Творчество Чехова

Творчество Чехова условно разделяют на три периода: первый (с конца 70-х до середины 80-х годов) характеризуется обращением писателя преимущественно к юмористической новеллистке; второй (с середины 80-х годов) – усилением сатирического начала в произведениях и углублением реализма; третий (с начала 90-х) отмечен высшими достижениями писателя в прозе и драматургии.

Важнейшим жанром в тв-ве Ч. стал рассказ. Он сформировался на периферии большой лит-ры – в журнальных опытах «Стрекозы», «Осколков», «Нового времени». Ч. узаконил Р. Как один из самых влиятельных эпических жанров, худ-й микромир которого не уступает по емкости роману.

Мир чех произвед. Включает множество разнообразных чел-ких хар-ров. Однако всем им недостает чего-то самого важного. Они пытаются приобщиться к подлинной жизни, но, к.п., так и не обретают дух. гармонии. Ни любовь, ни страстное служение науке, ни вера в бога – ни один из старых надежных путей достижения цельности им не подходит. Мир словно утратил единый центр, стал незавершенны. Поэтому жизнь по какому-либо шаблону осмыслена Ч. как особая социально-духовная субстанция – пошлость. Жизнь, повторяющая заданные традиции, лишена дух. самостоятельности, а следовательно, и смысла. Для Ч. важно не «моральное расследование», завершающее авторским приговором, а выяснение причин взаимного непонимания м/у людьми.

Внешне бесконфликтные сюжетные ситуации  в зрелой прозе и драматургии Ч. выявляют заблуждения персонажей, степень развитости их самосознания и связанную с этим меру личной ответственности. Персонажей с большими оговорками можно делить на главных и второстепенных, то же отсутствие определенности в событийной организации произвед. В сюжетах нет четкого деления на кульминационные и «проходные» эпизоды. В равной мере важно и то, что случилось, и то, что не произошло. Событием у Ч. может стать отсутствие события.

Худ. мир Ч. – мир подвижных отношений, в котором взаимодействуют разные чел-е правды. Хар-ая чех. тональность – тонкая, подчас едва уловимая лирическая ирония.

Рассказы Ч. полемичны по отношению к жанровой традиции XIX в. Центр тяжести в них перенесен с развития события на бессобытийное течение жизни в ее повседневности («Ионыч», «Учитель словесности»). Нет интриги как  организатора действия, события не выходят за рамки быта. Пространственно-временные особенности таковы, что герои как бы погружаются в поток быстротекущего времени.

Сюжет рас. «Ионыч» прост – это история несостоявшейся женитьбы Дмитрия Старцева, а фактически, история всей его жизни, прожитой бессмысленно. Не случившееся  событие – не сложившаяся жизнь – утраченное собственное имя.

Рассказы Ч. иногда называют новеллами. Однако в классич. новеллах всегда есть новость – неожиданное событие. В чех. рассказах нет ничего непредвиденного, никаких внешних поворотов сюжета. Интерес перенесен с событий на психологию персонажей, на их настроение и «подробности» чувств.

Особый хар-р конфликта: ни один из героев не может претендовать на знание правды или хотя бы приближение к ней. Однако в его рассказах сохраняется необходимое эмоциональное напряжение – оно возникает из очевидного несоответствия  реального – идеальному. М/у этими полюсами – мертвое пространство, которое никто из чех. персонажей не может преодолеть.

Реальное – это либо одинокое, замкнутое сущ-е, тождественное пошлости, либо система регламентированных ценностей «футлярной» жизни. Идеальное – вне материальных координат. В чех. худ. мире это м/б внезапное откровение и родство душ («Студент») или неожиданное впечатление («Скрипка Ротшильда»). Овеществленной жизни персонажей нередко противопоставлен мир природы.

Авторская позиция в рас. Ч, к.п., не акцентирована. Создается иллюзия «объективности» автора-повествователя. Ч. не допускает прямых оценочных хар-к персонажей, но это не значит, что он полностью уклоняется от выражения своей т.з. Завуалированность авторской т.з. создает особый худ. эффект – многовариантное толкование рассказов.

«Студент». Ч. считал  этот рас. наиболее «отделанным». В его основе случай из жизни студента дух. академии Ивана Великопольского. Ситуация почти анекдотическая: герой беседует с вдовами на огороде, которым он рассказывает притчу о предательстве Христа любимым учеником. Новозаветная реминисценция – единственное «событие» в рассказе. Событийный ряд заменяется передачей состояния героя. Сюжет заменен ассоциативным потоком настроений с контрастными темами: холода и тепла, мрака и света, которые имеют прямое и обобщенно-символическое значение. События происходят в страстную пятницу, поэтому и то, что происходило 12 веков назад, тоже имеет отношение к настоящему. На пересечении этих временных координат возникает миг «откровения», в котором подчеркнут переход от мрака к свету, от безнадежности к надежде. Субъективное ощущение персонажа – радость – событие его внутр. жизни. Но случайный эпизод открывает ему большее – закономерность вечного круговорота жизни с неизбежным движением от мрака к свету.

Предметная детализация – важнейшая особенность твор. метода и стиля Ч. Мысли, чувства, переживания персонажей объясняются опосредованно, ч/з предметный мир. Мир вещей обезличивает, усредняет индивидуальность людей («Ионыч»), опошляет чувства и превращает самого чел-а в подобие вещи («Чел-к в футляре»). Нередко возникает ощущение абсолютной зависимости героев от материальной «оболочки» жизни. Вещи и «вещные» отношения становятся знаками пошлости, разъединяющей людей.

Чехов изображал ничем не выдающихся «средних» людей, однако «средний» в системе чеховских представлений о человеке не означает «усредненный». «Средний» человек не лишен индивидуальности.  Какова судьба личности в рутинном, повседневном течении жизни? — так ставит вопрос писатель. Ответ на него — в характере общения героев с окружающими их людьми, в том, как они связаны с повседневными обстоятельствами. Излюбленная сюжетная ситуация в рассказах Чехова — испытание героя бытом («Учитель словесности», «Ионыч»), Характер героя раскрывается, к.п, в сюжете, в котором интрига едва намечена («Ионыч»). Изменив ракурс изображения человека, Чехов акцентировал внимание на смене его настроений, прямо не называя их.

Понимание чеховских произведений, в том числе тех, в которых звучит эхо темы «маленького человека», невозможно без выяснения природы комического, особенностей юмора и сатиры в творчестве Чехова. Художественная система Чехова построена на смене смешного и грустного, жизнерадостного и меланхолического.

Чехов начал свой писательский путь как юморист. Стихия комического, вне которой невозможно представить раннего Чехова, проявилась в жанровой россыпи «комических мелочей», «осколков» — анекдотов, юмористических афоризмов. Чеховские литературные «анекдоты» строились на неожиданном повороте темы или игре слов. Ранняя юмористика Чехова стала для него школой лаконизма. Он учился создавать динамичные композиции с неожиданными зачинами, и которых информация, заключенная в первой фразе, исчерпывает смысл произведения (рассказы «Хамелеон», «Толстый и тонкий»), и финалами, вызывающими в памяти начало рассказа, но не по сходству, а по контрасту («Смерть чиновника», «Оратор»).

В ранних рассказах Чехов-юморист не «разоблачает» своих персонажей, а иронизирует над определенными типами человеческого поведения. Уже в этих юмористических зарисовках комическое — анекдотическое, нелепое — корректируется иной авторской тональностью. Персонажи, над которыми Чехов добродушно подшучивал, могли быть изображены и в другом ракурсе — трагикомическом. Вспомним, например, рассказы «Тоска» или «Ванька». В сущности, перед нами комические микросюжеты. На большом конверте маленький несмышленыш Ванька Жуков пишет адрес: «на деревню дедушке», а потом, почесавшись и подумав, добавляет: «Константину Макарычу». Анекдотический микросюжет только поверхностный, не самый важный смысловой пласт произведения. В анекдоте Чехов увидел «маленькую трагедию», ее тема — одиночество, бесприютность человека. В нем, однако не умирает надежда и на «доброго дедушку», и на благосклонность всесильной судьбы. Уже в ранних рассказах Чехова воплощен принцип совмещения комического и трагического, который позднее станет ведущим в его поэтике.

Важный объект чеховской сатиры — чиновники. Писателя интересует в чиновнике не его социальная роль, не потертый мундир «маленького человека», а психологический статус. Для обывателя из ранних рассказов Чехова представление о достоинстве человеческой личности исчерпывается чином. Символично название одного из ранних рассказов — «Смерть чиновника». Смерть становится водевильно-фарсовым вариантом человеческой жизни. Это рассказ не об исчезновении человеческой индивидуальности, а о прекращении функционирования чиновника.

«Маленький человек» классической литературы предстал в новом облике — без чина, но в «футляре». Учитель древнегреческого языка Беликов перевоплотился в чиновника по духу; «живущего по циркулярам и газетным статьям, в которых запрещалось что-нибудь». Этот чеховский персонаж — сатира на безликое существование в «футляре». Символический предмет заменил мундир, полностью закрыв Беликова от жизни, превратив его в некое шаржированное подобие человека.

Чехов — «недоверчивый», сомневающийся, ироничный, но великодушный и оптимистичный художник. Вопреки всему низменному и пошлому, что он увидел в людях, Чехов не утратил веру в Человека и требовательную любовь к своим современникам. Гуманистическое кредо писателя — оправдательный приговор людям.