Проза и поэзия Карамзина

Проза и поэзия Карамзина оказали решительное влияние на развитие русского литературного языка. Карамзин целенапр отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка. Карамзин ввёл в русский язык множество новых слов — как неологизмов «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «первоклассный», «человечный»), так и варваризмов («тротуар», «кучер»). Также он одним из первых начал использовать букву Ё.Изменения в языке, предлагаемые Карамзиным, вызвали бурную полемику в 1810-х годах. Писатель А. С. Шишков при содействии Державина основал в 1811 году общество «Беседа любителей русского слова», целью которого была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковского и их последователей. В ответ в 1815 году образовалось литературное общество «Арзамас», которое иронизировало над авторами «Беседы» и пародировало их произведения . Членами общества стали многие поэты нового поколения, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила победу языковых изменений, которые ввёл Карамзин. Несмотря на это, позже произошло сближение Карамзина с Шишковым, и, благодаря содействию последнего, Карамзин в 1818 году был избран членом Российской академии.

В литературном отношении «Бедная Лиза», как и другие повести Карамзина, — произведение довольно слабое; русская действительность почти не отразилась в ней или изображена неточно, с явною склонностью к идеализации и приукрашению. Тем не менее, благодаря своему гуманному, мягкому колориту эта повесть, заставившая широкий круг читателей проливать слезы над судьбою совершенно незаметной, скромной героини, составила эпоху в истории русской повествовательной литературы и оказала довольно благотворное, хотя и непродолжительное влияние на читающую публику. Даже в повести «Наталья, боярская дочь» (1792), сюжет которой взят из старой русской жизни, сентиментальному элементу принадлежит первое место: старина идеализирована, любовь носит томный и чувствительный характер. Сочинения Карамзина вскоре стали предметом подражания.

Анализ «Бедной Лизы»

Лиза (бедная Лиза) — главная героиня повести, которая произвела полный переворот в общественном сознании XVIII в. Карамзин впервые в истории русской прозы обратился к героине, наделенной подчеркнуто обыденными чертами. Его слова «и крестьянки любить умеют» стали крылатыми.

Бедная крестьянская девушка Л. рано остается сиротой. Она живет в одной из подмосковных деревень с матерью — «чувствительной, доброй старушкой», от которой Л. наследует свой главный талант — умение преданно любить. Чтобы содержать себя и мать, Л., «не щадя своей нежной молодости», берется за любую работу. Весной она ходит в город продавать цветы. Там, в Москве, Л. встречает молодого дворянина Эраста. Уставший от ветреной светской жизни, Эраст влюбляется в непосредственную, невинную девушку «любовью брата». Так кажется ему самому. Однако вскоре платоническая любовь переходит в чувственную. Л., «совершенно ему отдавшись, им только жила и дышала». Но постепенно Л. начинает замечать происходящую в Эрасте перемену. Свое охлаждение он объясняет естественной озабоченностью: ему нужно отправляться на войну. Однако в армии он не столько сражается с неприятелем, сколько проигрывается в карты. Чтобы поправить дела, Эраст женится на пожилой богатой вдове. Узнав об этом, Л. топится в пруду.

Чувствительность — так на языке конца XVIII в. определяли главное достоинство повестей Карамзина, подразумевая под этим умение сострадать, обнаруживать в «изгибах сердца» «нежнейшие чувствия», а также способность наслаждаться созерцанием собственных эмоций. Чувствительность является и центральной чертой характера Л. Она доверяет движениям своего сердца, живет «нежными страстями». В конечном счете именно пылкость и горячность и приводят Л. к гибели, но нравственно она оправдана. Последовательно проводимая Карамзи- ным мысль о том, что для душевно богатого, чувствительного человека совершать добрые поступки естественно, снимает необходимость в нормативной морали.

Мотив совращения чистой и непорочной девушки, в том или ином виде встречающийся во многих произведениях Карамзина, обретает в «Бедной Лизе» подчеркнуто социальное звучание. Карамзин одним из первых вводит в русскую литературу противопоставление города и деревни. В мировой фольклорно-мифологической традиции герои зачастую способны активно действовать только в отведенном им пространстве и совершенно бессильны за его пределами. В согласии с этой традицией в повести Карамзина деревенский человек — человек природы — оказывается беззащитен, попадая в пространство городское, где действуют законы, отличные от законов естества. Недаром мать Л. говорит ей (тем самым косвенно предсказывая все, что случится потом): «У меня всегда сердце не на своем месте, когда ты ходишь в город; я всегда ставлю свечу перед образом и молю Господа Бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти».

Не случайно первым шагом на пути к катастрофе становится неискренность Л.: она впервые «отступает от себя», скрыв, по совету Эраста, их любовь от матери, которой раньше поверяла все свои тайны. Позже именно по отношению к нежно любимой матери Л. повторит самый дурной поступок Эраста. Он попытается «откупиться» от Л. и, прогоняя ее, дает ей сто рублей. Но ведь и Л. сделает то же самое, послав матери вместе с вестью о своей гибели те «десять империалов», что дал ей Эраст. Естественно, эти деньги так же не нужны матери Л., как и самой героине: «Лизина мать услышала о страшной смерти дочери своей, и кровь ее от ужаса охладела — глаза навек закрылись». Трагический итог любви крестьянки и офицера подтверждает правоту матери, предупреждавшей Л. в самом начале повести: «Ты еще не знаешь, как злые люди могут обидеть бедную девушку». Общее правило оборачивается конкретной ситуацией, на место безличной «бедной девушки» становится сама бедная Л., а универсальный сюжет переносится на русскую почву, приобретая при этом особый национальный колорит.

При этом фабула «Бедной Лизы» максимально обобщена и сжата. Возможные линии развития содержатся в зародышевом состоянии, многоточия и тире подчас заменяют собой текст, становятся его «эквивалентом», «значимым минусом». Подобная конспективность отражается и на уровне персонажей. Образ Л. намечен пунктиром, каждая черта ее характера — тема для рассказа, но еще не сам рассказ. Это не мешает дуэту Л. и Эраста оставаться сюжетным центром повести, вокруг которого организованы все остальные персонажи. Для расстановки персонажей в повести существенно и то, что повествователь узнает историю бедной Л. непосредственно от Эраста и сам нередко приходит грустить на «Лизину могилку». Сосуществование автора и его героя в одном повествовательном пространстве до Карамзина не было знакомо русской литературе. Рассказчик «Бедной Лизы» душевно вовлечен в отношения героев. Уже заглавие повести построено на соединении собственного имени героини с эпитетом, характеризующим сочувственное отношение к ней повествователя, который при этом постоянно повторяет, что не властен изменить ход событий («Ах! Для чего пишу не роман, а печальную быль?»). Своего рода «самодостаточность» героя, его «независимость» от автора , во многом определяет специфику бытования образа в тексте, точнее — его выход за рамки текста, осуществляемый по двум основным направлениям. В «Бедной Лизе» топографически конкретное пространство Москвы соединено с условным пространством литературной традиции. В точке пересечения стоит образ Л. «Бедная Лиза» воспринимается как рассказ о подлинных событиях. Л. принадлежит к персонажам с «пропиской», «...все чаще привлекает меня к стенам Си...нова монастыря — воспоминание о плачевной судьбе Лизы, бедной Лизы» — так начинает автор свое повествование. За пропуском в середине слова любой москвич угадывал название Симонова монастыря. (Симонов монастырь, первые постройки которого датируются XIV в., сохранился и поныне; расположен на территории завода «Динамо» по адресу Ленинская слобода, 26.) Пруд, находившийся под стенами монастыря, назывался Лисиным прудом, но благодаря повести Карамзина был в народе переименован в Лизин и стал местом постоянного паломничества москвичей. Парадоксом яв- ляется отсутствие противоречия между христианской моралью и невинностью Л. Ей «прощен» даже грех самоубийства. В сознании иноков Симонова монастыря, ревностно охранявших память о Л., она была прежде всего падшей жертвой. Но по существу, Л. была «канонизирована» сентиментальной культурой. Таким образом, героиня Карамзина стоит не только на пересечении вымысла и были, но и на пересечении двух религий: христианской и сентиментальной религии чувства.

К месту Лизиной гибели приходили плакать и горевать такие же несчастные влюбленные девушки, какой была сама Л. По свидетельствам очевидцев, кора деревьев, растущих вокруг пруда, была безжалостно изрезана ножами «паломников». Надписи, вырезанные на деревьях, были и серьезными («В струях сих бедная скончала Лиза дни; / Коль ты чувствителен, прохожий, воздохни»), и сатирическими, враждебными Карамзину и его героине (особую славу среди таких «березовых эпиграмм» приобрело двустишие: «Погибла в сих струях Эрастова невеста. / Топитесь, девушки, в пруду довольно места»). Само имя Елисавета — древнееврейского происхождения (с последующей греко-латинской адаптацией) и переводится как «почитающая Бога». «Мировой» контекст имени Лиза/Елизавета начинается с библейских текстов. Это имя жены первосвященника Аарона (Исх., 6, 23), а также жены священника Захарии и матери Иоанна Крестителя (Лк., 1, 5). В галерее литературных героинь особое место занимает Элоиза, подруга Абеляра. После нее имя ассоциативно связывается с любовной темой: историю «благородной девицы» Жюли д'Энтаж, полюбившей своего скромного учителя Сен-Пре, Ж. Ж. Руссо называет «Юлия, или Новая Элоиза...» (1761). В Эрмитаже находится знаменитый бюст невинной и наивной «Маленькой Лизы» работы фран- цузского скульптора Гудона (1775), который мог также повлиять на образ, создаваемый Карамзиным.

Имя «Лиза» до начала 80-х гг. XVIII в. почти не встречалось в русской литературе, а если и встречалось, то в своем иноязычном варианте. Выбирая для своей героини это имя, Карамзин шел на ломку достаточно строгого канона, сложившегося в литературе и предопределявшего заранее, какой должна быть Лиза, как она должна себя вести. Этот поведенческий стереотип определялся в европейской литературе XVII—XVIII вв. тем, что образ Лизы, Лизетты (Lizette) был связан прежде всего с комедией. Лиза французской комедии обычно служанка-горничная (камеристка), наперсница своей молодой госпожи. Она молода, хороша собой, достаточно легкомысленна и с полуслова понимает все, что связано с любовной интригой, с «наукой страсти неж- ной». Наивность, невинность, скромность меньше всего свойственны этому комедийному амплуа.

Разбивая ожидания читателя, снимая маску с имени героини, Карамзин тем самым разрушал основы самой культуры классицизма, ослаблял связи между означаемым и означающим, между именем и его носителем в пространстве литературы. При всей условности образа Л. ее имя связано именно с характером, а не с амплуа героини. Установление зависимости между «внутренним» характером и «внешним» действием стало существенным завоеванием Карамзина на пути к «психологизму» русской прозы.