В XVIII—XIX вв. в связи с образованием ряда новых государств в Америке (США) и в Европе (Бельгия, Италия и т. д.), с завершением территориального раздела мира и образованием колониальных империй, с распространением рыночных структур по всему земному шару капитализм превратился в мировую систему, определяющую последующий ход развития человеческой цивилизации. Интернационализация экономической и политической жизни имела своим результатом растущее взаимодействие правовых систем различных стран, преодоление их былой самоизоляции.
Особенно заметным становится воздействие права ведущих держав мира (прежде всего Англии и Франции) на правовую жизнь стран, которые позднее вступили на путь создания капиталистического общества. Взаимодействие правовых систем в этих условиях принимает самые разнообразные формы, а их сходство значительно увеличивается. Этому содействовала широкая рецепция (заимствование) целых национальных правовых систем, насильственное внедрение чужеземного права а также более мягкая трансплантация принципов права одних стран в правовые системы других стран. В немалой степени на процессы растущего взаимодействия и взаимовлияния отдельных национальных правовых систем разных стран в конце XIX — начале XX вв. сыграли и новые технические возможности капитализма — современные средства транспорта, связи, информации и т. д.
В связи с широкими процессами рецепции и трансплантации права на базе английской и французской национальной правовой системы сложились так называемые мировые системы (семьи) права — англосаксонская и континентальная (романо-германская). Эти структурные общности представляли собой две большие группы национальных правовых систем, различающихся по своей внутренней структуре и внешним юридическим характеристикам.
Каждая из этих двух систем имеет свой “генетический код”, свои исторические корни. Несмотря на то, что французская и английская правовые системы уходят своими корнями в средние века, возникновение мировых систем права связано именно с процессом утверждения господства капитализма. Доминирующее положение этих стран в сфере права определялось также и тем, что в XIX в. они были наиболее богатыми и развитыми, превратившись к тому времени в крупнейшие колониальные державы.
Особенно тесно связано с колониальной политикой образование англосаксонской системы права. Большое значение колониального фактора в истории этой системы во многом определяется тем, что английское право, уникальное по способам своего формирования, содержанию и форме, обладающее большим потенциалом саморазвития, было тем не менее слишком традиционным, национальным, а потому сложным и недоступным для рецепции, для более или менее широкого восприятия в других странах мира. В итоге англосаксонская правовая семья превратилась в мировую систему не в результате рецепции трудных для понимания английских правовых форм, а путем их трансплантации или насильственного внедрения в процессе колониальной экспансии.
На начальных этапах английской колониальной экспансии были выработаны две судебные доктрины, способствовавшие именно трансплантации, а не рецепции английского права. Согласно первой из этих доктрин, англичанин, отправляющийся за границу, “берет с собой” английское право. Тем самым, английский суд как бы гарантировал англичанину, находящемуся в английских колониях (“за морями”), сохранение всех свобод и демократических институтов, которые существовали в самой метрополии. Эта доктрина стала следствием обобщения правового опыта, накопленного в первых королевских колониальных хартиях. Так, еще в королевской Хартии Виргинии от 1606 г. говорилось, что “наши подданные, все вместе и каждый в отдельности будут иметь и пользоваться всеми Свободами, Вольностями и Иммунитетами, в любом из наших владений во всех их значениях и смыслах, как если бы они родились и жили в пределах нашего королевства Англии”.
Согласно второй доктрине, сформулированной в 1693 г. судьей Холтом, в случае освоения англичанами “незаселенных” земель местное индейское и иное туземное население не должно было приниматься во внимание как “нецивилизованное”. В этих колониях считались действующими все законы Англии. Термин “законы Англии” в колониальной практике подразумевал не только статуты, но и “общее право” и “право справедливости”, т. е. прецедентное право, которое вводилось в судах, создаваемых английскими колонистами.
Введение в действие положений английского права в колониях переселенцев осуществлялось не только на основе указанных судебных доктрин, но и путем издания специальных королевских хартий, а также законов парламента. Так, например, в хартии, выданной Карлом II Ост-Индской компании в 1683 г., указывалось, что судьи должны решать дела в соответствии с “правосудием, справедливостью и доброй совестью”, то есть практически в соответствии с английским прецедентным правом. Специальными актами английское право было введено в североамериканских колониях, позднее распространено на Канаду (кроме Квебека, где сохранило свое действие французское право), Австралию, Новую Зеландию, Южную Африку, на базе которых позднее оформились английские доминионы. Нормативными актами королей английское право внедрялось “сверху” и в новых колониях в Азии и в Океании.
В конце XIX в. в связи с окончательным разделом Африки английские законы, а также прецедентное право были введены специальными правительственными актами в африканских колониях (в 1874 г. — в Гане, в 1880 г. — в Сьерра-Леоне, в 1897 г. — в Кении и т. д.).
В XIX в. законодательство, вводящее в колониях английское право, довольно четко указывало и пределы применения его источников. Так, например, Ордонанс 1874 г. для Золотого Берега (Гана) постановил, что в колонии действует “общее право, справедливость и статуты общего характера, которые действовали в Англии на 24 июля 1874 г.”, то есть на момент издания Ордонанса. Там же указывалось, что “во всех вопросах, в которых имеется конфликт или расхождение между нормами справедливости и нормами общего права, относящимися к одному и тому же вопросу, предпочтение должно отдаваться нормам справедливости”. Подобные положения предусматривались в законодательстве, изданном для других колоний. В Либерии, основанной неграми — переселенцами из США, английское “общее право” первоначально было позаимствовано в его американском варианте. В законе 1820 г. указывалось, что в стране вводится “общее право в том виде, в каком оно было преобразовано и действует в Соединенных Штатах”. Правда, в 1824 г. новый закон говорил уже о действии “общего права и обычаев судов Великобритании и Соединенных Штатов”, а в 1839 г. было постановлено, что в Либерии действуют “те части общего права, которые установлены в “Комментариях” Блэкстона, и поскольку они могут быть применены к условиям данного народа”.
Обычно англичане не уничтожали в колониях полностью традиционное местное право (например, индусское, мусульманское, обычное и т. д.), что было просто невозможно сделать, но это право действовало в пределах, установленных английским законодательством или колониальными властями. В таких условиях возникали и своеобразные смешанные правовые системы, состоявшие из элементов английского и местного туземного права (например, англо-индусское право). Традиционное право регулировало главным образом семейные отношения и сохраняло свое подчиненное положение по отношению к английскому праву, которое определяло развитие правовой системы в этих странах в целом. В колониях и протекторатах Англии и Юго-Восточной Азии (Сингапур, Гонконг, Бруней) английское право переплеталось часто с элементами индусского и китайского права, которое действовало в индийских и китайских поселениях и у торговцев, а также с нормами мусульманского права, которое утверждалось здесь по мере распространения ислама. В колониальных владениях Англии в Африке в определенных пределах (особенно в области семейных, наследственных и т. п. отношений) действовали нормы обычного права, но воздействие английского права в целом шло по возрастающей линии. В результате во второй половине XX в., когда прошел процесс деколонизации британской империи, новые государства, возникшие на базе английских колоний, практически оказались в сфере влияния и действия англосаксонской системы права.
Своеобразно складывалась правовая система в английских колониях в Южной Африке. Эти колонии расширялись по мере захвата бурских республик, в которых действовало голландское (так называемое римско-голландское) право. Основные черты этого права определились еще в XV— XVII вв. В начале XIX в. в самой Голландии право было преобразовано по французскому образцу (на основе кодексов Наполеона), но в колониях (в Индонезии, в Южной Африке и т. д.) оно действовало главным образом в первоначальном виде. Голландские власти в случае пробелов в колониальном законодательстве допускали ссылки даже на римское право.
Англичане, утвердив свое господство в южноафриканских колониях, сохранили действие как некоторых местных обычаев, так и римско-голландского права. В 1857 г. специальная комиссия, обследовавшая состояние права в Капской земле, писала в своем отчете, что “римско-голландское право... образует главную часть права колонии”. По конституционному Акту об образовании Южно-Африканского Союза (1909 г.), определялось, что право отдельных колоний, которое действовало к моменту создания Союза, является действующим до тех пор, пока оно не будет пересмотрено парламентом Союза или провинциальными советами. Однако в течение всего XIX и в начале XX в. южноафриканское право перерабатывалось в соответствии с духом английской юриспруденции. В результате, по словам самих южноафриканских юристов, сложилась “правовая система — гибрид”, где тесно переплелись элементы английского и голландского права.
Это своеобразное право было распространено англичанами и на другие их владения на юге Африканского континента (Южная Родезия — 1898 г., Свазиленд — 1907 г. и др.). Уже после окончания первой мировой войны, в 1919 г., право Южно-Африканского Союза было введено и в подмандатной территории — Юго-Западной Африке. Своеобразная гибридная система права, хотя и с более очевидным влиянием английских доктрин, сложилась исторически и в ряде других колониальных владений Англии: на Цейлоне (англо-римско-голландское право), на острове Маврикий (англо-французское право), в Вест-Индии (англо-испанское право).
С конца XIX в. английское право оказывает все большее воздействие на правовые системы и таких стран, которые официально сохраняли независимость, но фактически попали под британское влияние — Египет, Афганистан и др. Своеобразная смешанная система права возникла исторически и на самих британских островах — в Шотландии. Здесь еще в средние века применялись многие институты римского права, дополненные практикой шотландских судов, не воспринявших в целом систему “общего права”. Но после акта об Унии Англии и Шотландии 1707 г., хотя шотландское право и сохранило свой обособленный статус, оно постепенно начало все больше тяготеть к образцам английского права. Укреплению мировых позиций английского права способствовало то обстоятельство, что дела из высших колониальных судов можно было обжаловать в судебном комитете Тайного совета в Лондоне.
Ориентация на английское право сохранилась в самоуправляющихся колониях и после принятия в 1865 г. английским парламентом “Акта о действительности колониальных законов”. Формирующееся в доминионах национальное законодательство базировалось на основных принципах англосаксонской правовой системы, то есть на судебном прецеденте и общем праве.
Английское право было положено в основу кодификации отдельных отраслей и институтов права, которая проводилась в ряде колоний. Так, в Индии уже в 30-х гг. XIX в. специальная комиссия под руководством известного английского юриста Маколея составила проект уголовного кодекса. Он был утвержден Законодательным советом при вице-короле Индии лишь в 1860 г., вскоре после подавления национального восстания 1857 г., в связи со стремлениями англичан укрепить колониальный правопорядок. Этот кодекс испытал на себе известное влияние и французского законодательства, а также заимствовал ряд положений из индусского и мусульманского права, но в целом по своему духу он соответствовал английской правовой системе. В 1859 г. был принят кодекс гражданского судопроизводства, а в 1861 г.— кодекс уголовного судопроизводства Индии. В 60-х гг. в Индии был принят также ряд кодифицированных актов в сфере гражданского права (Акт о наследовании 1863 г., Акт о договорах 1866 г.). На основе английского права (проект Стифена) был принят в 1892 г. уголовный кодекс Канады. В конце XIX — начале XX в. индийские колониальные кодексы были распространены Англией на ряд других колоний (Аден, колонии в Восточной Африке — Сомали, Кения и др.).
Несмотря на большое разнообразие правовых систем, выросших на базе бывших колониальных британских владений, они имеют сходство в основных моментах внутренней структуры и самого юридического мышления. В силу особой системообразующей роли в англосаксонской правовой семье общего права Англии эту систему часто называют “семьей общего права”. В этой семье преобладает прагматическая концепция права, согласно которой юридическая норма выступает не столько в виде общей и абстрактной нормы поведения, сколько в способе разрешения судебных тяжб. Естественно, что важное место при этом занимает прецедентное, судейское право, для которого процессуальные моменты самого ведения судебных дел (предъявление и оценка доказательств, заслушивание свидетельских показаний и т. д.) имеют нередко большее значение, чем выяснение истины. Таким образом, право в англосаксонской семье приобретает процедурный и казуальный характер, а не законодательный и системно-логический. Отказ от широкой рецепции римского права в этой семье имеет результатом множество юридических понятий, юридических конструкций и терминов, имеющих корни лишь в английской правовой истории. Под влиянием английской судебной практики в англосаксонской правовой семье большое внимание уделяется защите прав личности от произвола государства и общества.
Континентальная система (семья) права складывалась в отличие от англосаксонской системы под непосредственным влиянием правовой системы Франции, и особенно наполеоновской кодификации, осуществленной еще в начале XIX в.
Сам термин “континентальная система права” вошел в оборот в науке сравнительного правоведения в конце XIX в. Этот термин, как и англосаксонская система права, оказался достаточно условным и неполно отражающим реальное положение вещей. Первоначально эта система (семья) включала в себя правовые системы ряда стран европейского континента, унаследовавших основные понятия, конструкции, а также общий дух римского права. К этой семье относились правовые системы таких родственных “романских” государств, как Франция, Голландия, Бельгия, Испания, Италия. К этой же группе также относилась Германия, влияние права которой на континентальную систему становится особенно заметным с конца XIX и в первой половине XX в. Германский фактор, отразивший синтез варварского (германского) и римского права, стал столь существенным, что сама континентальная система стала называться романо-германской правовой семьей.
Континентальная система права в своем развитии рано вышла за рамки Европейского континента. В силу влияния римско-испанских правовых традиций ее уже в XIX в. восприняли практически все латиноамериканские республики, где рецепция французского и римского права была особенно глубокой. Основные элементы структуры и отдельные положения континентальной системы были трансплантированы в XIX и в начале XX в. в многочисленные африканские и азиатские колонии Франции, Бельгии, Голландии, Германии. Во второй половине XX в., когда эти колонии получили независимость, их правовые системы оказались “привязанными” к романо-германской правовой семье.
Заметное влияние континентальной системы права можно видеть также в японских кодификациях конца XIX — начала XX в., в праве Оттоманской империи, Египта и т.д.
Таким образом, континентальная система права превратилась к концу XIX — началу XX в. в одну из двух мировых систем права.
Романо-германская (континентальная) правовая семья имеет ряд структурных и технико-юридических особенностей, которые восходят еще к римскому праву и к средневековым правовым традициям. В странах континента в отличие от Англии решающую роль в создании права играла не судебная практика, а законодательные и иные нормативные акты королей, в том числе основанные на римском праве. Революции, прокатившиеся в конце XVIII — начале XIX в. по Европейскому и Американскому континентам, содействовали дальнейшему росту авторитета закона. Он превратился в главный источник права и стал при этом основным системообразующим фактором в континентальной правовой семье. Именно закон, а не судебная практика выступил как инструмент в создании единого национального правового порядка и единого режима законности.
В странах континентальной системы сложились специальные юридические конструкции, обеспечивающие признание верховенства закона. Закон рассматривался здесь как акт верховной власти, наделенный правом устанавливать нормы, имеющие высшую юридическую силу. На законе (конституции) основывалась и иерархия всех соподчиненных и нижестоящих по своей правовой силе нормативных актов. Во Франции в XIX в., как и в континентальной системе в целом, сложилось положение, которое сами французские юристы назвали “фетишизацией писаного закона”.
С формально юридической точки зрения в континентальной системе любое решение суда должно было основываться на писаном праве, на законе, а не на предшествующих судебных решениях. Судьи в рамках континентальной системы могли лишь применять право, а не создавать его, как это делали их английские коллеги. Так, например, в гражданском кодексе Франции статья 5 указывала: “Судьям запрещается выносить решение по подлежащим их рассмотрению делам в виде общего распоряжения”. О подзаконном характере судебной деятельности свидетельствует и статья 4 “Судья, который откажется судить под предлогом молчания, темноты или недостаточности закона, может подлежать преследованию по обвинению в отказе правосудия”. Еще более четко принцип связанности судей при вынесении судебного решения законом сформулирован в ст. 3 гражданского кодекса Италии 1865 г.: “При применении закона нельзя приписывать ему другого смысла, кроме того, который явствует из собственного значения слов во взаимной их связи и из намерения законодателя”. Примерно такой же подход к пониманию соотношения закона и судебной практики (“судейского права”) был зафиксирован и в латиноамериканском законодательстве. В Аргентине, например, было четко установлено, что судебный прецедент и доктринальные работы являются вспомогательными в процессе толкования закона, но по причине отсутствия обязывающей силы не являются источником права.
Другая специфическая черта континентальной системы — это кодификация, которая рассматривалась как необходимое условие отраслевой организации правовых норм. В кодификациях, осуществленных в XIX в. в рамках континентальной системы права, было реализовано пожелание Вольтера, высказанное им еще в XVIII в.: “Давайте сделаем все законы ясными, единообразными и точными”. В кодификационных работах особенно ярко отразился присущий XIX в. экономический и политический либерализм, который предполагал сначала установление общих рамок правового здания, а затем — минимальное государственное вмешательство в частную правовую сферу. Кодексы, по замыслу юристов XIX в., должны были дать четкое определение границ запрещенного и дозволенного.
Континентальная система права отличается от англосаксонской системы не только по своим источникам, но и по внутренней структуре, по основным правовым институтам, конструкциям, по юридической технике. Сама правовая норма рассматривается как абстрактное предписание, как высшее правило поведения для граждан и государственных органов. Многие структурные особенности права континентальной системы проистекают еще из переработанного применительно к новым условиям римского права. Так, для стран континентальной системы, как и для римского права, характерно деление права на публичное и частное. Первое связано с публичным, общественным интересом и соединяет частных лиц под эгидой государственной власти в единый коллектив “ради блага всего общества”. Второе ориентировано на отдельных индивидов и связывает частных лиц в процессе защиты своих личных интересов, в том числе от не требующегося в этой сфере государственного вмешательства.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему