После отмены крепостного права перед Россией открылся путь, по которому давно уже шествовал Запад,— путь буржуазного развития. Это заставило многих русских пристальнее вгля деться в то, что представляла собой Западная Европа, обогнав шая Россию в экономическом развитии. Давний спор междч западниками и славянофилами стал особенно злободневен. В не приятии западной буржуазной действительности оказались единодушны такие разные писатели, как Л. Толстой, Ф. Достоевс кий, Салтыков-Щедрин, А. Герцен. А. И. Герцен в статье 1862 г. «Концы и начала» дал саркастический портрет западного буржуазного мещанства и попыталс; обосновать идею своеобразного, незападного исторического развития России. Основу индивидуального пути развития России Герце] видел в самобытном народном русском характере, народной жиз ни, в существовании народной общины. Это была прямая полеми ка с Тургеневым, писатель это понял и ответил Герцену в лично] переписке. Тургенев отнюдь не восторгался буржуазным укладе! европейской жизни, но с глубочайшим пессимизмом смотрел о: также и на Россию. «Народ, перед которым вы преклоняетесь, -писал он Герцену,— консерватор преимущественно — и даже носи в себе зародыш такой буржуазии в дубленом тулупе, теплой и гря^ ной избе, с вечно набитым до изжоги брюхом и отвращением к всякой гражданской ответственности и самодеятельности — чт Далеко оставит за собою все метко верные черты, которыми т] изобразил западную буржуазию в своих письмах». Противопоставление Запада и России Тургеневу казалос фальшивым: и там и здесь виделись ему одни и те же пороки, поэтому и спасение представлялось единым — цивилизация, не сителем которой должен стать «образованный класс». Герцен и Огарев видели революционность в народе, а Тургенев возражал, что «революция в широком значении этого слова существует только в меньшинстве образованного класса». В общине же Тургенев видел социальное зло, ибо «община и круговая порука очень выгодны для помещика, для власти»... но выгодна ли крестьянам? В этот период писатель отмечал: «Я схватил за рога большой роман — не знаю только, одолею ли зверя... Может быть, мне все же удастся — иногда мне кажется, что у меня есть еще, что сказать. Такая вера необходима в работе». Еще современники заметили, что большинство персонажей нового тургеневского романа «Дым» имеет прямое соответствие с реальной жизнью. Но Тургенев возражал против такого суждения. Есть в «Дыме» немало соответствий между действующими лицами и их прототипами, значительно больше, чем в других романах. И прежде всего это относится к кружку так называемых баденских генералов, прибывших в Баден-Баден на отдых представителей верхушки российского административно-правительственного аппарата, изображенных в романе. Мериме писал о романе: «Я слышал, что санкт-петербургская аристократия негодовала при появлении романа "Дым": она увидела в нем сатиру на себя, тем более обидную, что изображение отличалось большим сходством с оригиналом. Посетители любого салона находили здесь свои портреты». Баденские генералы — это «отцы» организации дворянской крепостнической реакции в России, озлобившиеся и перешедшие от разговоров к действиям. Основополагающий принцип их действий сформулирован в романе с предельной ясностью и лаконизмом: «Вежливо, но в зубы». Это те самые люди, на чьей совести лежит бессмысленный и трусливый террор, развязанный в России. Это испугавшаяся за свое положение и привилегии власть, стремящаяся, насколько возможно, удержать старые порядки. К этим «отцам» автор «Дыма» испытывал чувства вполне определенные: их низость, пошлость, глупость, духовную пустоту он выставил на всеобщее обозрение с безжалостной издевкой. Но что же «дети»? Лагерь «детей» представлен в романе кружком Губарева. В частном письме Тургенев назвал изображение этого кружка «гейдельбергскими арабесками». Арабески — сатира в высшей степени ядовитая. Старые знакомые — ситниковы да кукшины, только под другими фамилиями, объединившиеся вокруг грубого деспота по натуре,— вот что такое кружок Губарева. Псевдореволюционность, пустота, пошлость самого низкого пошиба — вот из чего образованы узоры арабесок. Истинная сущность представителя русских «гей-яельбергцев» откровенно разоблачается автором в одной из заключительных сцен «Дыма», вкоторой Губарев, вернувшийся в Россию, демонстрирует манеры помещика-крепостника старой закваски. «Вглядись попристальнее в людей, командующих у нас,— и во многих из них ты узнаешь черты того типа»,— писал Тургенев Полонскому по поводу Губарева. «Гейдельбергские арабески» — сатира против псевдореволюционеров, «хористов революции», так называл их Герцен, сатира точная и справедливая. «В "Дыме" ситниковы возомнили себя господами положения. Но где же Базаров?» На вопрос Писарева автор ответил так: «Вы не сообразили того, что если сам Базаров и жив — в чем я сомневаюсь,— то в литературном произведении упоминать о нем нельзя: отнестись к нему с критической точки не следует, с другой — неудобно; да и наконец,— ему теперь только можно заявлять себя — на то он и Базаров; пока себя не заявил, беседовать о нем или его устами было бы совершенно прихотью — даже фальшиво...» Имея особое чутье ко всем переменам в общественной жизни, Тургенев не мог не ощутить ее ослабления во второй половине 60-х годов XIX века. В тот момент Базаровы, по мнению Тургенева, никак не заявляли о себе, и, верный жизненной правде, писатель отказался от изображения нового русского Инсарова. А он прежде всего «хотел быть искренним и правдивым». Тургенев понимал революцию не как коренной переворот, а как медленное преобразование действительности, важнейшим моментом которого явля-этся торжество просвещения и цивилизации. Реакционерам-генералам и губаревскому кружку Тургенев щейно противопоставил не нового Базарова, а проповедника за-1адноевропейской цивилизации — Потугина. «Быть может, мне )дному это лицо дорого; но я радуюсь тому, что оно появилось, ITO его наповал ругают... Я радуюсь, что мне именно теперь удаюсь выставить слово: «цивилизация» на моем знамени,— и густь в него швыряют грязью со всех сторон...» — так писал Тур-гнев Писареву, подчеркивая, что не Базаров, а именно Потугинюлее всего близок и дорог ему. В речах Потугина — отголоски давних споров Тургенева со -лавянофилами, а позднее с Герценом: «Да-с, да-с, я западник, я предан Европе; то есть, говоря точнее, я предан образованности, над которою у нас так мило теперь потешаются,— цивилизации,— да, да, это слово еще лучше,— и люблю ее всем сердцем, и верю в нее,,и другой веры у меня нет и не будет». Однако и взгляды Потугина вряд ли могут стать точкой опоры в той стихии всеобщего отрицания, которая господствует в романе «Дым». Сам автор признавался позже, что в его герое есть доля шаржа. Слищ. ком уж беспощадно порою отрицает Потугин то, что не могло не быть дорого автору,— Россию. В своих раздумьях о судьбах родины Потугин доходит до остроумного вывода: разгуливая однажды по всемирной выставке в лондонском Хрустальном дворце, он I вдруг решает, что, «если бы такой вышел приказ, что вместе с исчезновением какого-либо народа с лица земли неминуемо должно было бы исчезнуть из Хрустального дворца все то, что тот народ выдумал,— наша матушка, Русь православная, провалиться бы могла в тартарары, и ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы родная...» В этих рассуждениях ела- , бость крайнего западничества: механическое понимание прогресса как совокупности научно-технических достижений — при полном пренебрежении к ценностям духовным. Нужно заметить, что если бы «провалилась Русь», то ведь с нею бы и вся русская литература, главное дело жизни Тургенева. Рассудочные потуги западника оказываются несостоятельными. Потугин в жизни разочаровавшийся неудачник. Он порой жалок в своем бессильном отрицании, и это не может не породить сомнений в его идеях. В романе «Дым» отражен глубокий пессимизм Тургенева, выросший в ту самую эпоху, когда большая часть общества жила теми или иными надеждами. Исток этого пессимизма — разочарование личности в «мире всеобщего». Дымом, чем-то обманчивым и нереальным представляется вся жизнь главному герою романа Литвинову. «Дым, дым,— повторил он несколько раз; и все вдруг показалось ему дымом, все, собственная жизнь, русская жизнь — все людское, особенно все русское. Все дым и пар, думал он; все как будто беспрестанно меняется, всюду новые образы, явления бегут за явлениями, а, в сущности, все то же да то же; все торопится, спешит куда-то — и все исчезает бесследно, ничего не достигая; ...дым, шептал он, дым...» Эти рассуждения Литвинова отдаленно перекликаются с завершающей идеей тургеневской речи о Гамлете и Дон Кихоте: «Все пройдет, все исчезнет, все рассыплется прахом... Все великое земное Разлетается, как дым... Но добрые дела не разлетаются дымом; они долговечнее самой сияющей красоты...» Тогда Тургеневу виделся еще выход в добрых делах, была надежда на Дон Кихота — теперь на это нет и намека, Дон Кихоту нет места в этом мире. Героиню романа «Дым» можно было бы назвать «несостоявшейся тургеневской девушкой». По задаткам характера, по свойствам натуры Ирина подходит именно под тип «тургеневской героини», но, в отличие от своих предшественниц, она полностью подчиняется среде. Личность Ирины измята и искорежена внешними обстоятельствами. Героиня ненавидит, презирает окружающее общество, но не имеет воли выйти из-под его власти. Впрочем, сама воля уже не представляется автору такою же безусловной ценностью, как прежде. Наоборот — теперь она становится основой деспотизма, заменяя собою подлинную цельность личности, она рождает власть Губаревых. Брезгливое презрение и насмешка автора сопровождают почти всех героев «Дыма». «Нет ни к чему почти любви»,— верно заметил Л. Толстой по поводу нового романа Тургенева. Романы Тургенева — социальные, это своего рода летопись общественной жизни, а действительность больше не давала писателю необходимого материала. Критики начинают порицать писателя за «несовременность его творчества». Тургенев создает прекрасные, художественно совершенные творения — повести, стихотворения в прозе, а их почти единогласно величают «пустяками», «безделками», «ничтожеством». Но Тургенев был верен себе, своему таланту. И время все расставило на свои места. Мы восхищаемся его романами, начиная от «Рудина» и заканчивая «Новью» и «Вешними водами». Но писатель много услышал несправедливого в свой адрес, так как не сразу были поняты его лучшие творения.
Роман Тургенева «Новь» - Тургенев - сочинение
О создании романа "Новь" И. С. Тургенев писал: "Замечу только одно, что ни одно из моих больших произведений не писалось так скоро, легко (в три месяца) - и с меньшим количеством помарок. Вот после этого и суди!.." Всегдашний тургеневский метод: долгое обдумывание и стремительное написание. Еще в 1870 году возникла идея романа "Новь", создавался же он в апреле-июле 1876 года. Время действия романа, как обозначил его сам автор,- конец 60-х годов XIX века, однако отразились в нем события более поздние: так называемое "хождение в народ" 1874-1875 годов. Русская революционная интеллигенция переживала в то время трагическое осознание своей разобщенности с народом, который был лишен истинного понимания причин своего бедственного положения, а поэтому и чужд тем целям, которым посвятили себя эти люди. "Хождение в народ" стало попыткой революционного разночинства сблизиться с народом, развернуть массовую агитацию среди крестьянства, чтобы поднять его на массовое выступление против режима. Все было задумано рационально, но сами "народники" (так стали называть новое поколение революционеров) были все же "далеки от народа", который они пытались побудить к восстаниям и бунтам. Революционная работа велась стремительно, но крестьяне не принимали чужаков, и движение в конце концов было разгромлено. Тургенев с самого начала скептически отнесся к движению народничества, понимая упадничество самой идеи. На этом материале писатель создал роман "Новь", в котором отразил свое видение проблемы революционного народнического движения, пути исторического развития России. В период 60-70-х годов XIX века в русской литературе получил распространение так называемый "антинигилистический роман" (против нигилистов - отсюда и название). Самый значительный "антинигилистический роман" - "Бесы" Достоевского. Некоторые критики причисляли к этому же жанру и последние романы Тургенева. "Новь" нередко сближали с "Бесами". Известно, что в романе Ф. М. Достоевского отражена деятельность организации, созданной заговорщиком-анархистом Нечаевым. Нечаев появляется и на страницах романа "Новь": тот самый таинственный Василий Николаевич, от которого герои романа получают время от времени письменные распоряжения. Кроме того, в авторских черновиках произведения есть запись о Машуриной: "Нечаев делает из нее своего агента", и о Маркелове: "Совершенно удобная и готовая почти для Нечаева и К°". В самом романе Марке лов характеризуется так: "Человек искренний, прямой, натура страстная и несчастная, он мог в данном случае оказаться безжалостным, заслужить название изверга..." Однако в том же Маркелове автор выделил и вполне привлекательные качества: ненависть ко лжи, сострадание к угнетенным, готовность к безусловному самопожертвованию. Тургенев жалеет своих героев - несчастных, запутавшихся в собственных ошибках, заблудившихся молодых людей. Сам он об этом так писал: "Я решился... взять молодых людей, большей частью хороших и честных,- и показать, что, несмотря на их честность, само дело их так ложно и нежизненно - что не может не привести их к полному фиаско... Молодые люди не могут сказать, что за изображение их взялся враг; они, напротив, должны чувствовать ту симпатию, которая живет во мне - если не к их целям,- то к их личностям". В таком отношении к революционерам автор "Нови" явно противостоял "антинигилистическому роману". Однако Тургенев не симпатизирует делу, которым занимаются молодые герои. Прежде всего, "народники" в романе совершенно не знают, чем живет тот реальный народ, ради которого они готовы жертвовать собой. Они вообразили себе некий абстрактный народ, поэтому слишком сильно были потрясены, когда первая же попытка Марке лова поднять мужиков на бунт кончилась провалом: крестьяне связали его и выдали властям. Тургенев подчеркивает и "некоторую умственную узость" этих людей: "...люди до того уходят в борьбу, в технику разных своих предприятий,- говорил он,- что совершенно утрачивают широту кругозора, бросают даже читать, заниматься, умственные интересы отходят постепенно на задний план; и получается в конце концов нечто такое, что лишено духовной стороны и переходит в службу, в механизм, во что хотите, только не Е живое дело". Нет "живого дела" - вот приговор автора героям "Нови", ибо они "готовы делать, жертвовать собой, только не знают, что делать, как жертвовать...". Среди хаоса сомнений, противоречий, безысходности мечется в "Нови" "российский Гамлет" - Нежданов: "Так отчего же это неопределенное, смутное, ноющее чувство? К чему, зачем эта грусть?.." Но Нежданов - это Гамлет решивший взять себе роль Дон Кихота. Он стремится к самопожертвованию ради высокой идеи, но сам же ощущает и фальшь своего намерения, своих стремлений. Натура Нежданова надлом лена - и нет иного исхода его жизни, кроме самоубийства. Но есть ли истинно сильная личность, "новый русский Инсаров"? Где Базаров? Это давний писаревский вопрос как бы по вис в воздухе и не мог не осознаваться читателями и автором Но автор в 1874 году высказал мысль, что "Базаровы сейчас не нужны. Для настоящей общественной деятельности не нужно ни особенных талантов, ни даже особенного ума...". Базарова в "Нови" нет, однако после продолжительного перерыва в романе опять появляется "тургеневская девушка" -Марианна Синецкая. В ней - все те же черты, которые так прквлекают в героинях "Рудина", "Дворянского гнезда", "Накануне": самоотречение и сострадание к миру: "...если я несчастна, - признается она Нежданову,- то не своим несчастьем. Мне кажется иногда, что я страдаю за всех притесненных, бедны? жалких на Руси... нет, не страдаю - а негодую за них, возмущаюсь, ...что я за них готова... голову сложить". Но даже Марианны - та же ограниченность, "шоры на глазах", что и остальных героев. "Нови" предпослан эпиграф: "Поднимать следует новь не поверхностно скользящей сохой, но глубоко забирающим плугом". Тургенев объяснил, что "плуг в эпиграфе значит не революцию, а просвещение". Подлинный герой для писателя не Маркелов или Нежданов, но - Соломин. Это тоже не выдающийся, а средний человек, однако он на голову выше прочих - по силе характера, уму, пониманию реальной деятельности. О подобных людях Тургенев говорил: "...я убежден, что такие люди сменят теперешних деятелей: у них есть известная положительная программа, хотя бы и маленькая в каждом отдельном случае, у них есть практическое дело с народом, благодаря чему они имеют почву под ногами..." Поэтому в конце романа звучит апофеоз Соломину: "Он - молодец! А главное: он не внезапный исцелитель общественных ран. Потому ведь мы, русские, такой народ! Мы все ждем: вот, мол, придет что-нибудь или кто-нибудь - и разом нас излечит, все наши раны заживит, выдернет все наши недуги, как больной зуб... А Соломин не такой: нет,- он зубов не выдергивает.- Он молодец!" И все же тоска по Базарову - по красивой сильной натуре не оставляла писателя, даже когда он признавал необходимость Соломина. В "Нови" есть некоторые недоговоренности, недомолвки, но это объясняется тем, что автор собирался писать продолжение романа, посвященное новой деятельности Соломина и Марианны. Постепенные преобразования и просвещение - только в них нуждается Россия - это непоколебимое убеждение автора. Еще в начале 60-х годов XIX века писатель высказал его в полемике с Герценом. Именно надежда на деятельность Соломиных не позволила Тургеневу разочароваться в возможностях "мира всеобщего". Именно с постепенной преобразовательной деятельностью подобных людей писатель связывал возможность переустройства русской общественной жизни. По сути, Соломин не является в творчестве Тургенева фигурою совершенно новой. И в прежних его романах можно было встретить героев, занятых конкретным, негромким, но совершенно необходимым делом: Лежнев ("Рудин"), Лаврецкий ("Дворянское гнездо"), Литвинов ("Дым"). В продолжении "Нови" этот тип должен был занять главенствующее положение. Интерес к людям, подобным Соломину, стал проявлением общественных интересов писателя. Таким образом, роман "Новь" явился логическим завершением творческой деятельности И. С. Тургенева, открывшего миру русскую литературу, создавшего незабываемые образы русских людей 40-70-х годов XIX века. В этом его величайшая роль и заслуга перед горячо любимой Россией.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему