Французский модернизм. Его особенности, течения (символизм, дадаизм, сюрреализм) и представители

Литература французского модернизма — явление сложное по содержанию, разнообразное по форме и пестрое по составу. Она представлена такими, казалось бы, разными школами, группами, течениями, как «поток сознания», сюрреализм, дадаизм, унани-мизм, драма абсурда, «новый роман» и др. Однако это разнообразие не скроет близости позиций французских модернистов, когда речь заходит об отношении к реалистической традиции и об осмыслении места человека в мире, возможностей познания окружающей действительности.

 Родоначальник французского модернизма М. Пруст с величайшим почтением относился к творчеству своих предшественников в жанре романа — Стендаля, Бальзака, Флобера, Франса. Некоторым из крупнейших писателей-реалистов Пруст многим был обя-зан в своем творчестве: он учился психологическому анализу у ав- тора «Красного и черного», мастерству создания литературной фре- ски, масштабности изображения — у Бальзака, приемам написания интеллектуального романа, насыщенного сложными культурными реминисценциями и философской проблематикой — у Франса.

 Однако в своем романе «В поисках утраченного времени» (опубл. 1913—1927) Пруст создает свой оригинальный вариант по-бальза-ковски многотомного цикла — «роман-поток», в котором стендалев- ский психологизм преобразуется в особую технику «потока созна- ния», а внутренний монолог поглощает всю романную структуру.

 Традиционные формы романного повествования не удовлетворя- ют прустовской потребности в субъективизации художественной ре- альности. Исходным тезисом Пруста становится мысль: «Все — в со- знании, а не в объекте». Для Пруста подлинное бытие — не вне, а внутри сознания. Человек для автора «В поисках утраченного време- ни» это «HomoReminiscens» («Человек вспоминающий»). Модернист Пруст не верит в возможности разума. «С каждым днем я все менее ценю разум. С каждым днем все более отдаю себе отчет в том, что только выйдя за его пределы, писатель может вновь овладеть чем-то из наших впечатлений, то есть извлечь нечто такое из себя самого, что и есть единственный предмет искусства», — заявляет Пруст в предисловии к книге «Против Сент-Бёва». Зато самой высокой оценки удостаивается бергсоновская интуиция, проявляющаяся в те редкие мгновения «озарений», когда мир благодаря действию механизма не- произвольной памяти освобождается от притупляющего остроту вос- приятия действия привычки и предстает в своей подлинности, то есть в первозданной свежести и остроте впечатления.

 Другой мэтр французского модернизма, лауреат Нобелевской премии Андре Жид был в не менее сложных отношениях с класси- ческой и реалистической традициями французской литературы. А. Жид называл себя «лучшим представителем классического искус-ства» в литературе Франции на рубеже XIX—XX веков. В список десяти лучших французских романов он включил «Пармскую оби-тель» Стендаля, «Кузину Бетту» Бальзака и «Мадам Бовари» Фло- бера. Жид неизменно восторженно отзывался о Достоевском, кото- рому посвятил книгу биографического характера. Все это не поме- шало А. Жиду утверждать, что лучшее средство возродить современное ему искусство — это «...удалить его от жизни».

 А. Жид — тонкий психолог и моралист, отстаивающий в своих произведениях («Яства земные», 1897; «Имморалист», 1902; «Под-земелья Ватикана», 1914) право человека быть свободным и счаст- ливым, культивирующий полноту и многообразие ощущений.

 А. Жид, подобно Прусту, скептически относится к возможно-стям интеллекта. Культура, познания, добытые усилием разума не приносят счастья, не дают главного — ощущения полноты бытия. Только бросив научные штудии и отправившись в Африку, глав-ный герой романа «Имморалист» Мишель обретает себя, свое по- длинное «я», а вместе с ним — физическое и душевное здоровье. Для другого героя-имморалиста А. Жида Лафкадио из «Подземе-лий Ватикана» способом подлинного бытия становится «бесцель- ное действие» («Actiongratuite»). Но моралист Жид не скрывает от читателя своих сомнений: за свободу, обретенную Мишелем, пла-тит ни в чем не повинная, умная, тонкая и любящая его Марсели- на; эксперимент Лафкадио приводит к гибели жалкого и безобид- ногоФлериссуара. Ницшеанское преклонение перед сверхчелове- ком соединяется у А. Жида с гуманистической традицией реалистической литературы, с раздумьями о нравственных послед- ствиях совершаемых поступков.

 А. Жид создает свой вариант модернистского романа, «роман идей», «чистый роман». Таким романом становятся его «Фальши-вомонетчики» (1925), своеобразный «роман в романе», в котором Жид пытается очистить жанр от чуждых ему элементов, каковыми автор считает интригу, характеры, внешние эффекты.

 М. Пруст и А. Жид демонстрируют одну из характерных черт французского модернизма, особенно на раннем этапе его развития — связь с классической традицией интеллектуального,анали-тического романа.

В поэзии эта тенденция особенно отчетливо проявилась в твор-честве Поля Валери, основоположника интеллектуальной лирики во французской литературе. Главный герой поэзии П. Валери — «со- знание себя сознающее». Неслучайно через все его творчество про- ходит образ Нарцисса, символизирующий зачарованность творче- ского сознания собственными глубинами.

 Валери не верит в познаваемость мира: постоянный мотив его стихотворных сборников «Юная парка» (1917), «Морское клад-бище» (1920) — мысль о бессилии человеческого разума. Отсюда скептическое отношение поэта к принципам реалистической эс-тетики. В статье «Искушение (святого) Флобера» Валери так гово-рит о крупнейшем писателе-реалисте: «Флобер верил, вместе со своей эпохой, в ценность «исторического документа» и в наблю-дение действительности, голой и неприкрашенной. Но то были лживые идолы. Единственное реальное в искусстве — это искус-ство». Так у Валери, как и у Пруста, искусство становится само- ценным, самодовлеющим, единственным способом существова- ния художника в мире.

 Еще более отчетливо разрыв с реалистической традицией об-наруживается в поэзии сюрреализма. Сюрреализм возник в конце 10-х — начале 20-х годов XX века. Его основатели А. Бретон, Ф. Су- по, Л. Арагон, П. Элюар. При своем зарождении сюрреализм был

тесно связан с дадаизмом Т. Тцара. Сюрреалисты провозгласили полное освобождение подсознательных импульсов человека с по- мощью особой, разработанной ими литературной техники — «ав- томатического письма». Сюрреалисты уподобляют процесс творче-ства галлюцинации, сну, бреду. В эстетике сюрреалистов уже ниче-го не осталось от того аналитизма, стремления к упорядоченному прояснению сложных психических явлений, которые можно на- блюдать в творчестве М. Пруста, А. Жида, П. Валери.

 Сюрреалисты — последовательные иррационалисты, отверга-ющие не только разум как способ познания или критерий истины, но и вообще всякую логику и лишь фиксирующие с точностью фотопленки вспышки подсознания. В «Манифесте сюрреализма» (1924) А. Бретон с сожалением констатировал: «...Мы все еще жи-вем под властью логики <...>. Но в наши дни логические методы применимы лишь при разрешении второстепенных по смыслу про-блем».

 Сюжет, характер, конфликт — все эти категории окончательно разрушаются в сюрреалистических «автоматических текстах». Сюр- реалистический образ строится на произвольных ассоциациях, на фиксации первого пришедшего в голову слова. По выражению А. Бретона, «сюрреализм — чистый психический автоматизм <...>, диктовка мысли за пределами всякого контроля, осуществляемого рассудком <...>».

 Очевидно, что, если М. Пруст, А. Жид, П. Валери, унанимисты так или инчае, сложными, подчас противоречивыми чувствами «любви-ненависти» связаны с линией классической аналитической, а порою и реалистической литературы, то сюрреализм ориентиру-ется скорее на поэтические открытия романтиков и символистов на романтическую теорию двоемирия, на супранатурализм Жера- ра де Нерваля, на концепцию поэта-ясновидца А. Рембо и новый реализм Г. Аполлинера.

 Таким образом, можно констатировать постепенное нараста-ние иррационалистических тенденций во французской модернист- ской литературе первой трети XX века, все более последователь- ный отход от традиций реалистической литературы, а подчас и разрыв с ними.

 После второй мировой войны развитие модернизма вступит в новую фазу. Открытия модернистов первой половины века будут использованы в экзистенциалистской литературе (Ж.-П. Сартр, А. Камю, Ж. Ануй и др.), в «новом романе» (Н. Саррот, А. Роб-Грийе, М. Бютор, К. Симон и др.) и драме абсурда (Э. Ионеско, Ж. Жене, Б. Виан) с их установкой на разрушение характера, мифо- логизацию и депсихологизацию.

Большое влияние на все развитие французской поэзии ХХ века оказал яркий представитель сюрреализма Гийом Аполлинер(А. Костровицкий, 1880–1918), поэт, впервые употребивший слово «сюрреализм» в предисловии к своей драме «Груди Тирезия», где автор просил прощения за придуманный им неологизм

Незаконный сын русской подданной, польской эмигрантки, родился в Риме, вырос в Монако, долго жил во Франции, не имея гражданских прав. Он ошеломил Францию своими стихами и своим анархизмом, он стал великим французским поэтом. Общественная проблематика в поэзии Аполлинера воплотилась в стихах и в новом лиризме: проклятые вопросы века с его войнами и революциями вошли в нее органично и отозвались пронзительными строками и образами, неповторимо запечатлевшими мироощущение века:

Прощай же! Прощай!

Солнце с перерезанным горлом

Или:

Канат, сплетенный из криков.

Звон колоколов над Европой.

Повешенные века.

Аполлинер мечтал о создании нового искусства, которое соединило бы в себе достижения прошлого с полетом в будущее, которое омолодило бы поэзию.

Аполлинер пошел по пути модернизма, стремился к многозначности, формализму и абстракциям. Первые публикации появились в 1901 году. После 1912 года поэт понемногу освобождается от модернизма и создает сборник «Алкоголи» (1913), который содержит стихотворения «Зона», «Вандемьер».

И ты пьешь, и тебя алкоголь опьяняет что схож

С твоей жизнью: ее ты, как спирт опьяняющий пьешь.

Сохрани меня, память грядущих людей!

Век, в который я жил, был концом королей.

Миры, на которые все мы похожи,

Я вас выпил, и жажду не смог утолить.

Но с тех пор я узнал вкус и запах вселенной.

Я пьян, потому что вселенную выпил

На набережной, где я бродил и смотрел

На бегущие волны и спящие барки.

Слушай голос мой, слушай! Я глотка Парижа.

Завтра буду опять я вселенную пить.

Мою песнь опьяненья вселенского слушай!

(«Вандемьер»)

Жизнь нищих кварталов, жизнь Зоны, находившейся невдалеке от Монпарнаса, где в дешевом доме, прозванном «Улей», нашли пристанище Шагал, Леже, многие эмигранты из Белоруссии и России, куда приходили Модильяни, Сандрар и сам Аполлинер, передана в конкретных образах:

Ты от старого мира устал наконец.

Тебе надоела античность, ты жил среди римлян и греков

Ты в Париже. Совсем одинок ты в толпе и бредешь

сам не зная куда.

Ты в краю, где лимонные рощи в цвету круглый год.

На дворе постоялом живешь ты близ Праги.

На толпу эмигрантов глядишь ты с тоской. Эти

Бедные люди…

(«Зона»)

«Зона» – это поэма поколения, это исповедь поэта, сделавшего одним из первых свое открытие трагического века революций, предвосхитившего многие последующие образы и метафоры.

Во время первой мировой войны розовые иллюзии быстро сменились у поэта ненавистью к бойне:

Мне кажется, будто попал я на пир, озаренный огнями, –

Земля пирует сегодня, земля голодна,

Она открывает поблекшие длинные рты.

И вот каннибальский пир Валтасара в разгаре.

Кто бы подумал, что людоедство может дойти до такого предела,

И нужно так много огня, чтоб изжарить людские тела!

(«Чудо войны»)

Стих Аполлинера музыкален, однако, в отличие от стиха Верлена, он сочетается с доверительностью беседы и разговорностью. Он воспроизводит язык репортажа и газетной статьи, повседневность и быт века.

Символичны для века фантастические образы его стихов: «стадо парижских мостов с пастушкой-башней Эйфеля», «афиши и рекламы, как попугаи, кричащие упрямо», ночь, уходящая «подобно красивой метиске», «часов удар три раза прорыдал», «век наш весь в черном, он носит цилиндр высокий».

С конца 1912 года Аполлинер отказался от знаков препинания, по его словам «знаки препинания бесполезны, ибо подлинная пунктуация – это ритм и паузы стиха». В первом сборнике Аполлинера, выпущенном в 1967 году в СССР, пунктуация восстановлена, что противоречит природе стиха Аполлинера и не может не искажать оригинал. В 1985 году в издательстве «Книга» вышел сборник стихов Аполлинера, где большая часть стихов идет без пунктуации.

Сюрреалисты провозгласили Аполлинера своим духовным вождем: ненависть к натурализму, проповедь асоциальности, мысли о том, что искусство должно выхватывать лишь самое неожиданное, впечатляющее, потрясающее нервы читателя.

СИМВОЛИ́ЗМ, направление в европейском и русском искусстве 1870-1910-х гг.; сосредоточено преимущественно на художественном выражении посредством символа интуитивно постигаемых сущностей и идей, смутных, часто изощренных чувств и видений. Философско-эстетические принципы символизма восходят к сочинениям А. Шопенгауэра, Э. Гартмана, Ф. Ницше, творчеству Р. Вагнера. Стремясь проникнуть в тайны бытия и сознания, узреть сквозь видимую реальность сверхвременную идеальную сущность мира («от реального к реальнейшему») и его «нетленную», или трансцендентную, Красоту, символисты выразили неприятие буржуазности и позитивизма, тоску по духовной свободе, трагическое предчувствие мировых социально-исторических сдвигов.

дадаизм – течение, созданное группой литераторов, видевших в событиях первой мировой войны свидетельство крушения и распада всей человеческой культуры. По их мнению, мораль и искусство общества достойны презрения, поскольку мир есть вопиющее лицемерие, и если уж творить, то только на почве абсолютного отрицания. «Дада» – от французского dada – детский лепет без смысла. Дадаизм – бунт против общественной бессмыслицы при помощи бессмыслицы, они декларировали абсурд и атмосферу скандала, дезертирство, выражая протест против первой мировой войны. Эстетической формой их протеста стало искусство алогичное и иррациональное, нередко бессмысленные наборы слов и звуков, составленные методом коллажа.

дадаизм явился непосредственным предшественником сюрреализма, который складывается в начале 20-х гг. во Франции, многие дадаисты оказались в русле нового течения – сюрреализма, когда по окончании войны дадаистское движение сошло на нет.