Современный психоанализ рассматривает тело как неотъемлемый аспект Я, личности субъекта.
Тело – это не только субъект нашего Я, но и объект для нашего Я (Фрейд, 1905). Со своим телом мы выстраиваем отношения как с другим человеком, как с внешним объектом, и эти отношения могут быть или нормальными или патологически искаженными, например, в сторону чрезмерной идеализации или чрезмерного отрицания.
Это единство психофизиологической организации подтверждается еще и тем фактом, что до определенного времени у новорожденного психическое и телесное не существуют по отдельности, у него нет отдельно ни психических, ни телесных процессов, а есть психофизиологические процессы, которыми поддерживается психосоматический баланс, в первую очередь за счет вегетатики.
Тело младенца с очень ранних стадий его развития становится важным участником отношений, т.к. первый опыт внешних восприятий для младенца – именно телесный, через тело младенец структурирует свое Я. Структурирование подразумевает соотнесенность моего телесного Я с миром объектов, в этом смысле тело – участник отношений. Соотносясь с внешним миром, телесное Я самоопределяется в этом мире, т.е. формируется сначала из разрозненных объектов, потом по мере развития интегративной функции обретает целостность.
Соотнесенность и самоопределение – две стороны одной монеты. Переживания анаклитической депрессии (доминирующее переживание: «меня бросили», «я – одинок») и интроективной депрессии («я плохой, я ничтожный») не имеют четкой границы, они всегда представляют собой две стороны одной монеты. Одна из сторон может в большей степени манифестироваться, в то время как другая остается латентной (неявной, скрытой). Если «меня бросили» это отчасти означает, что я плохой, я какой-то не такой. Если «я плохой», это означает, что меня бросили или бросят, в общем, это как-то повлияет на отношения.
И если мы признаем, что опыт самоопределения и соотнесенности с объектом тесно связаны, тогда и роль объекта может быть увидена нами по-другому: объект, через соотнесенность с которым мы формируем свое Я, оказывается нам экзистенциально необходим. Потребность в объекте превращается в мотивационный фактор, не менее сильный, чем потребность в разрядке влечения.
Принципиальное различие между потребностью в объекте и потребностью в инстинктной разрядке состоит в том, что потребность в инстинктной разрядке подчиняется экономическому принципу, т.е. когда разрядка инстинктного напряжения достигнута, напряжение спадает, и субъект на какое-то время погружается в нирвану. Потребность в объекте не достигает разрядки: даже когда необходимый объект находится в нашем распоряжении – это не означат, что у нас теряется в нем потребность, она остается в постоянно удовлетворяемом состоянии. Если нам нужен другой человек, это не значит, что когда он оказывается с нами, он перестает быть нам нужен. Моделл писал, что объектные отношения нельзя отнести к явлениям разрядки, потому что они подразумевают непрерывную заботу.
И теперь можно сказать, что недооценка роли объекта и его участия в жизни субъекта привела классический психоанализ к еще одному ограничению: психоанализ стал рассматривать пациента или субъекта как носителя исключительно внутрипсихического конфликта, т.е. как монаду, существующую в себе и лишенную связи с объектным миром.
Впервые наиболее убедительно этот недостаток классической теории продемонстрировал Микаэль Балинт, который сказал, что чисто интрапсихических конфликтов не бывает, что в любом внутреннем конфликте всегда незримо присутствует третий участник. Именно понимание этого факта позволило Балинту утверждать, что принцип нейтральности, принцип невмешательства оказываются не более чем фикцией: как бы аналитик не старался исключить свое участие во внутренних конфликтах пациента, как бы он не пытался сохранять отстраненную позицию наблюдателя, он все равно активно участвует во внутренней жизни пациента. Это можно проиллюстрировать тем неоспоримым сейчас фактом, что и нейтральная позиция психоаналитика, и его молчание – все это очень сильные вмешательства во внутренние конфликты пациента. Но Балинт не только показал, что отстраненность и невмешательство для психоаналитика невозможны, он доказал, что они не нужны, потому что именно в качестве активного участника в этих конфликтах аналитик становится целительным фактором. Балинт говорил, что все, что приводит в процессе терапии к позитивным изменениям в пациенте, рождается не внутри него, а именно в его взаимодействии с терапевтом.
Не исключено, что научные приоритеты Фрейда определялись не только перечисленными причинами, но и тем, что все-таки главным объектом фрейдовского исследования была стадия эдипова комплекса. Фрейд реконструировал картину раннего детства, основываясь на рассказах взрослых пациентов, на их воспоминаниях. Глубже стадии эдипова комплекса эти воспоминания проникали редко, а стадия эдипова комплекса – это именно тот период, на котором роль инстинктных мотиваций действительно становится очень наглядной.
Может быть, именно поэтому для понимания роли объектных отношений потребовались работы психоаналитиков-эмпириков, или исследователей раннего детского возраста, которые выстраивали концепции раннего развития на основе непосредственных многолетних эмпирических наблюдений за детьми, начиная с момента появления на свет и до 5-6 и даже 8-летнего возраста. Это Рене Шпиц, Маргарет Малер, Дэниэл Штерн, Джон Боулби и др. Эти исследования значительно повлияли на то, что во второй половине XX века акцент сместился с того, что происходит в области развития влечений, на то, что происходит в области отношений.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему