Карл Мангейм (1893—1947) предпринял методологически анализ понятия мировоззрения, чтобы установить его место структуре историко-культурных познаний. Чтобы изучить исторический процесс в целом, нужно изучить сперва его составляющие части. Однако разные области культуры например наука, искусство, религия, исследовались обособленно.
Мангейм подчеркивает, что сферы, на которые оказалась, расколота культура, перестали рассматриваться интегрально, как было в дотеоретическом переживании. Они стали областями разнообразных опытов абстракции, в основе которых лежат различные теоретические позиции. Этот метод действий с успехом использовался в культурологических областях знания.
Для того чтобы люди поняли, что теоретическая философия не является ни творцом, ни, в принципе, средством распространения мировоззрения эпохи, что она — просто один из каналов культуры, понадобилось антирационалистическое движение в самих исследованиях культуры, то движение, которое в Германии связано с именем В. Дильтея. До той поры, пока мировоззрение рассматривается как нечто теоретическое, огромное большинство областей культурной жизни останется недосягаемым для исторического синтеза. Дильтей считал, что пластические искусства находятся вне сферы анализа мировоззрения.
Карл Мангейм подчеркивает, что если мы определяем мировоззрение как нечто атеоретическое, то тем самым оказываемся в состоянии расширить область культурологических исследований по двум направлениям. Во-первых, стремясь к синтезу, мы можем демаркировать любую отдельную область культуры. Во-вторых, мы приближаемся к стихийному, непредумышленному основному импульсу культуры.
По мнению немецкого социолога, для методологии наук о культуре центральное значение имеет проблема соотношения рационального и иррационального. Человек — гражданин нескольких миров одновременно. Нельзя даже сказать, однороден ли он в ряде различных форм опыта. Нельзя использовать теоретический шаблон для разных форм опыта.
По убеждению Мангейма, мировоззрение — это достояние теоретической и атеоретической областей. Его нельзя полностью понять в границах какой-либо одной из них. Даже если бы нам удалось перечислить все культурные феномены, их сумма все равно не дотянула бы до той всеобщности, которая называется мировоззрением.
Наука, подчеркивает Мангейм, занята поиском объяснения тотальности культуры как произведения человека, а не ее воссозданием. Нельзя ожидать от наук о культуре ни полной реализации, ни воссоздания прошлого. До сих пор в центре внимания наук о культуре, например истории искусства, было главным образом объективное значение. Мангейм обратил внимание на то, каким образом история стиля конституирует свой собственный законный научный объект путем выделения определенных аспектов произведений искусства и систематического их изучения.
Другими словами, по мнению Мангейма, критический вопрос состоит в том, каким образом всеобщность, которую мы называл духом, мировоззрением эпохи, можно отделить от различной деактиваций этой эпохи, как теоретически описать его. Мы понимаем дух эпохи из его отдельных документальных обнаружениях и интерпретируем документальные феномены на основе того, что знаем о духе эпохи. Все это дополнительно подкрепляет утверждение, которое было сделано немецким ученым: в науках о культуре часть и целое даны одновременно.
Каким образом формулируется, стало быть, методологическая проблема? Иными словами: в состоянии ли мы сформулировать «вездесущую» проблему и определить понятия для ее рассмотрения таким образом, чтобы было возможно очертить два разных поперечных сечения: одно в направлении различных сфер культурной деятельности, второе — последовательных стадий культуры? И если так, откуда возьмутся эти понятия — из философии или же из разнообразных наук, релевантных искусству, религии.
Более всего внушает доверие подход, состоящий в выяснении возможности приложить некоторые правила и проблемы, которые предлагаются историей философии, к изучению иных областей культуры. По мнению Мангейма, сколь впечатляет неадекватность объяснения мировоззрения из философии, столь же обещающей представляется попытка идти от искусства и анализировать все прочие области культуры, оперируя понятиями, заимствованными из пластических искусств. «Иерархический» уровень пластического искусства ближе к сфере иррационального.
Данный метод К.Мангейм иллюстрирует исследованием А. Ригля (1858-1905), в котором рассматривается соотношение между художественным мотивом, с одной стороны, и современной ему наукой, философией и религией, — с другой. В связи, с чем понятие «художественный мотив» приобретает характер «глобального мотива» или «культурного мотива». В этом случае искусство предоставляет ключи для объяснения необходимости возникновения религиозного, затем философского, наконец, близкого к античности магического мышления. Все ступени в этой концепции возникают в строго логической последовательности.
По мнению Мангейма, его характеристика остается фрагментарной. А.Ригль стремится охарактеризовать мировоззрение как глобальную сущность посредством установления ряда общих черт в различных объективациях. Все эти попытки, однако, не выходили за рамки абстрактного, формального анализа. Они полезны лишь в том отношении, что проливают свет на категории и формы опыта и выражения, которые принадлежат данному периоду, до того, как полностью дифференцируются в объективациях.
Недостатки этого метода объясняют, почему некоторые теоретики мировоззрения занимают иную позицию; Мангейм имеет в виду тех, кто, будучи вдохновлен блестящим примером Дильтея, применил исторический подход и рассматривает — с тем, чтобы воссоздать сущность ушедшей эпохи во всем многообразии ее форм, — отдельно взятые явления в их детальной конкретике.
Если те, о ком было сказано прежде, тяготеют, по крайней мере, отчасти, к философии истории, то адепты этого подхода раз и навсегда стремятся быть историками. Мангейм имеет в виду «синтезирующих» историков, например М.Вебера. Методологическая проблема, с которой сталкивается автор этого типа, следующая: как выражается единство разных областей культуры — в виде «соответствия», «функции», «причинной связи» или «взаимодействия».
Вебер постулирует взаимную причинную зависимость между различными массивами культуры и считает необходимым, в целях корректного «причинного обоснования», чтобы экономически материальное объяснялось бы иногда исходя из психического, а иногда наоборот, но с оговоркой, что, ни одна из областей не выводима полностью из другой, как если бы она была просто ее функцией.
Категория причинности, которая доминирует в естественнонаучных объяснениях, по-видимому, уместна более всего для этой задачи. Но, даже независимо от ответа на вопрос, что означает «причинное объяснение» в науках о культуре и каков его охват, мы вполне вправе спросить, прослеживая связь феномена не с другим феноменом, но с мировоззрением, которое находится за тем и другим: не конституируем ли мы тип разъяснения, который совершенно не похож на генетическое, историческое причинное объяснение.
По мнению Мангейма, теория мировоззрения в только что обозначенном смысле скорее интерпретативная, нежели объясняющая теория. Иначе говоря, между двумя документами отсутствует каузальная связь. Объяснить один из них в качестве причинно обусловленного результата другого нельзя, можно лишь свести тот и другой к общей глобальной сущности мировоззрения, частями которого они являются. Сходным образом, по словам немецкого ученого, сводя два поступка какого либо лица к одной и той же черте его личности, мы не можем трактовать один из них как обусловленный другим.
Социологическое объяснение культуры во многом перекликается с философско-культурным. И внутри социологии рождается идея, что все объективации культуры, возможно, рассматривать как средства передачи значения. Чтобы осознать близость этих установок, достаточно обратиться к трудам Гуссерля, Рик керта и Шпрангера. Так, Шпрангер был первым, кто использовал в целях интерпретации поведения нематериальное, непсихологи ческое значение, которому Гуссерль дал систематическое описание в логической и теоретической сферах, а Риккерт — во всевозможных областях культуры.
Темы, которые могут быть важны для философского анализа , совершенно неуместны для теории понимания. Любая, культурная объективация является средством передачи значения в отношении способа его существования. Поэтому она непостижима полностью ни как «вещь», ни как физическая сущность. В связи с этим становится понятно, что культура нуждается в соответственно расширенной онтологии.
Из всех версий культурогенеза: орудийно-трудовой, психоаналитической, игровой и символической — наиболее разработанной и убедительной выглядит, по нашему мнению, символическая. Она дает представление о тайне антропогенеза, разъясняет происхождение культуры в понятиях современной науки, не прибегая к сложным и умозрительным допущениям. В теоретическом смысле концепция Кассирера выглядит вполне логичной. В ней, правда, не содержится попытка раскрыть трансцендентальную, сакральную природу культуры. Если из сферы науки выйти в мир религии, философии, то могут, как это очевидно, возникать и иные версии генезиса культуры. С этой точки зрения важна проблема соотношения культа и культуры.
Культура родилась из культа. Она соприродна духовности и, следовательно, религии. Однако между религией и культурой существуют многомерные связи, позволяющие выделить не только тождество, но и различие названных феноменов. В этом смысле можно говорить и о том, что сходство слов «культ» и «культура» поверхностно. Когда-то эти понятия были нераздельны. Однако слово «культ» нередко заменяет культуру.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему