Тема деревни в прозе 60-х и 80-х годов (В. Белов, Ф. Абрамов, В.Распутин, В. Астафьев, Б. Можаев)

Деревенская проза ведет свое начало с 50-х годов. У ее истоков — очерки В. Овечкина («Районные будни», «Трудная весна»). Как направление в литературе деревенская проза сложилась в период оттепели и просуществовала около трех десятилетий. Она прибегала к разным жанрам: очеркам (В. Овечкин, Е. Дорош), рассказам (А.Яшин, В.Тендряков, Г. Троепольский, В. Шукшин), повестям и романам (Ф. Абрамов, Б. Можаев, В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин). Конечно, авторов, пишущих о деревне, было значительно больше. Проверку временем выдержали те произведения, где преобладали общечеловеческие проблемы.

Дистанция времени позволяет дать обобщающую характеристику деревенской прозы, выделив наиболее характерные проблемы, мотивы, особенности авторского подхода. Круг проблем был достаточно широк. Но первой задачей В, Овечкина, а вслед за ним Е. До-роша в «Деревенских дневниках» (1958), Ф. Абрамова в очерке «Вокруг да около» (1963), А. Яшина в «Рычагах» (1956) и в «Вологодской свадьбе» (1962), В. Тендрякова в «Ухабах» (1956) и «Тугом узле» (1955), было показать неблагополучие жизни деревни и в материальной сфере (нищета), и в нравственной (разобщенность), и в идеологической (озабоченные цифровыми отчетами руководители закрывали глаза на реальное положение вещей).

Очеркисты-деревенщики 50—60-х годов не позволяли себе сомневаться в необходимости колхозов, не «поднимали руку» на то, как осуществлялось партийное руководство ими, но показывали, сколько вреда наносят бездумные директивы, «галочная» система. В беседах, разговорах секретарей и председателей, в недоуменных вопросах авторов их случайным и неслучайным собеседникам на страницах очерков обнажались кричащие противоречия жизни. Обнаруживалось, что стоит за дутыми цифрами, парадными отчетами, к чему приводит приказное руководство со стороны.

Особую тревогу вызывал культурный уровень жителей деревни. Писатели акцентировали внимание общества на формировании в подрастающем поколении чисто потребительского отношения к жизни, на отсутствии тяги к знаниям и уважения к труду.

В. Тендряков твердо заявил о себе как о писателе остро социальном и в ранних рассказах, и в «Кончине», и в созданных в 70-е, а увидевших свет в конце 80-х годов рассказах «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «Параня» (1988). Последние (посмертные) публикации для многих оказались неожиданными, критики увидели нового («потаенного», как определила Н. Иванова) В. Тендрякова. Рисуя эпизоды 30-х годов, он не стремился найти корень зла во внешних силах, но обратился к самой крестьянской среде, показал столкновение богатых и бедных в их отношении к труду, к собственности. В рассказах использован биографический материал, выведен образ отца — человека, преданного революционной идее, активно участвовавшего в коллективизации. Будущий писатель в рассказе находится в том детском возрасте, когда понять действия и рассуждения отца и крестьян он не может. Но взрослый человек — автор —- использует наивность ребенка, чтобы добиться непредвзятой оценки изображенной ситуации.

Ф. Абрамов и в очерках, и в романах противостоял лакировке действительности, привлекая внимание сограждан к тяжкой судьбе жителей северной деревни. Точкой отсчета для него оказалась война. Бедствия военных лет не завершились и в мирные дни. Писателя волновали не только материальные трудности обезмужичившей деревни, но и возникшее отчуждение людей, разобщение внутри семьи, уход от земли, нарушение душевного покоя. Ф. Абрамов одним из первых показал завершающий этап раскрестьянивания российской деревни, о начале которого почти в те же годы писали В. Белов («Кануны», 1976) и Б. Можаев («Мужики и бабы», 1978, 1987).

В произведениях Ф. Абрамова читатель открывал различные типы национального характера — сформировавшихся в трудовых семьях, но с абсолютно разными жизненными принципами Михаила Пряс-лина и Егоршу Ставрова. Писатель не только восхищался душевной красотой тружеников («Деревянные кони», 1970), но и показал, с какими нравственными потерями добиваются реальных результатов люди, любящие свое дело («Пелагея», 1969). Беззаветно любя народ, Ф. Абрамов не «кадил» ему, не обольщался надеждами. Самое прочное, символ, объединяющий поколения,— Дом — потерял свою устойчивость, перестал быть связующим началом, стал причиной смерти самой светлой и доброй абрамовской героини Лизы Пряслиной.

Смерть героини у разных писателей несла различную смысловую нагрузку. Умирает праведница Матрена у А. Солженицына («Матре-нин двор», 1963), подчеркивая несовместимость нравственных начал с окружающей жизнью. Умирает Катерина у В. Белова («Привычное дело», 1966) — для Ивана Африкановича это огромное горе, но и первый серьезный толчок к осмыслению себя. Умирает Настена у В. Распутина («Живи и помни», 1974) — ее гибель воспринимается как возмездие. Смерть героя, мотив прощания играли решающую роль в структуре произведения, в обнаружении авторского замысла. Смерть понималась широко — не только как уход из жизни отдельного человека, но и как всенародная национальная драма.

В произведениях В. Белова и Е. Носова, как правило, не возникало острых конфликтных ситуаций. В жизни героев не было взлетов и падений, страстных увлечений и разочарований, подвигов и преступлений. Рассказы и повести этих писателей привлекают бережным, уважительным подходом к человеку, стремлением разобраться в его внутреннем мире, умением авторов посмотреть на мир глазами своих героев. Писатели присматривались к своим персонажам в моменты, когда те пытаются увидеть себя со стороны, может быть, впервые задают себе вопрос, для чего живут. Многие мысли героев явно озвучены авторами, им удалось прочитать невысказанное. К примеру, одно из таких размышлений в рассказе В. Белова: «Надо было жить, сеять хлеб, дышать и ходить по этой трудной земле, потому что другому некому было делать это».

В ряде произведений В. Белов использовал мотив возвращения. Его смысл — во встрече героя со своей юностью, с прошлым, с родным краем. Нужно вернуться, чтобы понять необратимость движения времени, чтобы оценить то, что имел. Возвратился в прошлое, чтобы понять себя — настоящего — Иван Данилович («Речные излуки», 1964). Вспомнив юность, он почувствовал счастье несостоявшейся любви. Вернулся майор в свою родную Каравайку, которой уже нет («За тремя волоками», 1968), ощутив здесь свои корни. В. Белов в 70-е годы от изображения современной или послевоенной деревни тоже вернулся в начало 30-х, чтобы показать, как осуществлялась коллективизация, что собой представляла кампания по «уничтожению кулака как класса» («Кануны», 1972—1987). Свои художественные произведения о деревне В. Белов поддержал книгой уникальной — «Лад» (1979—1981), где собраны описания народных обычаев, бытового уклада и эстетических пристрастий северной русской деревни.

«Пожару» (1985) В. Распутина предшествовали повести этого автора, заслужившие горячий читательский отклик,— «Деньги для Марии» (1966), «Последний срок» (1971), «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матерой» (1976). Читатели и критики почувствовали в этих произведениях страстное желание автора запечатлеть уходящую деревню, уберечь от забвения мир людей старшего поколения с их мудрым пониманием жизни. В. Распутин, младший по возрасту из деревенщиков, удивил всех блестящим изображением стариков и старух. Анна перед смертью («Последний срок»), Дарья, обряжая родную избу («Прощание с Матерой»), мысленно обращались с напутствием к остающимся жить, к тем, кто строил свою, другую жизнь, непохожую на ту, которую довелось прожить им самим. Их настораживало лишение человека своей воли, подчинение работника машине: «Давно уж не оне на вас, а вы на их работаете». Ощущение ненадежности, непрочности существования опиралось на мысль о корнях, о нарушении невосстановимых связей между людьми: «И себя чувствуешь как-то не во весь свой вес, без твердости, надежности, будто любому дурному ветру ничего не стоит подхватить тебя и сорвать — ищи потом, где ты есть». Предваряя трехтомное собрание сочинений В. Распутина (М., 1994), В. Курбатов писал: «Его старухи, прекрасные его героини, матери великого народа, были изведены вместе с этим народом, душевно опустошены и отпеты до срока. С их смертью ничего не оставалось и художнику, как онеметь». Однако такая версия не утверждает художественного тупика. Раскрестьянивание деревни, тяжкие нравственные последствия семидесятилетнего большевизма, современные кризисные явления не означают гибели народа.

В. Астафьев вошел в число деревенщиков с «Последним поклоном» (1960—1989), повествованием «Царь-рыба» (1976). Всеобщее признание он получил к середине 70-х годов.

Суровая правда ранних его произведений сочеталась с лирической взволнованностью. Он искренне любил свою землю, был привязан не только к родным по крови, не только к людям сильного характера, как бабушка Катерина Петровна, прозванная на деревне «генералом». В каждом из персонажей В. Астафьев улавливал черты национального характера, по крупицам собирал образ современника, включал в него наблюдения и впечатления о людях, давших ему первые уроки душевного тепла, самоотверженности, непоказного мужества. Но этот характер воплощался и в образах браконьеров, губящих не только природу, рыбу, но и людские души. Оглядываясь на свои ранние произведения, писатель посчитал нарисованные в них картины несколько «умильными». Однако произведения В. Астафьева последнего десятилетия — «Печальный детектив» (1986), «Людочка» (1989), «Прокляты и убиты» (1990-е),— ставшие органическим продолжением книг о деревне, свидетельствуют об умении автора проникать в потаенные душевные глубины своих рядовых героев и разделять с ними обиду от несложившейся жизни. Излишняя публицистичность, пожалуй, ослабляет художественный анализ. Но искренность писательской боли за человека искупает все.

Какой бы аспект ни выбирали писатели-деревенщики, у каждого из них чувствовалась глубоко личная, кровная связь с деревней. Это был интерес не временный, на период командировки, не кем-то предложенная тема, а по-настоящему своя, выстраданная. Психологические, мировоззренческие и другие проблемы решались авторами и их героями как бы с одинаковой заинтересованностью. При этом одни писатели проявляли повышенное внимание к современному быту, к незаметным людям, другие обращались к прошлому и в истории искали ответы на вопросы сегодняшней жизни.

Деревенская проза всегда вызывала активный отклик в критике, ее авторы часто подвергались пристрастным обвинениям в искажении действительности. Особенно ожесточенными были нападки на; писателей, изображавших послевоенные бедствия и время коллективизации. Никак не соответствовали официальным представлениям персонажи В. Белова и Б. Можаева, Ф. Абрамова и В. Распутина. I В статьях постоянно звучали риторические вопросы: «Ну разве это герои сегодняшнего дня?», «Разве могут они помочь в решении проблем деревни?»

Критические атаки подкреплялись «мнением с мест». К примеру, Ф. Абрамову было направлено «письмо земляков», которые объясняли писателю, что не так он изображает их жизнь, не туда зовет. Организована была и конференция, на которой прозвучали политические обвинения за «издевательство, глумление над советским народом, над чувствами советских людей».