Военная тема в прозе К.Д. Воробьева. Анализ одного произведения по выбору студента.

Судьба К. Воробьева красноречиво выразила типичную участь русских опальных мастеров художественного слова. клеймо «политически незрелый писатель, бывший в плену», сопровождало его, по сути, до самой смерти. В 1943 г. бежал из лагеря и организовал партизанскую группу, которая затем вошла в состав крупного партизанского соединения. В том же году, находясь в фашистском тылу, Воробьев написал свою первую повесть «Дорога в отчий дом», опубликованную только в 1986 г. под названием «Это мы, Господи!» в журнале «Наш современник» и пролежавшую в архиве «Нового мира» сорок лет. Его первый рассказ «Ленька» (1951) был опубликован в милицейской газете. В рассказах конца 1940-х – нач. 1950-х гг. и в повести «Одним дыханием» (1948) в основном шла речь о буднях литовской деревни.

В 1956 г. вышел в свет первый сборник рассказов «Подснежник». Герой последующих произведений Воробьева наделен автобиографическими чертами. Писатель рассматривает его судьбу во взаимосвязи с важнейшими драматическими моментами истории страны.

В начале 1960-х гг. вышли в свет повести, принесшие Воробьеву известность: «Сказание о моем ровеснике» (др. название «Алексей, сын Алексея», 1960), «Убиты под Москвой» (1963, через двадцать лет после написания), «Крик» (1962).

Повесть «Убиты под Москвой» стала первым произведением Воробьева из разряда тех, которые были названы критиками «лейтенантской прозой». Воробьев рассказывал о той «невероятной яви войны», которой сам стал свидетелем во время боев под Москвой зимой 1941 г.  в 2001 г. – литературная премия А. Солженицына.

К. Воробьев "Это мы, Господи!"43 год, опубл в 86-ом. "Убиты под Москвой", "Кремлевские курсанты" он сам был тем Кремл курсантом. Выжил, был в плену. Пока отсиживался, написал "Это мы, Господи!". Он первый сказал о плене сов челка. Так как тогда пленных считали предателями.

Васильев: "Как выиграли войну? Мясом закидали".

"Это мы, Господи!"

Гл герой - Сергей Костров. Эпиграф из слова о полку Игореве" - лучше быть убито от мечей, чем от рук поганых полонену. Он придерж традиций летописей, т.е. правдиво отражает детали происходящих событий.

В повести обилие зла. Повесть написана в традициях путевого очерка. Для того, чтобы смягчите ужас, автор дает пейзаж. Но и тот получается страшным и уродливым.

«Это мы, господи!»(1943) суждено было увидеть свет спустя 40 лет.

На помощь Сергею Кострову приходила память: «Оставалось последний раз прошагать мысленно свои двадцать три года. Нет, в прошлом все было так, как надо... Иначе он и не мог. Только так, как было и должно быть! И только обрыв этой немноголистной повести нелепый... без подписи, без росчерка...». Не мог этот упрямый юноша смириться с таким концом, и борьба продолжалась. Взаимопомощь и взаимовыручка - только так можно справиться с массовым безумием фашистов, ум которых направлен только на изобретение все новых видов и способов жестоко-неумолимой смерти. Но ни Сергей, ни кто-либо другой не сдался. И даже находясь в заключении, он всегда думал о побеге. Но о побеге не для того, чтобы остаться в живых, спасти себя, а чтобы быть защитником своей Родины. Жить на войне ради другого - вот настоящий подвиг.

На войне русский человек сталкивается с "колючими поросячьими глазами" обезумевших от злобы фашистов. Немцы напоминают мне марионеток в руках Гитлера. В повести звучит немецкая речь. Как не похожа она на красивый и певучий русский язык! Ее можно сравнить с выстрелами и взрывами. Вот почему не понятны фашистам песни-плачи русского народа, не понятна русская душа. Пейзажи в повести как будто написаны "кровью сердца" народа: солнце становится "кроваво-красным шаром", плачет "кровавыми гроздьями слез" рябина, как будто мать роняет последние соленые капельки, поземка на развалинах города "вылизывает пятна крови", а с неба льется "недоспелый вишневый сок зари". Лирические отступления словно вкраплены в текст, они скрашивают происходящее, но природа словно чувствует, что идет война: «Бархатистыми кошачьими лапами подкрадывалась осень. Выдавала она себя лишь тихими шорохами засыхающих кленовых листьев да потрескавшихся стручков акаций. Исстрадавшейся вдовой-солдаткой плачет кровавыми гроздьями слез опершаяся на плетень рябина». Природа словно живая, метафоры, неоднократно использованные автором, делают ее непосредственной свидетельницей войны. Природа плачет над погибшими, страдает вместе с ранеными. Но природа является и врагом военнопленных. Природа-убийца и природа-страдалица.