснул ее, повторил громкую фразу «на публику», произнесенную демагогом в пылу вдохновения, сдобрив ее сарказмом. И увлекшийся демагог – растерян, срывается в злость, от благодушия и вальяжной манеры ментора ни осталось ничего. Демонстрация принципиального несогласия, «прорывающаяся искренность», подлинность журналистского отношения к антигерою – очень сильный ход.
Собственно, маски – это интонационное решение беседы: поучающее, почтительное, напористое или какое иное. Важно уметь как вовремя «надеть», так и вовремя «снять» маску. Интервьюер сам решает, можно ли, целесообразно ли для пользы дела быть самим собой (насколько это вообще возможно в ситуации: «прежде всего я – журналист, а потом уже – Иван Иванович...»). И все же… совершенно бесконфликтное общение никому не интересно. Вот почему интервьюеры порой лукавят и со своими героями. Как бы доверительно и благополучно ни шло интервью, в разговоре между собеседниками существует определенная степень конкуренции; и только один из двух собеседников – профессионал общения, затеявший разговор на свой страх и риск. Тренируя восприимчивость, учась использовать паузы, он всегда готов к импровизации.
Однако в том, что называется профессиональной работой под маской, надо различать приемы, помогающие в достижении психологического контакта, этически допустимые (как легкие игровые «провокации»), от приема так называемой «глухой маски» – утаивания своей профессии, за которым очень часто – злоупотребление доверием человека, нарушение его прав.
Есть маски и маски. Готовность интервьюера к «мимикрии» – профессиональная готовность. Источник мнений должен предстать перед читателем еще и полноправным соавтором журналиста, а интервью – настоящим диалогом. Желательные в этом смысле ситуации создает в процессе беседы интервьюер, нередко «актерствуя». И вопрос: «должен ли журналист приспосабливаться к собеседнику?» – в сущности, иной: «А можно ли без этого обойтись?».
Поможем написать любую работу на аналогичную тему