Гравюра на дереве (ксилография), расцвет которой относится к XVIII-XIIX в., стала еще одним видом изобразительного искусства Средневековья. Гравюру, как и жанровую живопись, назвали УКИЕ- Э (картины повседневного мира). Самым известным мастером гравюры конца XVIII-первой половины XIX вв. был гениальный художник Кацусика Хокусай. Будучи уже семидесятилетним стариком, Хокусай создал одно из самых значительных произведений – серию "Тридцать шесть видов Фудзи", позволяющую поставить его в один ряд с самыми выдающимися художниками мирового искусства. Показывая гору Фудзи - национальный символ Японии - из разных мест, Хокусай впервые раскрывает образ родины и образ народа в их единстве. Творчество Хокусая, вобравшее в себя многовековой опыт искусства своего народа,- последняя вершина в художественной культуре Японии, ее замечательный итог.
Японская литературная традиция считается весьма древней и высокоразвитой. Хотя самые ранние письменные произведения относятся к VIII в. н. э., существуют основания считать, что устная традиция восходит к несравненно более раннему периоду. Возникновение же письменной литературы связано с заимствованием китайской иероглифической письменности, на основе которой в IX в. был разработан японский алфавит — кана, служивший для передачи фонетического строя японского языка. Японская литература очень долгое время находилась под влиянием литературы китайской, и многие ее произведения создавались именно на старокитайском языке. Первыми письменными памятниками японской литературы являются «Кодзики» и «Нихон секи», представляющие собой собрания японских мифов и преданий о деяниях богов и легендарных героев, а также сведения о событиях реальной японской истории дохэйанского периода. Составлены они были под эгидой императорского двора в период Нара. Период Хэйан считается расцветом придворной литературы, как прозы, так и поэзии. В это время складываются такие литературные жанры, как «моногатари» — сказание и никки — «дневник». Развивается также жанр ута моногатари — сказания в стихах. В период Камакура и Мурома, когда ведущую роль в японском обществе играло военное сословие и самураи, большую известность и популярность приобретают гунки моногатари — военные хроники, представляющие собой собрания легенд о событиях и героях известных самурайских войн. До того, как эти легенды и истории были записаны, они существовали в устной форме. Сюжеты военных хроник послужили основой для многих пьес в стиле но, кабуки и дзёрури.
Классическим жанром японской поэзии считаются стихи в стиле «вака» («японский стих»), называемые также танка («короткий стих»), ибо состояли из пяти строк, в которых был всего 31 слог (5—7—5—7—7). Термин вака возник во времена Хэйан — им обозначали «высокую» поэзию на японском языке (известную ранее как ямато-ноута).
Поэзия вака пользовалась особым покровительством императорского двора. При дворе устраивались специальные поэтические состязания (ута-авасэ), лучшие стихи объединялись в императорские сборники. Первым из таких сборников (конец VIII в.) является «Манъёсю», буквально — «Коллекция из десяти тысяч листьев» (т. е. стихов), состоящий из 20 томов, объединяющих в общей сложности 4516 стихотворений-вака. Следующим обширным поэтическим сборником стал «Кокинсю», завершенный к 905 г. За этим сборником последовало еще 20 императорских антологий стихов вака, объединявших произведения лучших японских поэтов, среди которых — многие японские императоры, высшие государственные чиновники и придворные, дзэнские монахи и воины-самураи. Последняя антология была завершена в 1439 г., однако жанр поэзии века развивается и по сей день. Возвышенные и глубоко лирические стихи были со времен Хэйан способом общения между влюбленными; придворные-аристократы соперничали друг с другом в остроумии посредством стихов, ибо по умению мгновенно сочинять точные и изысканные стихи по любому поводу судили об уме и воспитании человека. Отсутствие поэтических талантов могло пагубно сказаться на карьере придворного. Любимой поэтической игрой было сочинение так называемых рэнга — «совместных стихов»; в их сочинении участвовало сразу несколько человек. Один задавал первые три строки (5—7—5 слогов), другие — последние две (7—7 слогов). Рэнга стал одним из наиболее популярных поэтических жанров. Во времена Эдо появился другой жанр — хайку, или хайкай, хайкай-но рэнга, 17 слоговой стих (5—7—5), допускавший более разговорный стиль и потому считавшийся более «легкомысленными» по сравнению с «серьезной» поэзией вака Тем не менее в период Эдо более «демократичные» стихи хайку нашли широчайшее признание и стали неотъемлемой чертой японской городской культуры XVII—XIX вв. В период Эдо большую популярность получили отоги-дзоси — легенды, притчи и рассказы, возникшие в устной форме как анонимные произведения еще XIV—XV вв.; с XVII в. их стали издавать ксилографическим способом, часто с иллюстрациями. Поскольку записывались они не иероглифами, а алфавитом кана, то становились доступными самому широкому кругу читателей из городских низов, а потому пользовались особым спросом. В период Эдо оформляется и авторская проза, на стиль которой значительное влияние оказали отоги-дзоси. Главным жанром долгое время был гэсаку — жанровые развлекательные рассказы, главной темой которых были забавные истории из окружающей жизни. Литература в жанре гэсаку делилась на несколько направлений: сярэбон — «остроумные рассказы», главной темой которых в основном были развлекательные и нередко циничные истории, в том числе — из жизни «веселых кварталов»; коккэибон, «юмористические книги»; ниндзсобон — «книги людских страстей» — сентиментальные, но очень реалистические истории о дамах из «кварталов наслаждений» и их поклонниках. Стиль гэсаку не пережил падения сёгуната Токугава, в новой японской литературе конца XIX— начала XX вв. наметился резкий перелом, вызванный влиянием и популярностью западной литературы.
Икебана
ИКЕБАНА — традиционное японское искусство аранжировки цветов. Дословно икебана — это «цветы, которые живут». В европейском искусстве составлением букета демонстрируется мастерство человека, создавшего его, тогда как создатели икебаны стремятся выявить в ней не свои пристрастия и вкусы, не свою индивидуальность, а природную сущность представленных в икебане растений, глубинный смысл их сочетаний и расположения — композиции в целом. Кроме того, европейцы по большей части стремятся к пышности, нарядности, богатству колорита, тогда как японские мастера икебаны стремятся к предельной строгости, даже лаконизму в форме, ограничиваясь порой двумя-тремя веточками и уделяя особое внимание самым простым и скромным растениям.
Этот вид искусства, зародившийся в Индии и проникший в Японию вместе с буддизмом из Китая, получил широкое распространение в этой стране и стал играть значительную роль в культурной жизни ее общества. Именно в Японии икебана, выйдя за рамки ритуального обряда подношения символически значимых цветов Будде, а также почитаемым предкам, стала особым видом искусства, широко внедрившимся в самые различные сферы общественной жизни.
Простота как знак оригинальности и единичное как знак целого — вот кредо истинных художников икебаны. Их творения в этом смысле напоминают японские стихи хайку: их отличают те же краткость, глубина и совершенство.
Искусство икебаны в современной Японии является одним из самых популярных, оно осознается как символ национального своеобразия и как воплощение высокого художественного вкуса, признанного во всем мире.
Обманчивые представления о легкости и общедоступности искусства икебаны, к сожалению, нередко приводят к тому, что за пределами Японии оно становится, в сущности, псевдоискусством. В Японии это искусство продолжает оставаться объектом серьезного познания, длительного и трудоемкого обучения, освоения священного ритуального действа, поскольку для многих икебана остается не только необходимым элементом национальной культурной традиции, но и совершенной моделью мироздания.
Растительный материал — собственно аранжировка ветвей, цветов и трав — конструируется в икебане по строгим нормам, стилистическое своеобразие икебаны выражено наиболее ярко тем или иным соотношением основных конструктивных элементов — «ветвей». Обычно их три, но бывает и от двух до девяти. Особенности стиля икебаны находят воплощение и в характере геометрической фигуры, которую она образует, и в организации пространства, в абрисе пустот между основными конструктивными элементами.
Эстетический смысл имеет не только созданная композиция икебаны, но и процесс обучения этому искусству, да и не только этому. Школа икебаны, процесс обучения этому искусству предстают в контексте японской культуры как особая, во многом изолированная от всего прочего «педагогическая провинция», где процесс обучения весьма длителен и где мудрые наставники главным образом кропотливо трудятся над выявлением и всесторонним культивированием природных дарований своих подопечных. Здесь господствует атмосфера своеобразного благочестия, почтительного вживания в космический ритм бытия, что облекается в форму особой обрядности: жесты и позы учителя, а затем и учеников исполнены глубокого смысла. Сама природа учит японца ценить мгновение, поэтому важна не техника построения икебаны, а душевная тренировка. В современном японском интерьере продолжает жить икебана и традиционного толка, и новых школ, в которых, как в архитектуре и садовом искусстве, используются и новые конструктивные принципы, и новые материалы. Икебана продолжает существовать и как профессиональное, и как самодеятельное искусство. Икебана шествует по всему свету, особенно широкое распространение она получила в США, Франции и Англии, все большую популярность она завоевывает и у нас в стране.
Традиции
Заветы предков для японца это всё: чайная и свадебная церемонии совсем не изменились за прошедшие века, так же, как и кимоно, которое носится некоторыми представительницами старшего поколения в качестве повседневной одежды. К отмечаемым праздникам добавились несколько новых «красных дней календаря», но в общей массе состав праздников почти не изменился.
Ритм современной жизни не позволяет человеку тратить слишком много времени на выбор и надевание костюма, поэтому традиционная японская одежда ушла из повседневной сферы и стала использоваться в особых случаях, но при этом сохранилась в полной мере. В послевоенный период появились 8 позиций, исходя из которых, японцы стали постепенно отказываться от повседневного использования национального костюма, и их коротко назвали "8 нет".
В рамках любой культуры рождение, брак и смерть - это три события, которые всегда имели особое значение в жизни человека. В Японии с ними также связаны многочисленные обряды, для которых, несмотря ни на что, используют исключительно традиционную одежду. Костюм, подобранный по всем правилам, в этих случаях является залогом будущего благополучия, а через комплекс использованных в нем символов осуществляется связь с предками и богами.
Основой философии японского костюма служат три понятия - любовь, красота и этикет (яп. - рэй). Иероглиф рэй имеет старое чтение ия, которое является возгласом восхищения и благоговения перед силами, давшими жизнь всему мирозданию. Это чувство благодарности и уважения к природе и всему сущему содержит в своей основе принцип этикета (рэй).
Однажды утеряв чувство благодарности, а вместе с ним и принцип этикета, человек лишается возможности ощутить счастье. Человек, благодарный за то, что он существует, и за то, что имеет, излучает радость и душевную теплоту, которую чувствуют окружающие и тоже исполняются подобных чувств. Это приводит к всеобщему единению и гармонии. Сейчас люди имеют доступ ко многим благам и легко получают все благодаря техническому прогрессу, забывая при этом быть благодарными за все это. Потеря чувства благодарности является одной из причин неудовлетворенности жизнью, что в свою очередь ведет к духовному упадку личности.
Японцы, создавая свою культуру, не боролись с природой, как это было на Западе, а приспосабливались к ней. В этих условиях и сформировался японский костюм, заключавший в себе эталон жизни в мире и гармонии с природой (1). Именно поэтому такие исследователи цивилизации, как Арнольд Тойнби и Мартин Хайдеггер, считая, что западная цивилизация приходит к упадку, предложили обратиться к культурному наследию Востока, и, в частности, Японии, где всегда большое внимание уделялось духовности.
Японский национальный костюм сохраняет и передает мудрость предков и является средством воспитания молодежи. Неизменная форма кимоно, сохранившаяся до наших дней, несет в себе философское содержание, которое естественным образом повышает духовный уровень человека. Название кимоно произошло от слов "надеваемая вещь", и под ним японцы понимают одежду в целом. Основной концепцией японского костюма является его непротиворечивость по отношению ко всем культурам, которую Яманака передает выражением open-minded attitude (2). Европейский костюм из-за сложного покроя подходит ограниченному кругу людей, а японское кимоно, имея единообразный крой и только два размера, подходит любому. Благодаря этому одежду всегда передавали по наследству, и она превратилась из просто вещи в костюм, хранящий в себе частичку души и любви тех, кто его надевал в прошлом. Получая этот бережно сохраненный костюм от родителей, человек в свою очередь также хранит его и считает для себя честью носить подобную вещь. Кроме того, кимоно никогда не становится старомодным, в отличие от европейской одежды, и остается символом женственности, прошедшим через века.
Кимоно плотно оборачивает тело с ног до головы, что воспитывает в человеке смирение и покорность. Длинная юбка без разреза, широкие рукава и пояс, подобный корсету, полностью меняют все движения человека. Они становятся неторопливыми и мягкими, что создает ощущение спокойствия и уверенности в себе. Национальный костюм подчеркивает мужественность и достоинство мужчины, женственность и хрупкость женщины.
Существуют строгие правила поведения, согласно которым считается неприличным, если человек одетый в национальный костюм по неосторожности показывает ноги или другие части тела, скрытые одеждой. Такие правила уравнивают женщин всех возрастов друг перед другом и перед окружающими, т.к. никто не видит внешней привлекательности молодого тела или потускневшей красоты человека в возрасте, отчего не возникает ни зависти, ни разочарования.
В любом возрасте кимоно позволяет проявиться внутренней красоте и утонченности его обладательницы, и часто именно в зрелом возрасте человек приобретает ту красоту, которой не бывает в молодости. В 20 лет это великолепие, в тридцать - скромность, в сорок - изящество. Кимоно подчеркивает зрелость пятидесятилетнего человека, внутреннее спокойствие шестидесятилетнего, в семьдесят лет - строгую красоту, а в восемьдесят - философичный покой души. Это позволяет человеку идти через годы, только совершенствуя свой дух и приобретая мудрость, без ощущения, что он что-то теряет.
Кимоно складывается только определенным образом, и если оно сложено правильно, то получается прямоугольник. Когда человек правильно складывает то, что было надето должным образом, считают японцы, то в нем естественно воспитывается аккуратность и эстетизм в отношении повседневных дел. Это чувство постепенно проникает в саму человеческую сущность, и человек вообще начинает стремиться к правильности действий и мыслей, следованию ритуалу и обычаям общества, к повышению своего духовного и нравственного уровня.
Пояс, которым подвязывают кимоно, с древних времен считался амулетом - охранителем души, а узел на поясе - символом верной любви. В древности члены одного рода завязывали свои пояса одинаковыми узлами, которые стали прототипами фамильных гербов.
При завязывании банта, единственного украшения женского костюма, в эту процедуру вкладывают всю душу и любовь. В поэтической антологии "Манъёсю" содержится большое количество стихов, в которых так или иначе упоминается пояс и связанные с ним обычаи, что наглядно показывает глубокий смысл, вкладываемый японцами в эту часть костюма. Само слово "свадьба" на японском языке звучит как "связанные вместе", а китайский иероглиф "завязывать" имеет также значение "давать жизнь человеческой душе".
Большинство орнаментов для кимоно были взяты из традиционных сюжетов четырех времен года, которые были широко распространены в живописи. Поэтому красота одежды неразрывно связывалась с красотой природы. Орнамент и цвет кимоно и всех его принадлежностей, включая пояс, должны отражать сезон года и тем самым гармонировать с окружающей природой. Выбирая кимоно, женщины всегда выбирают орнамент, соответствующий сезону, благодаря этому они более чутко воспринимают малейшие изменения, происходящие вокруг. Таким же правилам подчиняется и мужской костюм, с единственной разницей, что мужчинам не надо заострять внимание на узорах, т.к. их обычно не бывает. С другой стороны, японский костюм полностью адаптирован к местным климатическим условиям на практическом и функциональном уровне, поэтому его можно с уверенностью назвать идеальным сочетанием формы и назначения. Чувство гармонии и единения с природой проникает в душу человека, и его покидает мысль о разрушении.
Таким образом, национальный костюм играет важную роль в жизни японского общества, в особенности в качестве средства воспитания молодого поколения. С течением времени в восприятии одежды японцами появлялись новые аспекты, отчего она приобретала все новые функции. В середине ХХ в. появилась философия костюма, четко сформулированная в теории Яманака Норио. По этой теории кимоно действительно представляется как одежда, способная внести гармонию в душу человека и в его отношения с окружающими. Может быть, именно поэтому молодежь не отказывается полностью от национального костюма и с удовольствием надевает его в праздники?
ОБРЯДЫ, предшествующие рождению.
За несколько месяцев до родов женщину, если она жила в доме мужа, перевозили в дом родителей. Там, выбрав благоприятный день, совершали обряд "надевание пояса" (тякутай), при котором на женщину торжественно надевали особый, так называемый приметный пояс (сируси-но оби), заранее приготовленный родственниками. Надевание пояса сопровождалось произнесением сопутствующих молитв и заклинаний. Обряд совершался при участии монахов.
Незадолго до родов роженицу облачали в белое платье и меняли убранство ее покоев. Вешали белые занавеси и шторы, прислуживающие ей дамы также надевали белые одежды.
Обряды, следующие за рождением.
Перерезание пуповины (ходзо-но навакири), Первое прикладывание к груди (тицукэ), Первое купание (оюдоно-хадзимэ).
При рождении принца или принцессы этот обряд совершался в течение 7 дней дважды в день - утром и вечером. Воду для Первого купания обычно брали из реки или колодца, расположенного в благоприятном направлении. Обряд купания совершали две специально приглашенные дамы. Одновременно двадцать придворных (десять - Пятого ранга и десять - Шестого) звоном тетивы отгоняли злых духов. Специально назначенный ученый читал благоприятные отрывки из китайских классических текстов. Для того, чтобы не допустить в помещение злых духов, повсюду разбрасывали рис, сопровождая это разбрасывание (утимаки) произнесением особых заклинаний.
Заключение брака.
В древней Японии мужчины вступали в брак в пятнадцать, женщины - в тринадцать лет. В день, заранее выбранный для заключения брака, мужчина посылал в дом женщины гонца с письмом, сообщающим о его прибытии. Проведя ночь в доме женщины, мужчина возвращался в свой дом и рано утром посылал ей письмо со специальным гонцом (кинугину-но цукаи), который помимо письма доставлял в дом женщины вино, угощение и подарки. На 3-й день после заключения брака проводился обряд обнаружения места (токоро - араваси). Новобрачным подавали особые свадебные лепешки, так называемые лепешки Третьей ночи (микаё-но мотии). Блюдо с лепешками красного и белого цвета подсовывалось под полог к изголовью новобрачных. Мужчина должен был съесть три лепешки, женщина - сколько захочет. Вкушение лепешек Третьей ночи означало заключение брачного союза.
В этот день в доме жены выставляли угощение для мужа и его свиты. Происходило знакомство мужа с родственниками жены. С этого дня брак считался официально признанным и мужчина мог посещать дом жены в любое время.
Поминальные обряды.
Обычно умершего не трогали в течение нескольких дней, затем предавали сожжению (обычай, существовавший в Японии уже с VII-VIII веков). После обряда омовения тело облачали в новые одежды и помещали в гроб, куда клали также утварь, которой пользовался покойный при жизни и бумажные фигурки катасиро, применяемые обычно при обрядах очищения. Церемония сожжения осуществлялась в горных местностях Отаги или Торибэно. На колеса кареты, которая везла останки к месту сожжения, наматывали полотно. Обряд сожжения совершался ночью. Возвращаясь, участники процессии проходили очищение в какой-либо реке. Соприкосновение со смертью считалось загрязнением, и, чтобы очиститься от скверны, необходимо было в течение тридцати дней после погребения соблюдать строгое воздержание, не выходя из дома и никого не принимая. Через каждые семь дней после смерти совершались поминальные службы - в дом приходили монахи, заказывались молебны в храмах.
В течение сорока девяти дней родственники умершего молились о его перерождении в Чистой Земле. Считалось, что со времени смерти до нового рождения проходит сорок девять дней. Домочадцы покойного облачались в траурные одежды, убирали обычную утварь, занавеси, ширмы, заменяя их траурными. Траурные цвета - от светло-серого до темно-серого. Чем более тесными узами был связан человек с покойным, тем темнее должно было быть его платье. К концу траура можно было носить более светлое платье, чем вначале. Срок траура зависел от степени родства и некоторых других обстоятельств. По императору, отцу, матери, мужу, господину, траур длилися один год. По деду и бабке с отцовской стороны - шесть месяцев, с материнской - три. По более дальним родственникам от трех месяцев до одной недели. По окончании срока траура возвращали обычное убранство покоев, совершали очистительные обряды и облачались в обычные одежды.
Прочие обряды.
Особыми обрядами отмечалось достижение сорока, пятидесяти, шестидесяти, семидесяти и девяноста лет. Помимо приношений в храмы устраивались пиршества, гости слушали музыку, любовались танцами, слагали стихи. Размах пиршества зависел от положения хозяина. Было принято дарить столько предметов, сколько лет исполнялось виновнику торжества.
56. Концепция культурных суперсистем П.А.Сорокина
Питирим Александрович Сорокин (1889—1968) — основоположник русской и американской социологических школ. Его теория существования суперсистем культуры — одна из наиболее оригинальных культурологических концепций XX в. Она изложена в четырехтомном труде «Социокультурная динамика» (1937—1941).
Сорокин рассматривает историческую действительность как целостное единство различных культурных систем. Подчеркивая своеобразие каждой культуры, философ вместе с тем акцентирует внимание не только на общих чертах в их исторической судьбе, но фиксирует единые и неизменные тенденции, идеи, проблемы, составляющие то, что определяет содержание каждой культуры и выражает ее главную ценность,которая,в свою очередь, является «основой и фундаментом всякой культуры»
Все имевшие место в истории человечества культурные системы философ делит на три основных типа, которые, по его мнению, и образуют три суперсистемы: две противоположные друг другу — идеациональную и чувственную (или - сенситивную) и третью — смешанную, промежуточную между ними — идеалистическую. В основу различия двух противоположных суперсистем культуры Сорокин полагает главный критерий: представления о природе реальности. Идеациональная суперсистема имеет сверхчувственную природу, божественное начало. Чувственная — реальна, адекватна восприятию наших органов чувств.
Сорокин подчеркивает, что в «чистом виде» в конкретном обществе идеациональная и чувственная суперсистемы культуры никогда полностью не реализуются. Речь может идти лишь о доминировании и об определенном господстве каждой из них в тот или иной исторический период. Предложенную типологию суперсистем культуры философ наполняет фактическим содержанием, выделяя основные ее составляющие — искусство, истину, мораль, право — и давая им характеристики.
Идеациональная культура, по своей сути, религиозна. Она основана «на принципе сверхчувственности и сверхразумности Бога, как единственной реальности и ценности» Ее черты отчетливо проявляются в культуре Брахманской Индии, Древнего Китая (VIII—VI вв. до н.э.), Древней Греции (IX—VI вв. до н.э.) и в западноевропейском Средневековье V—XII вв. Идеациональное искусство нацелено на религиозную тематику, где доминирующим сюжетом является сверхчувственное царство Бога, героями — сам Бог, ангелы, святые и грешники, тайны мироздания, искупления, распятия, спасения и другие трансцендентные события. «Это не искусство одного профессионального художника, а творчество безымянного коллектива верующих, общающихся с Богом и со своей собственной душой» Стиль этой художественной культуры символичен и во многом формален. Художественный образ идеационального искусства воплощается: в архитектуре церковных зданий, которые выполнены в романском стиле и в ранней готике; в богослужебных музыкальных песнопениях, хоралах, мессах, реквиемах; в религиозных литературных молитвах, гимнах, проповедях, житиях святых.
Высшей идеациональной истиной у Сорокина является «истина веры». «Она непогрешима и дает адекватное знание о подлинно реальных ценностях» Божественное откровение идеациональной истины постигается с помощью мистического опыта, божественной интуиции и вдохновения. Идеациональные этические ценности и нормы строятся на единении со сверхчувственным .Абсолютом и воспринимаются как безусловные, неизменные, вечные. В свою очередь, отношение к житейским наслаждениям и удовольствиям в этой культуре негативно. Главным является безупречное исполнение людьми своих обязанностей между Богом и обществом. Идеациональное право также опиралось на абсолютные и неизменные принципы, данные Богом. Ересь и вероотступничество, подрывающие религиозные устои, карались с особой жестокостью, часто публично. Нормы, законы и формы его применения в идеациональной культуре абсолютны и жестки. Юридическое сознание данного общества «свободно от всяких сомнений, не допускает критики и обсуждения»
Чувственная (или сенситивная) культура является антиподом идеациональной. По мнению Сорокина, она существовала во времена палеолита, в Древней Ассирии, в античной Греции и Риме. Начиная с XV в. этот тип культуры становится доминирующим в Западной Евроие, включая и XX столетие.
Сенситивное искусство живет и развивается в мире чувств. Его темами и персонажами являются реальные события и представители различных социальных групп. Задача искусства — доставить удовольствие реципиенту (т. е. зрителю, слушателю, читателю), снискать у него успех, признание и славу. Стиль сенситивного искусства натуралистичен, свободен от любого символизма. Создателями этого искусства являются профессиональные художники. Однако «рядом с этими великолепными достижениями, — подчеркивает Сорокин, — наше чувственное искусство заключает в себе самом вирусы разложения и распада...», которые «и обращают многие добродетели чувственного искусства в его же пороки» По мысли философа, искусство становится «музеем социальной патологии». И все же Сорокин далек от пессимизма: на смену разрушительным тенденциям чувственного искусства он ожидает приход нового, и скорее всего идеационального, искусства.
Серьезные проблемы, по мысли философа, существуют и в функционировании истины. Целостное мировоззрение в чувственной суперсистеме культуры подменяется мешаниной «из кое-как склеенных друг с другом фрагментов науки»
Если период становления чувственной культуры сопровождался гармонизацией правовых отношений, укреплением нравственных основ общества, то в период упадка западной культуры наблюдается крах всего образа жизни и поведения людей. Мораль и право девальвируются и перестают выполнять свои объединительные функции внутри общества.
Третьей суперсистемой, по мысли Сорокина, является идеалистическая культура. Она связывает сверхчувственный и сверхрациональный аспекты, выступая как промежуточная и переходная между вышеназванными суперсистемами. Ее расцвет приходится на золотой век античной культуры (V—IV вв. до н. э.) и раннее европейское Возрождение (XII—XIV вв.). Для главных составляющих идеалистической культуры — искусства, истины, морали, права — действует исходный принцип: реальная действительность многообразна, в ней задействованы чувственная и сверхчувственные стороны, сочетаются идеациональные и сенситивные ценности.
С помощью оригинальных методик, с привлечением специалистов из разных областей науки, опираясь на обширный фактический и статистический материал, П.А. Сорокин пришел к выводу, что в истории развития человечества наблюдается циклическая смена суперсистем культуры в последовательности: идеациональная, идеалистическая, чувственная.
П.А. Сорокин, как и его предшественники О. Шпенглер и А. Тойнби, утверждал, что суперсистемам культуры присуща своя внутренняя динамика жизни, охватывающая длительные исторические фазы: генезиса (происхождения) — роста — созревания — увядания — упадка и, наконец, распада. В то же время философ был убежден в том, что так называемая «смерть» культуры не имеет тотального и необратимого характера. Более того, эта «мнимая смертная агония была не чем иным. как острой болью рождения новой формы культуры, родовыми муками, сопутствующими высвобождению новых созидательных сил»
Поможем написать любую работу на аналогичную тему