Технику в наше время принято наделять демонической, нечеловечески-злой силой. Она, мол, подрывает естественные основы человеческой жизни, отдаляет и отчуждает людей друг от друга, превращает общество в огромную машину, где человек всего лишь "штифтик". Техника, по мысли Л. Мэмфорда, ориентирует нас "на экономическую экспансию, материальное насыщение и военное превосходство". Об эсхатологии техники, о том, что она убивает дух и духовность, уничтожает всякое своеобразие и оригинальность, - об этом (и тому подобном) можно прочитать чуть ли не в каждой второй книге по философии техники. Между тем техника более человечна, чем может показаться на первый взгляд. Даже если это и демон, то демон человеческий - изначально и по сути. В человеческом таится, сидит техническое. Техногенность, которую сегодня так дружно осуждают, есть форма детерминации (причинного обусловливания) не техникой, а в конечном счете человеком, одной из самых убедительных его сущностных сил. Техника не просто создается человеком, а прямо-таки рождается "из него". При всем том, конечно же, человек - не техника, не машина.
У человеческой определенности техники есть свое объяснение. И даже не одно. Прежде всего укажем на то, что техника как совокупность машин, механических орудий и устройств (это как раз самое распространенное ее понимание) возникла из техники как совокупности приемов, навыков и умений, без которых не обходится ни одна человеческая деятельность. Есть техника мышления, техника живописи, техника игры на музыкальных инструментах. Именно приемы, навыки и умения мы имеем в виду, когда говорим, что нечто (какая-то часть, сторона дела) является делом техники. Если бы развитие техники в наши дни не приобрело такого размаха, не шло по линии саморазвития и опоры на собственные силы, то вместо "возникла" можно было бы сказать и "возникает". Впрочем, навыки и умения лучше было бы отнести к технологии, а не к технике. Хотя это и не принципиально. Технология - та же техника, но только взятая процессуально, в операционально-функциональном своем бытии.
Технику и технологию несложно разглядеть в организационной артикулируемости, нормативной (права, обязанности), ролевой и любой иной "расписанности" всех социальных институтов общества. Как убедительно показал Л. Мэмфорд, первая в истории человечества машина - Мегамашина
состояла "почти полностью из человеческих частей. Эти части были соединены в иерархической организации под властью абсолютного монарха, команды которого, поддержанные коалицией священнослужителей, вооруженной знатью и бюрократией, обеспечивали подчинение всех компонентов машины аналогично функционированию человеческого тела". Словом, Мегамашина, ставшая прообразом всех последующих специализированных машин, возникла как деспотически-бюрократическая организации социального бытия, жизни человека и общества. Она мощно заявила о себе строительством египетских пирамид и Великой Китайской стены.
Человеческая сущность техники объясняется также ее довольно странной (странной - по нынешним временам) корневой системой. Если углубиться до античности, то обнаружится, что техника (techne) там включала в себя без всякого напряжения и обычное ремесло (производство), и изящное искусство, что technaxa означала фабриковать, создавать с искусством. Это потом они разошлись - ремесленное и художественное. Но изначально были вместе, составляли единое целое. И это делает небеспочвенной нашу надежду на их объединение в будущем. Хотя почему в будущем - оно заметно уже и в настоящем. В техническом дизайне, например, в той эстетизации жизни, которую несет с собой постиндустриальная эпоха.
От проблемы демонии техники мы тем не менее не отказываемся. Связана она на самом деле с отчуждением. Отчуждение переворачивает естественное (приемлемое, должное) отношение человека к технике. Как выразился на сей счет М. Хайдеггер, "человеческое существо поступает теперь прямо в руки к существу техники". Но в отчуждении техники, надо сказать, нет ничего специфически технического. Все артефакты, любые продукты деятельности человека могут приобретать враждебный и давящий на него характер, превращаться в самостоятельную и господствующую над ним силу. Сия чаша не обошла даже идеи. Сгущаясь в тоталитарную идеологию, они тоже становятся демонически-агрессивными. Демонического коварства, заметим, немало и в искусстве для искусства.
Встреча науки с техникой. Наука и техника... К этому сочетанию мы привыкли настолько, что уже и представить себе не можем, чтобы они - наука и техника - существовали как-то врозь. Без союза "и", так сказать: у науки своя линия развития, у техники - своя. К данной неразрывности нас толкает также привычное понимание техники как главной материализации той силы, которую несет в себе знание.
Но так было не всегда, не всегда техника оказывалась естественным продолжением или следствием науки. Технику - свой плод, наука вынашивала долго. Да и техника не сразу была готова принять науку. Прежде чем встретиться, каждая из сторон прошла свою часть пути.
Античная наука носила в целом умозрительно-теоретический характер и с презрением относилась к своим инженерно-техническим приложениям. Великий Архимед, к примеру, по-настоящему ценил только чистую математику, а свои инженерные занятия и технические изобретения считал чем-то второстепенным, побочным, для развлечения предпринимаемым и создаваемым. А знаменитый Гален видел в себе прежде всего философа, а потом уже медика, врача.
Объяснение этой, античной, ситуации в конечном счете социальное: зачем изобретать и создавать орудия, если они уже есть - это рабы, "орудия говорящие". Предлагавшиеся в избытке, не очень-то дорогие и по тем временам достаточно производительные. Наукой, теорией занимаются те, у кого есть досуг, ну а техника в смысле материальной практики, тяжелого физического труда - удел, проклятие рабов, людей подневольных. Не высоко, естественно, ценились инструменты и механизмы такого труда - "орудия молчащие".
Если подойти к вопросу с предельно широкой точки зрения, то можно сказать, что вплоть до XVI в. производство обходилось, по существу, без науки. Без науки, но не без знания, конечно. Производство развивалось в опоре на здравый смысл, практический опыт, передачу (от мастера к подмастерью) секретов ремесла, собирание рецептов. Научно-теоретическая и производственно-техническая деятельность начинают сближаться только с переходом от мануфактурного (ремесленного) к фабрично-заводскому (машинному) производству. Именно с этого исторического момента, с рождения века машин наука начинает оказывать огромное влияние на развитие производства. Более того, без нее это развитие теперь уже просто невозможно. Хотя и следует оговориться, что вплоть до рубежа XIX-XX вв. тон в техническом творчестве общества задавали гениальные изобретатели-самоучки вроде Уайта и Эдисона. Чем дальше, тем больше наука становилась непосредственной производительной силой общества. По меньшей мере три канала в этом процессе обозначились с полной определенностью: материализация знания в виде техники, научная организация труда, повышение профессионального уровня работников. Сегодня информационная техника и технология делают все общество информационным. Наше время можно с полным основанием называть эпохой науки и техники.
Сущность техники. Сущностное назначение техники - быть средством для достижения целей. Средством весьма специфическим, особым. С его помощью человек опосредствует и тем усиливает (совершенствует) свое преобразовательное воздействие на мир.
Поскольку строительным материалом для техники служит механико-физико-химическая действительность, то можно сказать, что посредством техники человек заставляет одну силу природы (воду, нефть, ветер и т.д.) воздействовать на другую (другие) и реализовать при этом его (человека) сознательные цели.
В технике воплощается рациональная природа (сущностная сила) человека. А это, помимо прочего, означает, что технические средства позволяют достигать наибольшего результата при наименьшей трате сил. То, что на стороне человека выглядит как рациональность, на стороне техники обретает форму экономичности, оптимальности и эффективности.
Как средство, техника аккумулирует и передает, дает человеку власть. Поначалу - для освобождения от власти природы, которая долго не отпускала от себя человека, не позволяла ему оторваться от своей животности. Затем - уже для доминирования, господства над природой, которое содержит в себе не только положительные, но и отрицательные моменты - в виде, скажем, разрушения эволюционно отработанных зависимостей и балансов природы. В дальнейшем процесс технического "освобождения - господства" перекинулся на общество. Картина получилась следующая: с одной стороны, освобождение от стихийных сил истории, а с другой - широкое использование социальных технологий господства (манипулирование общественным сознанием, СМИ-идеологическое подавление духа критики и сопротивления, новое, "технически-компетентное", расслоение общества). На очереди теперь сам человек. И, видимо, дело времени - освободить его от естественно-природного (удалить все природное из природы человека) и перейти полностью - это уже господство - на искусственно-техническое, по сути протезное.
Когда-то Гегель писал, что "плуг почтеннее" тех целей, которые достигаются в процессе его применения. С целями в нашей жизни вообще многое неясно. На этом фоне средства подкупают своей определенностью. Они обладают наличным бытием (а цель еще надо осуществлять), в них индивидуально-единичное подведено под социально-общее, а целесообразность носит открытый характер - процессуально разомкнута на будущее. Мысль о почтенности "плуга" в истории можно расширять и расширять, вплоть до утверждения, что с помощью техники (технических средств) и технологии мы создаем цивилизационное тело общества. Какое? - это зависит от качества применяемых средств. От него же зависит, будет ли в здоровом теле цивилизации здоровый дух культуры.
Техника: коммуникация и коммуникативность. The medium is the message (Средство есть сообщение) - эта "крылатая" формула канадского философа и социолога Х.М. Маклюэна пользуется особой популярностью в философии техники. Ее часто цитируют и активно интерпретируют - каждый, естественно, по-своему. Она действительно очень притягательная, емкая и концептуально эвристичная. Сам Маклюэн применял ее к коммуникационным технологиям, т. е. к средствам связи, в которых он видел формообразующую силу культуры и "движущую причину" истории. Речевая ("магический мир слуха"), письменная ("галактика Гутенберга"), электрическая и электронная ("глобальное объятие") - основные, по Маклюэну, вехи в историческом бытии средств как сообщений.
Нам представляется, что нет никаких препятствий к тому, чтобы маклюэновскую коммуникационную формулу обобщить на все средства, средства как таковые. И дело не только в том, что они передают, сообщают, несут всегда какую-то весть: от субъекта к объекту, от трудящегося к предмету его труда, от человека к человеку, наконец. Средства означают и делают больше, они сами - весть, сгусток информации, говорят нам что-то самим фактом своего существования. Иными словами, любое техническое средство несет какую-то информацию - на своем теле и, дополнительно, самим своим телом (существованием).
Какую весть в таком случае несут нам современные электронные средства - и не только в области технической связи-коммуникации, но вообще, в любой деятельности. Как нам теперь уже известно, период между VIII и II вв. до н.э. стал "осевым временем" для всей и поныне продолжающейся истории. Тогда, как пишет К. Ясперс, прозвучал призыв к безграничной или универсальной коммуникации. Не в техническом, конечно, смысле (путь сообщения, канал или линия связи), а в человеческом: коммуникация как коммуникативность (человеческое общение). Прошло немало времени прежде чем этот призыв получил техническое подкрепление в виде электронных средств ("электронотехники") и информационных технологий. Речь идет не столько о телекоммуникационном преодолении пространства и времени, об информационном объединении людей в "мировую деревню", сколько о коммуникативности на основе деятельностного распредмечивания и функционального понимания самой современной техники, глобально распространяемой и используемой. Глобально-единое понимание обеспечивает взаимопонимание. А взаимопонимание - лучшее из всех объединений. Оно не знает границ и суверенитетов, расовых, этнических и религиозных барьеров, оно выходит на родовое единство (homo sapiens) людей, на взаимозависимое, с оптимизмом смотрящее в будущее человечество.
Итак, сообщение, или послание, которое несут всем нам современные технические средства, - это имплицитное требование универсальной коммуникации, планетарного сознания и глобального объединения людей. Коммуникационное (техническая связь) так или иначе тянет за собой и коммуникативное (человеческое общение).
Технологический детерминизм и технократизм. Все философские интерпретации техники и технологии без труда укладываются в поле напряжения, создаваемое двумя полюсами, или крайностями. Крайность первая - беспросветный, прямо-таки апокалиптический пессимизм, крайность вторая - безграничный, полный розовых надежд и маниловских мечтаний оптимизм. О первой крайности мы, по сути, уже говорили. Займемся теперь второй.
Концептуально-методологическое оформление оптимистического толкования техники дает нам технологический детерминизм. Его соседями в этом случае оказываются экономический, геополитический, демографический и прочие столь же односторонние виды детерминизма.
Технологический детерминизм - это попытка объяснить все общественные явления, в особенности же - логику, глубинные токи, тенденции и конфигурации истории в терминах техники и технологии. Техника и технология наделяются всепроникающей силой, им приписываются невероятные - демиургические возможности и перспективы.
На что опирается, чем питается технологический детерминизм? Сразу скажем, что беспочвенным его назвать никак нельзя. В самом деле, техника и технология составляют ядро такого фактора производства, как капитал (заметим, в его реальном, а не денежном выражении). От техники в решающей степени зависят содержание и характер труда, его производительность, эффективность, историческая действенность. Техника и технология существенным образом влияют на социальную динамику и сдвиги власти в обществе. Технико-технологическая компетентность работает сегодня на повышение социального статуса человека. Техническая детерминация прорывается также в сферу культуры. Не всегда удается противостоять ей даже изящным искусствам. Как заметил Ж. Эллюль, "художник уже не может оставаться творцом перед реальностью этого колоссального продуцирования вещей, материалов, товаров, потребностей, символов, выбрасываемых ежедневно техническим производством. Теперешнее искусство - отражение технической реальности".
Техника с ее динамизмом и страстью к инновациям превращает изменение в архетип социального бытия людей. "Перемена, - пишет в данной связи Х. Сколимовски, - является скрытой предпосылкой в нашей метафизике прогресса, которая в действительности представляет собой метафизику движения: мы всегда идем вперед, даже если идем в никуда. Постоянно и намеренно вызываем мы перемены, считая их орудием прогресса". Техника и технология - важный, если не важнейший, фактор социального прогресса; незаменимы они и в конституировании общественной целостности (общества как целого). К. Маркс справедливо отмечал, что "ручная мельница дает общество с сюзереном во главе, а паровая мельница - общество с промышленным капиталом".
Оценивая, следует сказать, что технологический детерминизм явно преувеличивает силу и возможности техники. Техника социальна по определению и раскрывают свой потенциал в социальном же контексте. А социальный контекст - это логика целого (техника - его часть), потребности и интересы человека, принимающие форму целевых ориентиров и социальных заказов для техники, ценностно-нормативная система и многие другие сдержки и противовесы, ограничивающие детерминационные аппетиты техники. Так что "гулять самой по себе" технике никак нельзя, вернее - не получится.
Как идеология технологический детерминизм - это технократизм. И в теории и на практике. Но прежде всего, конечно, в теории - на то он и идеология. Идеология фетишистского преклонения перед техникой, целерационального, линейно-объектного отношения к человеку, функциональной оптимизации отношений между людьми, аналитико-механического понимания общества и его институтов, исключительно рационального управления социумом и т.д. Технократизм делает человека объектом калькуляции или "технически-расчисляющего представления", превращает технику из средства в цель, навязывает жизни определенно технические цели. Выражаясь патетически, можно, вслед за Бердяевым, сказать, что технократическая идеология есть стремление "заменить в человеке образ и подобие Божие образом и подобием машины".
У технократизма нет перспективы. Под давлением антропо- и культурогенных процессов современности, гуманистических запросов нового, XXI века он будет медленно, но неуклонно сдавать свои позиции, отступать, уходить в прошлое. Будущее все-таки за человеком, а не машиной. Во всяком случае, так хотелось бы думать.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему