Олег Григорьевич Чухонцев - выдающийся современный поэт и переводчик французской и немецкой поэзии, лауреат Государственной премии РФ, Пушкинской премии фонда Тепфера, Пушкинской премии России, премий «Триумф» и «Поэт». Родился 8 марта 1938 года в Павловском Посаде. Стихи Олег Григорьевич начал писать ещё в школьные годы. В 1962 году он окончил факультет русского языка и литературы Московского областного педагогического института имени Крупской. Первая публикация стихов Чухонцева состоялась в журнале «Дружба народов» (1958. № 11). В 60-е гг. стихи Чухонцева время от времени печатают столичные толстые журналы, альманах «День поэзии». В 1960 году поэт собрал в рукописи книги стихов «Замысел», куда входила и историческая поэма «Осажденный» о монголо-татарском нашествии. В 1968 году из-за стихов о князе Курбском, «первом русском политэмигранте», возник негласный запрет на публикацию произведений Олега Григорьевича. Рукописи, несмотря на положительные рецензии, годами лежали в издательствах. Первый сборник стихов «Из трёх тетрадей» О.Г. Чухонцева вышел только в 1976 году, когда автору было под сорок. Книгу назвали главным литературным событием года. С того момента Олег Чухонцев становится известен не только узкому кругу литераторов, но и всей читающей России как поэт первого ряда. За первым сборником последовали «Слуховое окно», «Ветром и пеплом», «Пробегающий пейзаж», «Фифиа», «Из сих пределов». В 2007 году Олег Григорьевич Чухонцев стал лауреатом крупнейшей национальной премии «Поэт». Также ему присуждались Государственная премия, Пушкинская премия фонда Тепфера, Пушкинская премия России, награды журналов «Знамя» и «Новый мир».
ОЛЕГ ГРИГОРЬЕВИЧ ЧУХОНЦЕВ родился 8 марта 1938 г. в Павловском Посаде (Московская область). В 1962 г. окончил филологический факультет Московского областного педагогического института. В разные годы работал в отделах поэзии журналов «Юность» и «Новый мир».
Первая поэтическая публикация состоялась в 1958 г. Составленная в 1960 г. книга стихов «Замысел» издана не была; той же участи удостоилась и следующая — «Имя». Творчество Чухонцева оказалось глубоко чуждо советским представлениям о поэзии.
В 1968 г., после публикации в журнале «Юность» стихотворения «Повествование о Курбском», началась открытая травля поэта в печати, на издание его произведений был наложен негласный восьмилетний запрет. В эти годы Чухонцев много занимался поэтическим переводом классической и современной поэзии стран Европы, США и СССР.
Первый сборник стихотворений «Из трех тетрадей» цензура пропустила лишь в 1976 г., второй — «Слуховое окно» — еще через 7 лет. Свободным от цензурных искажений стал лишь третий — «Ветром и пеплом» (1989 г.). Книга новых стихов «Фифиа» вышла в 2003 г.
Стихи Олега Чухонцева переведены на многие языки мира. Он — лауреат Государственной премии РФ, Пушкинской премии РФ, Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (Германия), поэтической премии «Anthologia», большой премии «Триумф», большой премии им. Бориса Пастернака, Российской национальной премии «Поэт» и множества других.
Поэзия поколения «шестидесятников» - они пришли на стыке эпох, юность их прошла в первые послевоенные годы. Это - поколение "детей войны". Но именно в эту эпоху, названную демократами застоем рождалось настоящее русской искусство. Вопреки и может быть, именно благодаря цензуре. Потому что ее не боялись, но само ощущение подполья давало сильный всплеск талантов, как ответ на давление.
В ряду поэтов своего поколения Олег Чухонцев занимает место особое. Чухонцев устраивал и западников, и почвенников, и диссидентов, но и не принадлежал ни к западникам, ни к почвенникам, ни к диссидентам. «Компромиссность» Чухонцева мотивировалась социологически. Он - выходец из среднерусской слободской среды, не забывал о своих крестьянских корнях. В его стихах воплощена та трезвая, по-своему деловая, довольно мрачная, но не лишенная некой эсхатологической надежды сторона русского сознания, которая, похоже, возобладала к концу XX века:
«Страна моя! Родина братских могил!
Наверно, небедно нас Бог наградил» 1989г.
У Чухонцева почти нет приемов, прямо заимствованных из арсенала Серебряного Века. Он не подражает ни футуристам, ни акмеистам. Лишь поздний Пастернак временами пробивается – да и то скорее на уровне сюжетов, а не интонации. Иногда Чухонцев учится искусству стиха у своих сверстников – прежде всего у Бродского, но всегда остается интонационно самостоятельным, а ведь главное, что абсолютно поработило десятки поэтов и сделало их безликими «бродскианцами» - это даже не стиховые приемы, а именно интонация. В несколько большей мере перекликается Чухонцев с Рейном (натуралистическим простодушием), с Бобышевым (в основном тематически), с Кушнером (в стихах на историко-литературные, «интеллигентные» темы). В основном же базис поэтики Чухонцева – это Твардовский. К любовной лирики он подходит плохо – любовные стихи Чухонцева сравнительно малоудачны; не слишком вдохновляют и его философские рассуждения. Но для него очень характерно сочетание остроты с натуралистической жесткостью: «По гиблому насту, по талой звезде найдешь меня там, где не будет нигде» 1993г.
В стихотворении «Вальдшнеп» жалеет о вернувшихся пленных немцах на родину, вспоминает былые кавказские пиршества:
«Под тутовым деревом в горном саду
В таком-то семействе, в таком-то году…» 2000г.
Но при этом (в отличие от многих поэтов и своего, и более молодых поколений) он никогда не позволял себе в последние десять-пятнадцать лет примитивного обличительства, лицемерной «гражданской скорби», унизительных жалоб. Чувство истории в ее кровавой конкретности и хронологической безмерности всегда было ему присуще: «Репетиция парада» (1967), где выразил общее для многих в те годы чувство ужаса перед российской государственностью, преемницей которой считалась государственность советская: «…Видит Бог, до сих пор твой имперский позор у варшавских предместий смердит». Удивительно, что стихи стали пророческими: год спустя после написания стихотворения и сто семьдесят пять лет спустя после суворовского похода на польскую Прагу – советские танки пошли на Прагу другую.
Неуютный урбанистический мир 1990-х тоже проникает в стихи – и Чухонцев находит для него собственные и точные слова:
«Стояла и не говорила,
мычала, мыкалась с узлом,
как древнеримская сивилла
в огромном городе чужом».
В этом в этом стихотворении есть волнующее сочетание структурной законченности и внутренней недоговоренности. Как говаривала Ахматова, «есть тайна». Вот в чем уникальность Чухонцева: ему иногда удается писать практически «советские» (по поэтике) стихи – с тайной.
Однако острее и сильнее всего голос поэта звучит, когда он обращается к привычной для себя тематике и к привычному образному ряду:
«А березова кукушечка зимой не куковат,
стал я на ухо, наверно, и на память глуховат».
Поможем написать любую работу на аналогичную тему