Сказ Лескова. Изображение жизни крестьян, мещанства и купеческого сословия в творчестве Н.С. Лескова

Лесков (1831-1895). Родился с. Горохово, Орловская губерния.Свою жизнь начинал журналистом.
Сказ: установка на чужое сознание, когда писатель говорит от имени персонажа, т.е. он скрыт, нет авторского повествования, а есть рассказывание героя («Оч.странник»). Герои определенной соц. группы: демокр. герой (мещанин, купец, ремесленник, деревенская баба).

Л. отличается особым мастерством языка. При этом имеется в виду не стиль вообще, а именно язык – т.е. самый словесный состав, самый словарь его произведений. Высказывалась мысль, что Л – писатель более всего для филологов. Однако это мнение принимала отрицательный характер у современных Л критиков.

Среди главных писателей второй половины 19 в., заботившихся преимущественно об идейной и психологической стороне, Л выглядел писателем «вычурным», склонным к языковой «чрезмерности», к употреблению «погремушек диковинного краснобайства» и пр. так судили Скабичевский, Михайловский, Волынский. Л не укладывался в осн. лит-ную систему 60-80гг, потому что в нем резко проявлялся особый вкус к слову, к языку.

Он работает на деталях синтаксиса и лексики; он вглядывается в оттенки каждого слова. Он не столько живописец, сколько мозаист, собирающий и складывающий слова так, что получается иллюзия живой речи, голоса и даже лица. Ему нужны яркие цвета – поэтому он специально изучает соц. и проф. жаргоны; слова диковинные, отдающие стариной или «народностью», для него сущий клад.

Для лесковского филологизма характерно еще то, что персонажи его всегда отмечены своей профессией, своим соц. и нац. знаком. Они – представители того или другого жаргона, диалекта. Средняя речь, речь обыкновенного интеллигента, Л обходится. Характерно и то, что диалекты эти используются им в большинстве случаев в комическом плане, чем повышается игровая функция языка. ( например, «Левша» 1881)

 «Житие одной бабы».

На каторгу ведут и народное невежество, и народная гордость

— этим диссонансным выводом цикла Лесков обозначил

и свое непростое отношение к проблеме народа, сохранявшееся

у него на протяжении всего творческого пути.

Вместе с тем в прозе 1860-х годов уже появляются такие угадываемые

лесковские герои из народа, исполненные, вопреки

несовершенству окружающей жизни, дивной внутренней красоты

и духовной силы. В «Житии одной бабы» на фоне тягостных

картин крестьянского быта Лесков изображает судьбу

Насти Прокудиной, типичную для русских женщин, обреченных

на рабское существование. В портрете героини присутствует

художественно значимая деталь — «материнские агатовые

глаза», в которых продолжает жить «страшная задавленность

», что «не давало Насте силы встать за самое себя». Проданная

братом «за корысть, за прибытки» в жены придурковатому

парню, героиня Лескова точно умерла, «будто душечка

ее отлетела». Отсюда мотив духовной смерти становится сквозным

в повести. С «равнодушно убитым взглядом», с почерневшим

лицом она сидит на собственной свадьбе, в своем

обыкновенном «убитом состоянии» проживает дни в доме мужа.

сцены-прорывы, когда Настя вдруг начинает «кричать не своим

голосом», или «жалобно» так «смотрит» на людей «и все

стонет: «Куда деваться? », как бы предугадывая собственную

безысходную участь рабы.

Художественную выразительность и убедительность лес-

ковского женского характера определяет его плотная фольклорная

основа. Характер Насти представлен в песенном ореоле.

Он как будто сплетен из песен, «чутких, больных да ноющих

». И жизнь Насти не столько рассказана автором, сколько

выпета самой героиней: когда, стоя у ключа, пела она о Голубкиной

тоске-печали и когда, не сдержавшись, пропела в хороводе

Степану о «тереме из маковых зерен», где хотела бы жить

с милым. Песня, как судьба, неотступно ведет за собой Настю

с тех самых весенних ночей, которые донесли ей голос незнакомого

песельника, и до той драматичной зимней ночи, когда

она песней вызвала любимого из избы, решив больше не возвращаться

в ненавистный Прокудинский дом.

Героиня Лескова только тогда и живет, когда из ее уст льется

песня, пусть даже горькая и жалобная. Безпесенное пространство

ассоциируется в повести с пространством духовной

смерти. Не случайно, в описание свадьбы Насти, которую писатель

сравнивает с похоронами, не введено ни одного песенного

текста.

Трижды умирает в героине «песельница» Настя, прежде чем

навсегда замерзнуть в мухаровском лесу. Первый раз — когда

она, находясь в бегах, называет себя Марьей, затем появляется

«бродяга Настасья» и наконец «Настя-бесноватая». Весь

мир ополчился'против героини — семья, власть, закон, люди.

Но сам факт присутствия в нем талантливой, чистой, высокой

души является, по мысли Лескова, залогом возрождения народной

жизни. Хотя писатель нисколько не заблуждается

относительно степени невежественности и жестокости ее нравов,

подтверждение этому — хотя бы судьба Силы Ивановича

Крылушкина или история беременной женщины, которой

купчина на базаре пытается скормить кусок украденного ею

мыла. Однако в мир уже пришли мальчики, наделенные любовью

и уважением к народу, готовые поделиться с ним своими

знаниями. И эта финальная мысль повести вносит существенные

дополнения в демократические настроения писателя

 «Погасшее дело»
В «Погасшем деле» Лесков обращается к древнему пласту

сознания народа, связанному с народными суевериями, выступающими

прямым объяснением аномального поведения крестьянской

массы в ситуации с засухой. Басни и побасенки захожего

«незадумчивого грамотника» о причине постигшей

сельский мир «полевой беды» ложатся, по сути дела, на готовую.

почву — архаическое верование о власти отошедших

в иной мир над урожаем — и дают мгновенные всходы. Мужики

решают «изничтожить» похороненного на общем погосте

пономаря-пьяницу, зажечь «из мертвого сала свечку» и тем

самым искупить свою вину перед остальными умершими, которым

«неспокойно» лежать рядом с «оповицей», за что они

и «молят бога ... дождя не давать». В результате содеянного

«полсела» обрекает себя на каторгу.

Однако Лесков, создавая жуткий рассказ о власти «темного

» сознания в крестьянской среде, был далек от мысли

выносить нравственный приговор. Поставивший целью художественное

исследование реального состояния русской

жизни, он с предельной ясностью показал, каким катастрофам

может быть подвержен простонародный мир, больной

властью «тьмы», и как важно литературе вместе со всеми здоровыми

силами нации подать ему «руку помощи вовремя