Жизнь есть сон

Кальдерона, думаю, все более-менее помнят. Этот билет – две странички компиляции из материалов для коллоквиума и краткий пересказ драмы.

Драма Кальдерона «Жизнь есть сон», опубликованная в 1636 г., — пожалуй, самая загадочная и глубокая драма Кальдерона. Мысль о быстротечности, кратковременности человеческой жизни, породившая метафорическое уподобление ее сну, — одна из древнейших. Мыслители и художники барокко были особенно сосредоточены на проблеме бренности и иллюзорности земного бытия, противопоставляя им вечность и бессмертие духа. Важной драму «Жизнь есть сон» можно считать еще и потому, что в ней с наибольшей полнотой отразилась вся трагическая противоречивость барочного мироощущения, вся безнадежность стремления одного из величайших художников этой эпохи разрешить трагически-неразрешимые конфликты и своего времени и человеческого бытия в целом.

Не стоит сводить сущность драмы к ее заглавию, сочтя, что все на белом свете лишь пустая видимость, бесследно исчезающий мираж, и жизнь — ничтожный морок, короткий сон, после которого просыпаются в вечном загробном мире. На самом же деле драма не говорит о бессмысленности земного бытия, она говорит о постоянных поисках и обретении смысла. К нему устремлен Сехисмундо уже в первом знаменитом своем монологе («О, я несчастный! Горе мне!»). Жизнь изображена здесь не бледной и бесплотной, а удивительно яркой. Хотя тема сна проходит через всю драму, она постоянно сталкивается с самой живописной явью. Сехисмундо надобно не только «мысль разрешить», но и принимать важнейшие для собственной судьбы и судеб Польши решения и выбрать между двумя красавицами, чьи имена говорят об их чарах: «звездой» — Эстрельей и «утренней розой» — Росаурой. Так постоянно возникают «пограничные ситуации», и все происходящее оказывается на тонкой грани между явью и сном. Барочное сочетание несочетаемых противоположностей делает драму предельно парадоксальной и неоднозначной. Кальдерон не зря делает упор на сплошной двойственности — двойственной оказывается и вынесенная в заглавие мысль: жизнь есть сон.

Парадоксально, что Сехисмундо жил как во сне, в невменяемом состоянии до того, как начал думать о том, что жизнь подобна сну. Напротив, мысль о сне пробуждает от сна, заставляет бодрствовать его сознание. Жизнь Сехисмундо начинает всплывать из марева сна по мере того, как он обнаруживает в ней нечто настоящее. Делать это ему крайне непросто: герой с самого детства не знает, кто он такой, кто его родители, почему он находится в неволе. Он просто живет совершенно животный образ жизни в стенах своей темницы. Затем он переживает самое тяжкое потрясения — его поманили властью, богатством, великолепием и красотой и тут же стали уверять, что все это было лишь обманчивым видением. После опьянения страстями, когда Сехисмундо буйствовал во дворце, желая наверстать упущенное, взять все у жизни сполна, без отлагательства и без стеснения, наступает горькое похмелье. Что же спасает его от отчаяния? Догадка о том, что не все было сном, что есть нечто подлинное, непреходящее – любовь.

Таков первый шаг в преображении зверя в человека. Преображение это становится все сильнее по мере того, как идея жизнь есть сон сменяется идеей жизнь есть театр. Сперва две мысли существуют в голове Сехисмундо в неразделенности — все роли, которые играют люди, столь призрачны, что ни за одну из них братьев не стоит.

Мысль о тщете мира выражена очень ярко, однако вскоре окажется, что сама судьба опроверггнет такую точку зрения – достаточно вспомнить судьбу шута Кларина. Во время битвы он, не желая принимать участие в охватившей всю страну войне, прячется за скалой и оказывается единственным убитым в сражении, настигнутый шальной пулей. Этой смертью автор показывает, что невозможно бежать от мира, как невозможно бежать от себя — это в равной степени относится и к шуту, и к королю Басилио, и к Сехисмундо; задача каждого заключается в прямо противоположном — в том, чтобы обрести себя. Когда Сехисмундо раздумывает, взяться ли за роль претендента на престол, стать ли сознательным героем в исторической драме, войска предлагают ему покинуть темницу и начать борьбу за свои права. Велик соблазн ставшего привычным отшельничества, в котором он мог бы спокойно предаваться размышлениям о тщете человеческого существования. Но Сехисмундо уже начал постигать его значение. Напряженная работа сознания не прошла зря — работа, без которой невозможно становление человека. Человеком, утверждает Кальдерон, не рождаются, человеком становятся; человек — не столько творение природы, сколько творение собственного духа. Окончательно же человек обретает свою сущность в сопричастии человеческому сообществу — в Великом Театре Мира. Наступает стремительная кода драмы, в которой Сехисмундо будет мужественно и благородно следовать взятой на себя трудной роли. Он великодушно отпускает Клотальдо и берется рыцарски благородно сражаться за честь Росауры. Победив врагов, Сехисмундо определяет в башню-тюрьму вызволившего его из нее мятежного солдата (!). Сехисмундо часто сравнивают с Гамлетом: оба – герои-мыслители, и действие обоих произведений во многом определяется движением их мысли. Оба принца сталкиваются с враждебной судьбой, с трагическим состоянием мира, оба мучительно не приемлют несправедливость. Но Гамлета больше всего терзает зло, царящее в окружающей действительности, Сехисмундо же приходит к выводу, что самое страшное — зло, живущее в нас самих. Кульминация драмы — его победа над самим собой.

Сознание театральности жизни у Кальдерона в конечном счете — это сознание не ее лживости, а подлинности: я играю — значит, я существую, что-то представляю перед другими и для других, что-то для них значу. Но игра игре рознь: безотчетно играя роль принца во дворце, Сехисмундо был импульсивен и дик, как животное, сознательная же игра — это самоконтроль, делающий его значительным, мудрым и справедливым. Снова это своего рода «театр в театре» — апофеоз продуманного, глубоко осмысленного актерства, намеренной и отточенной игры!

И все же тема театра в театре и образ Сехисмундо в финале драмы неоднозначны. Да, с одной стороны, можно сказать, что образ главного героя обретает скульптурность очертаний, резкую, недвусмысленную определенность, свидетельствующую о том, что произошло его бесповоротное самоопределение. С колебаниями между жизнью и сном, с путаницей между сном и жизнью покончено — Сехисмундо сделал выбор в пользу жизни, понятой как утверждение и торжество духа. Он стал служителем идеала, решил творить добро. Однако Сехисмундо до конца так и не становится понятно, живет он или находится во сне (он приходит к выводу, что необходимо творить добро, будь жизнь "правда или сон"). И если, живя в башне, он вообще не знает, кто он, то, оказавшись во дворце, он сразу же узнает от своего наставника Клотальдо, что он — наследный принц, и принимает эту роль как данность. Живя в башне, он — «живой труп», пройдя школу сна и разочарования, он открывает, что «живые трупы» — все вокруг. Ибо социальная роль каждого — иллюзорна, призрачна. Между «тюрьмой» тела и «тюрьмой» социальной роли, умиранием в башне или во дворце — таков выбор. Третьего не дано. но в любом случае такое состояние временно, временновыступление на «великом театре мира». И все же — надо хорошо играть свою роль, чтобы не повторить судьбу "грасьосо" Кларина.

Краткое содержание:

В безлюдной горной местности, неподалеку от двора польского короля, заблудились Росаура, знатная дама, переодетая в мужское платье, и её слуга. Близится ночь, и вдруг путники различают в полумраке какую-то башню, из-за стен которой им слышатся жалобы и стенания: это проклинает свою судьбу закованный в цепи Сехизмундо. Он сетует на то, что лишен свободы и тех радостей бытия, что даны каждому родившемуся на свет. Найдя дверь башни незапертой, Росаура и слуга входят в башню и вступают в разговор с Сехизмундо, который поражен их появлением: за всю свою жизнь юноша видел только одного человека — своего тюремщика Клотальдо. На звук их голосов прибегает уснувший Клотальдо и зовет стражников — они все в масках, что сильно поражает путников. Он грозит смертью незваным гостям, но Сехизмундо решительно вступается за них, угрожая положить конец своей жизни, если тот их тронет. Солдаты уводят Сехизмундо, а Клотальдо решает, отобрав у путников оружие и завязав им глаза, проводить их подальше от этого страшного места. Но когда ему в руки попадает шпага Росауры, что-то в ней поражает старика, Росаура поясняет, что человек, давший ей эту шпагу (имени его она не называет), приказал отправиться в Польшу и показать её самым знатным людям королевства, у которых она найдет поддержку, — в этом причина появления Росауры, которую Клотадьдо, как и все окружающие, принимает за мужчину.

Оставшись один, Клотальдо вспоминает, как он отдал эту шпагу когда-то Вьоланте, сказав, что всегда окажет помощь тому, кто принесет её обратно. Старик подозревает, что таинственный незнакомец — его сын, и решает обратиться за советом к королю в надежде на его правый суд. За тем же обращаются к Басилио, королю Польши, инфанта Эстрелья и принц Московии Астольфо. Басилио приходится им дядей; у него самого нет наследников, поэтому после его смерти престол Польши должен отойти одному из племянников — Эстрелье, дочери его старшей сестры Клорине, или Астольфо, сыну его младшей сестры Ресизмунды, которая вышла замуж в далекой Московии. Оба претендуют на эту корону: Эстрелья потому, что её мать была старшей сестрой Басилио, Астольфо — потому, что он мужчина. Кроме того, Астольфо влюблен в Эстрелью и предлагает ей пожениться и объединить обе империи. Эстрелья неравнодушна к красивому принцу, но её смущает, что на груди он носит портрет какой-то дамы, который никому не показывает. Когда они обращаются к Басилио с просьбой рассудить их, он открывает им тщательно скрываемую тайну: у него есть сын, законный наследник престола. Басилио всю жизнь увлекался астрологией и, перед тем как жена его должна была разрешиться от бремени, вычислил по звездам, что сыну уготована страшная судьба; он принесет смерть матери и всю жизнь будет сеять вокруг себя смерть и раздор и даже поднимет руку на своего отца. Одно из предсказаний сбылось сразу же: появление мальчика на свет стоило жене Басилио жизни. Поэтому король польский решил не ставить под угрозу престол, отечество и свою жизнь и лишил наследника всех прав, заключив его в темницу, где он — Сехизмундо — и вырос под бдительной охраной и наблюдением Клотальдо. Но теперь Басилио хочет резко изменить судьбу наследного принца: тот окажется на троне и получит возможность править. Если им будут руководить добрые намерения и справедливость, он останется на троне, а Эстрелья, Астольфо и все подданные королевства принесут ему присягу на верность.

Тем временем Клотальдо приводит к королю Росауру, которая, тронутая участием монарха, рассказывает, что она — женщина и оказалась в Польше в поисках Астольфо, связанного с ней узами любви — именно её портрет носит принц Московии на груди. Клотальдо оказывает молодой женщине всяческую поддержку, и она остается при дворе, в свите инфанты Эстрельи под именем Астреа.

Басилио решает проверить, как себя будет вести его сын, если его выпустить из темницы – быть может, предсказание – неправда? Клотальдо по приказу Басилио дает Сехизмундо усыпляющий напиток, и, сонного, его перевозят во дворец короля. Здесь он просыпается и, осознав себя владыкой, начинает творить бесчинства, словно вырвавшийся на волю зверь: со всеми, включая короля, груб и резок, сбрасывает с балкона в море осмелившегося ему перечить слугу, пытается убить Клотальдо. Терпению Басилио приходит конец, и он решает отправить Сехизмундо обратно в темницу. «Проснешься ты, где просыпался прежде» — такова воля польскою короля, которую слуги незамедлительно приводят в исполнение, снова опоив наследного принца сонным напитком.

Смятение Сехизмундо, когда он просыпается в кандалах и звериных шкурах, не поддается описанию. Клотальдо объясняет ему, что все, что тот видел, было сном, как и вся жизнь, но, говорит он назидательно, «и в сновиденьи / добро остается добром». Это объяснение производит неизгладимое впечатление на Сехизмундо, который теперь под этим углом зрения смотрит на мир.

Басилио решает передать свою корону Астольфо, который не оставляет притязаний на руку Эстрельи. Инфанта просит свою новую подругу Астреа раздобыть для нее портрет, который принц Московии носит на груди. Астольфо узнает её, и между ними происходит объяснение, в ходе которого Росаура поначалу отрицает, что она — это она. Все же правдами и неправдами ей удается вырвать у Астольфо свой портрет — она не хочет, чтобы его видела другая женщина. Её обиде и боли нет предела, и она резко упрекает Астольфо в измене.

Узнав о решении Басилио отдать корону Польши принцу Московии, народ поднимает восстание и освобождает Сехизмундо из темницы. Люди не хотят видеть чужестранца, на престоле, а молва о том, где спрятан наследный принц, уже облетела пределы королевства; Сехизмундо возглавляет народный бунт. Войска под его предводительством побеждают сторонников Басилио, и король уже приготовился к смерти, отдав себя на милость Сехизмундо. Но принц переменился: он многое передумал, и пришел к выводу: вне зависимости от того, сон наша жизнь или нет, вести себя нужно достойно и творить добро. Если мы не спим, делать это нужно для того, чтобы в мире царило добро, если же бытие только сон – чтобы иметь друзей, когда он закончится. Сехизмундо сам припадает к стопам Басилио как верный подданный и послушный сын. Сехизмундо делает ещё одно усилие и переступает через свою любовь к Росауре ради чувства, которое женщина питает к Астольфо. Принц Московии пытается сослаться на разницу в их происхождении, но тут в разговор вступает благородный Клотальдо: он говорит, что Росаура — его дочь, он узнал её по шпаге, когда-то подаренной им её матери. Таким образом, Росаура и Астольфо равны по своему положению и между ними больше нет преград, и справедливость торжествует — Астольфо называет Росауру своей женой. Рука Эстрельи достается Сехизмундо. Со всеми Сехизмундо приветлив и справедлив.