Тема творчества и философские проблемы жизни и смерти в повестях Хэмингуэя 30-х гг. “Смерть после полудня”, “Зеленые холмы Африки”, “Снега Килиманжаро”. Художник и мир.

В 30-е гг., однако, в творчестве Хемингуэя отмечается некоторый спад. Именно в этот период писатель заболевает пресловутой «звездной болезнью», изображает из себя «настоящего мужчину» (интерес к испанской корриде, африканской охоте на хищников, вызывающее поведение), что многими воспринималось как позерство, самым пагубным образом сказавшееся на его творчестве. К главным произведениям этого периода относятся «Смерть после полудня» (1932), документально выверенный рассказ об испанской корриде, «Зеленые холмы Африки» (1935), дневник первого сафари писателя, в котором описания охоты и африканских ландшафтов перемежаются экскурсами в литературу и эстетику, «Иметь и не иметь» (1937), повесть, действие которой происходит во Флориде, где главный герой вынужден из-за тягот Великой депрессии стать контрабандистом. В 30-е гг. признание критики получили лишь два мастерски написанных рассказа, действие которых происходит в Африке: «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера»  и «Снега Килиманджаро».

Первая половина 30-х гг. стала для Х. порой мучит. сомнений и исканий, попыток заново осмыслить пройденный путь и определить эстетич. принципы своего творчества. Раздумья и суждения Х. отразились в многочисл. авторских отступлениях трактата о бое быков «Смерть после полудня» и «охотничьей» книги «Зеленые холмы Африки». В 1936 Х. публикует три больших рассказа, в к-рых отчетливо проявляются авторская позиция и социально-критич. начало; вместе с тем увеличивается надводная часть «айсберга» и усиливается непосредств. воздействие слова писателя («Рог быка», «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера», «Снега Килиманджаро»).

Смерть после полудня (1932)      

     Место действия книги — Испания. По основной теме — формально это трактат о бое быков, но по существу это целый клубок тем. Тут и лирические страницы авторского восприятия Испании, и сугубо технические описания боя быков, и вставные новеллы, и любопытные рассуждения об искусстве. Рассуждения эти введены частично в форме диалога между автором и некоей Старой леди (alter ego автора). В данном издании опущена техническая сторона книги и даны большие извлечения по трем основным линиям.

     Первая из них — это авторская оценка боя быков как народного празднества и как испытания мужества, когда перед лицом смерти человек обнаруживает все хорошие и плохие свои черты. Такому пониманию противопоставляется бой быков как выгодный бизнес и восприятие его глазами Старой леди, которая дана Хемингуэем как собирательный образ буржуазного зрителя и читателя.

     В книге упорно проводится вторая линия — мысль, что современный бой быков это вырождающееся чисто декоративное декадентское искусство: как зрелый писатель берется за большую серьезную тему и борется с ней, так раньше искусные и сильные матадоры выходили на честное единоборство с яростными зрелыми четырех-пятилетними быками. Смысл такого боя был в победе мужества и искусства над слепой яростью в конечной схватке, которую испанцы называют «моментом истины».

     Теперь изощренные приемы, выработанные в расчете на требующего сенсации зрителя, сделали такую борьбу смертельно опасной для матадора, а целью корриды стало просто зрелище. И вот против балетно-красивых «тореадоров» выпускают недорослей быков-трехлеток. Изменился самый характер боя — это уже не «момент истины», где ставкою является жизнь матадора, а серия изящных поз, прикрывающих фальшь безнаказанного убийства безобидного теленка. Это прием, заслоняющий и подменяющий цель. Так и у писателя фальшь упрощенных мелких задач может подменить большую цель искусства.

     Признавая современный бой быков упадочным, декадентским искусством, Хемингуэй попутно формулирует для себя очень верное определение сущности такого искусства, когда «плащ, бандерильи и мулета постепенно становятся самоцелью», когда «все больше внимания уделяется приемам выполнения разных движений тореро и все меньше — конечной цели», то есть когда культивируется прием ради приема.

     Подлинного ценителя не обманешь. Но других обмануть нетрудно. Старая леди, например, не видит в бое быков ничего декадентского, она все принимает за чистую монету, тем более что за нее и сама она платит чистоганом. Хемингуэй же отлично понимает, или, вернее, чувствует, упадочное в человеке и писателе. Не замалчивает он проявление этого и в самом себе, не щадит этого и в других. В этом смысле характерно проявившееся в этой книге отношение Хемингуэя к раннему Фолкнеру, который в начале 30-х годов гремел как автор садистски жестоких и без нужды усложненных романов «Заповедник» и «Звук и ярость».

          Однако то обстоятельство, что книга создавалась Хемингуэем в пору его длительного творческого кризиса начала 30-х годов, не прошло для нее безнаказанно: она отразила и напряженные поиски темы и явную смятенность автора. Наряду со здравыми суждениями в ней вскрываются и ошибочные взгляды, присущие творчеству Хемингуэя в этот период. Так, например, он преувеличивает необходимость ничем не осложненного подхода к объекту изображения, что на деле может привести к наигранному бесстрастию. Он чрезмерно подчеркивает одиночество художника и роль «великих мастеров». Он искусственно изолирует мастерство художника от социальной функции искусства.

     Третья линия — это лирические монологи о любимой стране, Испании, которой Хемингуэй посвятил многие страницы уже в своих ранних произведениях.