В январе 1965 года у Гарсия Маркеса наступило озарение: «роман предстал перед ним готовым». Он отказался от всех договоров и контрактов, продал автомобиль и ,возложив се заботы о пропитании, доме, детях на плечи жены, заперся в своем кабинете.
Добровольное заточение продолжалось восемнадцать месяцев. Воплощение созревшего замысла потребовало каторжного труда. «Наибольшую трудность,— признается автор,— представлял собой язык романа Мне понадобилось прожить двадцать лет и написать четыре ученические книги, чтобы понять — решение проблемы языка лежало в самой основе Надо было рассказывать так, как рассказывали мои деды, то есть бесстрастно, с абсолютным, неколебимым спокойствием, которое не может нарушиться, даже если мир перевернется вверх дном».В 1967 году роман «Сто лет одиночества» увидел свет в Буэнос-Айресе Первое издание разошлось за несколько дней, то же произошло со вторым' третьим и последующими, число которых к 1972 году достигло тридцати двух. За первые три с половиной года общий тираж романа в одной Латинской Америке превысил полмиллиона экземпляров. Одновременно он был переведен на все основные языки мира, удостоен различных международных премий и завоевал поистине всемирную популярность.
Композиционный стержень романа — история шести поколений семьи Буэндиа и города Макондо, который основан первыми из Буэндпа и гибнет вместе с последними. Но эта история развертывается как бы в нескольких измерениях одновременно. Наиболее очевидное из них — традиционная семейная хроника. Впрочем, с первых же страниц начинают высвечиваться и остальные измерения, каждое из которых все шире раздвигает рамки романа во времени и пространстве. В одном из этих измерений столетняя история Макондо обобщенно воспроизводит историю провинциальной Колумбии, точнее, тех областей страны, которые поначалу были отрезаны от внешнего мира, потом задеты вихрем кровавых междоусобиц, пережили эфемерный расцвет, вызванный «банановой лихорадкой», и опять погрузились в сонную одурь. В другом измерении судьба Макондо по-своему отражает некоторые особенности исторической судьбы всей Латинской Америки — падчерицы европейской цивилизации и жертвы североамериканских монополий.
Наконец, в третьем — история семьи Буэндиа вбирает в себя целую эпоху человеческого сознания, прошедшую под знаком индивидуализма,— эпоху, в начале которой стоит предприимчивый и пытливый человек Ренессанса, а в конце — отчужденный индивид середины XX века.
Ни одно измерение не существует само по себе и не может быть вычленено из романа. Только их взаимодействие и взаимопроникновение образует художественный мир книги. И все же структурной основой этого мира является последнее, третье измерение. Именно здесь таится «сокрытый двигатель» повествования — многовековая эволюция обособленной личности, сжатая словно пружина в историю шести поколений рода Буэндиа.
Появление на свет мальчика с поросячьим хвостом не пугает счастливых родителей. Но Амаранта Урсула умирает от кровотечения. В отчаянии, позабыв о ребенке, Аурелиано целую ночь блуждает по городу, тщетно призывая друзей. А утром, вернувшись домой, он видит вместо новорожденного «изъеденную оболочку, которую собравшиеся со всего света муравьи старательно волокли к своим жилищам». И в это мгновение потрясенному отцу открываются последние ключи шифров Мелькиадеса. Принявшись читать пергаменты, он убеждается, что в них содержится вся история семьи Буэндиа, предвосхищающая события па сто лет вперед. Том временем подымается ветер, переходящий в неистовый ураган, который разрушает Макопдо до основания.
Катастрофа, уничтожающая мир, созданный воображением Гарсиа Маркеса, на первый взгляд кажется очередным, последним по счету чудом, завершающим «Сто лет одиночества». На самом же деле чудесного в ней едва ли по меньше, чем во всех остальных чудесах романа. Можно назвать по меньшой мере три взаимосвязанные сюжетные линии, которые на протяжении всего повествовании подготавливают этот финал. Одна из них — это борьба между людьми и природой, покорившейся основателям Макондо и начинающей теснить их потомков. Возрастающий натиск природных стихни получает законченное, гиперболическое воплощение в чудовищном пиршестве муравьев, которые заживо пожирают последнего в роду Буэндиа, и в чудовищном вихре, который сметает город с лица земли.
Другая линия — это, так сказать, социальная энтропия, которая, неуклонно возрастая в замкнутом, предоставленном самому себе сообществе, ведет его к полной дезорганизации, к распаду и в конечном счете к гибели.
И третья линия связана со специфическим характером макондовского времени, которое, как сказано выше, движется по свертывающейся спирали, то есть возвращается вспять. Гарсиа Маркес неспроста как бы овеществляет его (обратите внимание на «кусок неподвижного времени», застрявший в комнате Мелькиадеса!) — тем самым он заставляет читателя осязаемо ощутить, что в своем попятном движении время сворачивается, уплотняется и, достигнув предельной степени концентрации, взрывается. Этот взрыв тоже находит выражение в катастрофе, постигшей Макондо.
Подводя итог прошлому, роман вместе с тем обращается к будущему, предупреждает людей о катастрофе, которая постигнет мир, если силы отчуждения и разобщения возьмут вверх. Книга, рассказывающая о человеческом одиночестве, взывает к людской солидарности. Идею солидарности – единственной альтернативы одиночеству – Гарсиа Маркес считает главной идеей романа.
Едва ли не самое примечательное и популярное творение латиноамериканской прозы последних десятилетий появилось в 1968 году в литературе Колумбии - это ставший всемирно известным роман Габриеля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества», созданный им в эмиграции в Мексике. До этого писатель опубликовал повести «Палая листва» (1955), «Полковнику никто не пишет» (1961), сборник рассказов «Похороны Большой Мамы» (1962), роман «Недобрый час» (1962), чьи персонажи переселились на страницы романа-панорамы; осталось прежним и место действия - вымышленный провинциальный городок Макондо, призванный, по замыслу автора, стать символом не только его страны, но и континента в целом. По существу все предшествующее творчество Гарсии Маркеса, получившее высокую оценку латиноамериканской критики, подготовило тот художественный подвиг, который совершил писатель, написав «Сто лет одиночества».
При прочтении данного романа время воспринимается нами, как живой исторический герой - в романе одновременно присутствует и почти вековая история созданного воображением автора маленького, затерянного среди лесов и болот колумбийского городка Макондо, и история основавшей его семьи Буэндия, пять поколений которой проходят перед читателем, поражая своей жизненной продолжительностью и почти сказочной экстравагантностью взаиможействия времени и индивидуальных судеб. Время становится как бы действенно живущим фоном городка, основанным патриархом семьи Хосе Аркадио Буэндия и его женой Урсулой Игуаран, но время служит не только фоном, на котором развертывается действие (фоном с ярко выраженными национальными признаками), но и выступает как обобщенное, в высшей степени типизированное изображение латиноамериканской истории послеколониального периода. В этом смысле время в романе напоминает монументальные стенные фрески мексиканцев Риверы и Сикейроса, где художники сосредоточивают и прихотливо компануют на сравнительно ограниченном пространстве множество разных красочных фигур и деталей, часто утрированных и по отдельности неправдоподобных, но в целом создающих неповторимый образ латиноамериканской действительности. Иногда при чтении романа возникает впечатление, что перед нами - волшебная река времени, вернее - множество временных эпизодов, похожих на арабские сказки, старинных преданий, небылиц и притч,. так органически слитых с объективно-временным историческим повествованием, что порой невозможно отделять реальный день от фантастического века, правдивую минуту от вымышленного судьбоносного десятилетия. Все временные элементы присутствуют впроизведении в равной степени, как в библии или старинных рыцарских романах, причем самые невероятные гиперболы в духе Рабле причудливо перемежаются с подчеркнуто реалистическими эпизодами (например, расстрел мирного рабочего митинга), которые можно отнести к лучшим образцам социально-критической прозы XX века.
Тем не менее преобладающая сказочная, «легендарная» стихия времени в романе, плод неистощимой выдумки и юмора автора, отличается от всего того, что создано в социально-критической прозе Латинской Америки до Габриэля Гарсии Маркеса.
Стремясь воспринимать и описывать время непосредственно и естественно, как ребенок, которому открыта магия чудесного в самых обычных и повседневных явлениях и вещах, Гарсия Маркес вносит собственную ноту в то широкое течение «философического отнощения к времени», инициаторами которого были Астуриас и Карпентьер. Заявляя с некоторым кокетством, что его роман «начисто лишенвременных рамок» и что он сделал это сознательно, «устав от бесчисленных надуманных эпизодов и сценок, цель которых - не столько поведать что-то читателю, сколько свалить правительство», Гарсия Маркес так определяет свое кредо обращения с временем: «Писателю дозволено все, если он способен заставить верить в то, что им написано». При этом, в отличие от многих латиноамериканских прозаиков своего поколения, таких, например, как Варгас Льоса, смело экспериментирующих со временем, Габриель Гарсия Маркес гораздо осторожнее, традиционнее и даже архаичнее в этом вопросе. Его отношение к времени как бы национально. Заявляя, что «проблема времени - это меткое слово», он стремится к чрезвычайно экономному и концентрированному словесному выражению времени. Стиль его романа - полная противоположность перегруженному орнаментовкой барочному стилю Карпентьера. Линейность развития действия, лексическая и синтаксическая простота языка, изложение событий в третьем лице, весьма умеренное, если не скупое, использование диалогов, преимущественное употребление прошедших времен, полное отсутствие каких-либо элементов модернистской изощренности, свойственное современной «экспериментальной» прозе, - вот характерные признаки писательской манеры Гарсии Маркеса при описании времени, как струи романа, роднящие его с классической литературной традицией.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему