В.П.Астафьева обычно считают представителем «деревенской» прозы. Однако причислить его к этому направлению можно лишь с большими оговорками. По двум причинам. Во–первых, В.Астафьев – это еще и военный писатель. Во–вторых, его произведения, построенные на деревенских воспоминаниях, не воспроизводят прочный деревенский быт, лишены уверенности, что деревня вправе кого–то поучать, воспитывать, а земля всегда даст силу. Герой В.Астафьева совсем не прочно привязан к избе, к почве: он кочевник, странник, жизнь для него не имеет центра (а у В.Белова, например, такой центр есть – «сосновая цитадель избы»). Надежды человека, по В.Астафьеву, – в нем самом, в его воображении, в его сердце.
Одним из центральных произведений В.Астафьева является «повествование в рассказах» «Царь–рыба» (1976). На ее страницах мы сталкиваемся с людьми хорошими и плохими, щедрыми и своекорыстными… Их отношение к природе – как бы тот кристалл, через который высвечивается характер, душа, жизненная философия героев. Для одних (например, для Акима, спасающего горожанку Элю) природа – родная мать, для других (Гоги Герцева, Игнатьича), чьим жизненным кредо стало потребительское отношение к природе, браконьерство, она – источник наживы и только. Так от проблемы отношения человека к природе ведут нити к его нравственной сути.
Стремление к гармонии природы и современной цивилизации, к разумному сопряжению этих начал – вот что составляет ядро астафьевской книги.
Своеобразием художественной манеры В.Астафьева является не только широкое использование сказа, как приема, помогающего передать достоверность, подлинность изображаемого, но и возведение в ранг равного другим героям произведения образа повествователя, чьи лирические монологи передают авторское отношение к жизни, к описываемым событиям. Еще одна художественная особенность «Царь–рыбы» – жанровая разнородность произведения – оно состоит из новелл, былей, воспоминаний, слабо связанных сюжетно.
Художественный мир В.Астафьева часто страшен, невыносим: в отличие от В.Белова, В.Распутина этот писатель изображает и сферы преступной жизни, передает «блатной» жаргон, эпизоды разложения человеческих душ, их «порчи». Не случайно характерной чертой романа В.Астафьева «Печальный детектив» (1986) исследователи называют «жестокий реализм», присущий этому произведению. Писатель беспощаден в изображении ужасов повседневной жизни. В романе сконцентрированы криминальные эпизоды из жизни провинциального городка Вейска, причем в таком количестве, что кажется неправдоподобным, чтобы на столь малом географическом пространстве было сосредоточено столько негативного, столько грязи, крови. Здесь собраны чудовищные проявления распада и деградации общества. Писатель открывает в человеке жуткого, «самого себя пожирающего зверя».
Вот история молодого парня, решившего залезть в женское общежитие. Бывшие там в гостях «кавалеры» не пустили молокососа. Завязалась драка. Парню набили морду и отправили домой, баиньки. Он же решил за это убить первого встречного. Первым встречным оказалась молодая женщина–красавица, на шестом месяце беременности, с успехом заканчивающая университет в Москве и на каникулы приехавшая в Вейск, к мужу. Пэтэушник бросил ее под насыпь железной дороги, долго, упорно разбивал ей голову камнем. Еще когда он бросил женщину под насыпь и прыгнул следом, она поняла, что он ее убьет, просила: «Не убивайте меня! Я еще молода, у меня скоро будет ребенок». Это только разъярило убийцу.
Из тюрьмы молодчик послал одну–единственную весть – письмо в областную прокуратуру – с жалобой на плохое питание. На суде в последнем слове бубнил: «Я все равно кого–нибудь убил бы. Что ли я виноват, что попалась такая хорошая женщина?..»
А вот история с похоронами детьми своего отца. «Дома, как водится, детки и родичи поплакали об усопшем, выпили крепко – от жалости, на кладбище добавили – сыро, холодно, горько. Пять порожних бутылок было потом обнаружено в могиле. И две полные, с бормотухой,– новая ныне, куражливая мода среди высокооплачиваемых трудяг появилась: с форсом, богатенько не только свободное время проводить, но и хоронить – над могилой жечь денежки, желательно, пачку, швырять вослед уходящему бутылку с вином – авось похмелиться горемыке на том свете захочется. Бутылок–то скорбящие дети набросали в яму, но вот родителя опустить в земельку забыли. Крышку от гроба спустили, зарыли, забросали скорбную щель в земле, бугорок над нею оформили, кто–то из деток даже повалялся на холмике, поголосил. Навалили пихтовые и жестяные венки, поставили временную пирамидку и поспешили на поминки.
Несколько дней, сколько – никто не знает, лежал сирота–покойник в бумажных цветочках, в новом костюме, в святом венце на лбу, с зажатым в синих пальцах новеньким платочком. Измыло бедолагу дождем, полную домовину воды нахлестало. Уж когда вороны, рассевшись на дерева вокруг домовины, начали целиться – с какого места начинать сироту, крича при этом караул, кладбищенский сторож опытным нюхом и слухом уловил неладное».
В другом случае уже родители становятся причиной гибели своего ребенка. «мама и папа – книголюбы, не деточки, не молодяжки, обоим за тридцать, заимели трех детей, плохо их кормили, плохо за ними следили, и вдруг четвертый появился. Очень они пылко любили друг друга, им и трое детей мешали, четвертый же вовсе ни к чему. И стали они оставлять ребенка одного, а мальчик народился живучий, кричит дни и ноченьки, потом и кричать перестал, только пищал и клекал. Соседка не выдержала, решила накормить ребенка кашей, залезла в окно, но кормить было уже некого – ребенка доедали черви.
Родители ребенка не где–нибудь, не на темном чердаке – в читальном зале областной библиотеки им. Ф.М. Достоевского скрывались, имени того самого величайшего гуманиста, который провозгласил, да что провозгласил, прокричал неистовым словом на весь мир, что не приемлет никакой революции, если в ней пострадает хоть один ребенок…
«… Еще. Папа с мамой поругались, подрались, мама убежала от папы, папа ушел из дома и загулял. И гуляй бы он, захлебнись вином, проклятый, да забыли родители дома ребенка, которому не было и трех лет. Когда через неделю взломали дверь, то застали ребенка, приевшего даже грязь из щелей пола, научившегося ловить тараканов – он питался ими. В Доме ребенка мальчика выходили, победили дистрофию, рахит, умственную отсталость, но до сих пор не могут отучить ребенка от хватательных движений – он все еще кого–то ловит».
В. Астафьев показывает не только криминальные преступления, но и моральные. Он рассказывает историю следователя Пестерева, усиленно создающего себе репутацию аристократа–интеллигента, который не посчитал нужным приехать на похороны родной матери, а послал переводом 50 рублей. Пестерев только что вернулся с курорта, и не хотел, чтобы лечение пропало даром из–за волнений, да и с «черной» деревенской родней знаться не хотелось.
«Родня, воистину черная, – пишет Астафьев, – взяла и вернула ему 50 рублей, да еще и с деревенской, грубой простотой приписала: «Подавись, паскуда и страмец, своими деньгами». В своем произведении В. Астафьев ставит вопрос: «Какое право имеет аморальный, бездушный Пестерев судить других?». Он ведь тоже преступник, так как преступил нравственные вековечные нормы – необходимость отдать последний поклон своей матери».
Чрезвычайная насыщенность произведения В. Астафьева криминальными событиями объясняется и профессией главного героя Леонида Сошнина. Сошнин – оперуполномоченный, милиционер, ежедневно сталкивающийся с нравственным падением человека. Он еще и начинающий писатель. Все, что видит Сошнин вокруг, становится материалом для его записок.
Как в калейдоскопе, мелькают один за другим эпизоды драк, изнасилований, убийств. Вот четверо пьяных юнцов надругались над добрейшим в городе человеком – тетей Граней, прожившей трудную жизнь. Факт страшен сам по себе, но еще больше потрясло Сошнина отношение к нему старой женщины, которая после суда говорит оперуполномоченному: «Неладно мы с тобой, Леонид, сделали… Молодые жизни загубили». Возмущенный Сошнин восклицает: – Те–о–тя Граня! Те–о–тя Граня! Они надругались над тобой… Над–ру–га–лись! Над сединами твоими…
– Ну да че теперь? Убыло меня? Ну, поревела бы… Обидно, конечно. Да разве мне привыкать?»
В. Астафьев не случайно вслед за довольно подробными описаниями жизни тети Грани дает сухое хроникальное сообщение о другом преступлении. «Добрый молодец, 22–х лет отроду, откушав в молодежном кафе горячительного, пошел гулять по улице и заколол мимоходом трех человек». Когда милиция схватила убийцу, «граждане в ропот, сгрудились, сбились в кучу, милицию в кольцо взяли, кроют почем зря, не давая обижать «бедных мальчиков».
Два эпизода – где на разных преступников – одна и та же реакция.
Сошнин пытается понять, почему «русские люди извечно жалостливы к арестантам и зачастую равнодушны к себе, к ближнему; готовы простить убийцу и в то же время исполнены ненависти к соседу, забывшему всего–то выключить свет.
В. Астафьев резко ставит вопрос о народе. Тот идеализированный образ народа–правдолюбца, который создавался в предшествующие десятилетия «деревенской» прозой, не устраивает писателя. Он показывает в русском характере не только то, что приводит в умиление. Писателя не восхищают терпение и покорность – те качества, которые возводились в ранг достоинств русского человека. В них Астафьев видит причины многих бед и преступлений, истоки обывательского равнодушия и безразличия. Не восторгается Астафьев и извечным состраданием к преступнику, замеченным в русском народе Ф. Достоевским.
Русская классическая традиция (Толстой, Достоевский, Некрасов) оставляет возможность прощения преступнику. Астафьев вступает с этой этической традицией в спор. Он беспощаден к тем, кто посягает на достоинство и жизнь другого человека. Для него убийца, молящийся о спасении души… – бессмысленная правда, которая страшнее лжи.
Астафьев в стремлении разобраться в русском характере очень близок к Горькому «несвоевременных мыслей», который писал: «Мы, Русь,– анархисты по натуре, мы жестокое зверье, в наших жилах все еще течет темная и злая рабья кровь… Нет слов, которыми нельзя было бы обругать русского человека – кровью плачешь, а ругаешь…» С болью и страданием говорит о зверином в человеке и Астафьев. Страшные эпизоды он приводит в романе не для того, чтобы унизить русского человека, а чтобы каждый задумался о причинах озверения людей, об отсутствии любви между ними.
Трезвый взгляд писателя вызвал в критике полемику. Писатели и критики, для которых русский характер – кладезь положительного, а народ – нечто, стоящее вне критики, обвинили Астафьева в выпаде против народа.
По жанру «Печальный детектив» – художественно–публицистический роман. Его название можно трактовать как печальную криминальную историю, рассказанную писателем и как печального героя, профессия которого – детектив.
Роман Астафьева, в котором художественное и публицистическое начала не всегда образуют гармоническое единство, отразил поиски рубежного периода, и в этом отношении закономерно его художественное несовершенство при определенности авторской позиции.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему