И. А. Гончаров. Влияние жизненных впечатлений на творчество писателя. «Фрегат «Паллада».

Иван Александрович Гончаров родился 18 июня 1812 года. У Гончарова-художника был необычный для того времени дар - спокойствие и уравновешенность. Это отличает его от писателей середины и второй половины XIX века, одержимых духовными порывами, захваченных общественными страстями. Достоевский увлечен человеческими страданиями и поиском мировой гармонии, Толстой - жаждой истины и созданием нового вероучения, Тургенев опьянен прекрасными мгновениями быстротекущей жизни. Напряженность, сосредоточенность, импульсивность - типичные свойства писательских дарований второй половины XIX века. А у Гончарова на первом плане - трезвость, уравновешенность, простота.

Лишь один раз Гончаров удивил современников. В 1852 году по Петербургу разнесся слух, что этот человек де-Лень - ироническое прозвище, данное ему приятелями, - собрался в кругосветное плавание. Никто не поверил, но вскоре слух подтверждается. Гончаров действительно стал участником кругосветного путешествия на парусном военном фрегате "Паллада" в качестве секретаря начальника экспедиции вице-адмирала Е.В.Путятина. Но и во время путешествия он сохранял привычку домоседа.

Итогом кругосветного плавания Гончарова явилась книга очерков "Фрегат "Паллада", в которой столкновение буржуазного и патриархального мироуклада получило дальнейшее, углубляющееся осмысление. Путь писателя лежал через Англию к многочисленным ее колониям в Тихом океане. От зрелой, промышленно развитой современной цивилизации - к наивно-восторженной патриархальной молодости человечества с ее верой в чудеса, с ее надеждами и сказочными грезами. 

Он вернулся в Петербург 13 февраля 1855 года, а уже в апрельской книжке «Отечественных записок» появился первый очерк. Последующие фрагменты публиковались в «Морском сборнике» и различных журналах на протяжении трёх лет, а в 1858 году всё сочинение вышло отдельным изданием. Цикл путевых очерков «Фрегат „Паллада“» (1855—1857) — своеобразный «дневник писателя». Книга сразу же стала крупным литературным событием, поразив читателей богатством и разнообразием фактического материала и своими литературными достоинствами. Книга была воспринята как выход писателя в большой и плохо знакомый русскому читателю мир, увиденный пытливым наблюдателем и описанный острым, талантливым пером. Для России XIX века такая книга была почти беспрецедентной. Между тем, Гончаров вернулся в департамент министерства финансов и продолжал исправно исполнять свои чиновничьи обязанности, к которым никак не лежала душа. Вскоре, однако, наступила перемена в его жизни. Он получил место цензора. Должность эта была хлопотливая и трудная, но преимущество её перед прежней службой состояло в том, что она по крайней мере была непосредственно связана с литературой. Однако, в глазах многих писателей эта должность ставила Гончарова в двусмысленное положение. Представление о цензоре в прогрессивных слоях общества было тогда далеко не лестным. Его воспринимали как представителя ненавистной власти, как гонителя вольной мысли. Образ тупого и жестокого цензора был как-то заклеймён ещё А. С. Пушкиным в «Послании к цензору»:         О варвар! Кто из нас, владельцев русской лиры, Не проклинал твоей губительной секиры?           

Вскоре и сам Гончаров стал тяготиться своей должностью и в начале 1860 года вышел в отставку. Помимо всего прочего, трудная и хлопотливая служба решительно мешала собственным литературным занятиям писателя. К этому времени Гончаров уже опубликовал роман «Обломов».

В 1852-1855 годах русский писатель Иван Александрович Гончаров совершил трёхлетнее морское путешествие на борту российского военного корабля - фрегата "Паллада", и с дальних странствий возвратясь, издал свои путевые заметки под названием "Фрегат Паллада" (эту книгу, кстати, можно скачать бесплатно).

Как все наверно понимают, военный корабль - это не круизный лайнер для туристов, и действительно, И.А. Гончаров плавал на фрегате "Паллада" не столько из любви к путешествиям, сколько по служебной необходимости.

История плавания на фрегате "Паллада", повлекшего создание настоящего шедевра русской литературы в жанре путевых заметок, такова:

В середине XIX века начинается соперничество Российской Империи и Соединённых Штатов Америки за влияние в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Кстати, США в ту пору в России было принято называть не так как сейчас, а несколько по-другому - Северо-Американские Соединённые Штаты, сокращённо - САСШ.

Главным объектом русско-американского соперничества стала Япония, которая с 1639 года была закрыта для иностранцев - прибытие иностранца на японскую землю каралось смертной казнью, и лишь для китайских и голландских кораблей с 1641 года было сделано маленькое исключение - им разрешалось заходить для торговли в порт Нагасаки, и больше никуда. Русские и американцы, появись они в Японии, автоматически подставляли бы свою шею под удар самурайского меча.

Однако заполучить Японию в качестве рынка сбыта для своих товаров и России, и Америке очень хотелось, и они почти одновременно направили в Японию свои военно-морские эскадры с целью заставить японцев пойти на уступки, и открыть страну для захода соответственно российских и американских торговых кораблей.

Русской эскадрой командовал адмирал Евфимий Путятин, а американской эскадрой - коммодор Мэтью Перри. Американцам из Сан-Франциско плыть было ближе, чем русским из Санкт-Петербурга, и они успели на год раньше - коммодор Перри прибыл в Японию в 1854 году, а адмирал Путятин - только в 1855-м.

Многолетней продолжительности плавания удивляться не надо - парусные корабли целиком и полностью зависят от воли ветра, и попав в зону штиля (безветрия), можно было проторчать на одном месте несколько недель, а потом ещё и бороться со встречным ветром, проходя за день мизерные расстояния.

Обе экспедиции увенчались успехом - японцы подписали и с Россией, и с Соединёнными Штатами торговые договоры, но достигнуто это было разными средствами.

Коммодор Перри просто-напросто запугал японцев, угрожая расстрелять из пушек их столицу - город Иеддо (сейчас называется Токио), зато адмирал Путятин, напротив, никаких прямых угроз не высказывал, и добился желаемого путём долгих переговоров.

Так вот, Иван Гончаров, служивший переводчиком в департаменте внешней торговли министерства финансов, был назначен секретарём адмирала Путятина, и должен был подробно описывать плавание (в Японию и обратно), и ход переговоров с японцами.

Путешествие стало почти кругосветным, так как И.А. Гончаров по пути в Японию на фрегате "Паллада" побывал в Англии, Южной Африке, Индонезии, Китае, на обратном пути из Японии побывал на Филиппинах, не считая множества небольших островов и архипелагов Атлантического, Индийского и Тихого океана, затем высадился на берегу Охотского моря, и вернулся сухим путём в Санкт-Петербург, проехав через всю Россию. Фрегат Паллада" после отъезда Гончарова вернулся в столицу Российской Империи своим естественным, морским путём.

Путевые заметки Ивана Гончарова "Фрегат Паллада" интересны очень точным, вплоть до мельчайших деталей, описанием жизни и быта тех стран, где он побывал.

Судя по тексту "Фрегата Паллада", И.А. Гончаров был большим любителем вкусно поесть, так как он настолько красочно описывает все те блюда, которые ему довелось съесть во время путешествия, что по ходу чтения просто слюнки текут. По материалам "Фрегата Паллада" наверно можно было написать "Книгу о вкусной и здоровой пище", настолько много места Гончаров уделяет в своём произведении описанию своих трапез, иногда даже удивляешься, как один человек мог столько всего съесть.

Интересно также наблюдать, как изменился русский язык за это время, например, сейчас мы говорим во множественном числе "домА", а в то время говорила "дОмы", сейчас мы говорим "конфеты", а тогда говорили "конфеКты", и т.д.

Но главная особенность "Фрегата Паллада" - это нескрываемое презрение И.А. Гончарова к иностранцам, напоминающее этакое снисходительно-пренебрежительное отношение барина к зачуханным крепостным крестьянам. Впрочем, Гончаров как раз и был настоящим русским барином, и во время путешествия к нему был приставлен матрос Фаддеев, дабы на корабле барину прислуживать.

И.А. Гончаров, сойдя с борта фрегата "Паллада", всегда подробно знакомился с образом жизни населения каждой страны, где он оказывался, но в его описании вообще очень трудно найти какие-либо хорошие слова об иностранцах, в основном это был взгляд негативный, хотя иногда он находил в иностранцах и что-то положительное.

Например, Гончаров отмечает, что английские слуги очень добросовестны, и вообще англичане с уважением относятся к чужому покою, но при этом сравнивает англичан с бездушными механизмами, которые держат себя в рамках неких общественных норм и приличий, и всё у них по порядку и как положено, и никакой тебе широкой русской души.

И.А. Гончаров с юмором описывает привычку англичан здороваться за руку (сейчас, как все мы знаем, за руку здороваются и в России, но в XIX веке эта мода до нас ещё не дошла): "встретятся два англичанина, сначала попробуют оторвать друг у друга руку".

То, что Гончаров пишет о неграх, привело бы в ужас современных американцев, повёрнутых на политкорректности, и даже считающих слово "чёрный" оскорбительным ругательством.

К негритянскому народу бушменов он вообще относится, как к каким-то диким животным, например, автор интересуется у хозяина южноафриканской гостиницы: "Нельзя ли поймать где-нибудь бушмена? мне давно хочется посмотреть это племя". Наконец, бушмена он таки увидел: "Перед нами стояло существо, едва имевшее подобие человека".

И.А. Гончаров также отмечает, что от негров исходит особенно неприятный запах: "с черными нельзя вместе сидеть: от них пахнет: они мажут тело растительным маслом, да и испарина у них имеет особенный запах ... когда нас окружали черные, пахло не совсем хорошо".

Китайцы, по словам русского писателя, также приятным запахом не отличаются: "у китайцев, например, чего не натерпишься, стоя в толпе! Один запах сандального дерева чего стоит! от дыхания, напитанного чесноком, кажется, муха умрет на лету".

Зато японцев Гончаров в этом смысле даже похвалил: "От японцев никакого запаха".

Но зато в других отношениях он их грязью всё-таки тоже облил: "нельзя с ними дела иметь: медлят, хитрят, обманывают, а потом откажут. Бить их жаль", или, в другом месте: "все они уставили глаза в стену или в пол и, кажется, побились об заклад о том, кто сделает лицо глупее. Все, более или менее, успели в этом; многие, конечно, неумышленно", или: "я всматривался в лица губернатора и его придворных, занимаясь сортировкою физиономий на смышленые, живые, вовсе глупые или только затупелые от недостатка умственного движения ... у них, кажется, в обычае казаться при старшем как можно глупее, и оттого тут было много лиц, глупых из почтения".

У жителей Ликейских островов, по словам Гончарова, тоже "глупые рожи".

Кажется, за азиатскими народами Иван Гончаров никаких умственных способностей так и не признаёт, потому что слово "глупый" - главный эпитет в их описании.

Кстати, возвращаясь к теме переговоров адмирала Путятина с японцами, надо сказать, что хотя он им напрямую артобстрелом не угрожал, но всё равно присутствие русских самим японцам никакого удовольствия не доставляло, кроме того, четыре военных корабля с мощным артиллерийским вооружением сами по себе являлись сильнейшим средством психологического давления, И.А. Гончаров об этом прямо пишет: "Как они испуганы и огорчены нашим внезапным появлением у их берегов! Четыре большие судна, огромные пушки, множество людей и твердый, небывалый тон в предложениях, самостоятельность в поступках! ... Пришел и их черед практически решать вопрос: пускать или не пускать европейцев, а это всё равно для японцев, что быть или не быть. Пустить – гости опять принесут свою веру, свои идеи, обычаи, уставы, товары и пороки. Не пускать… но их и теперь четыре судна, а пожалуй, придет и десять, всё с длинными пушками. А у них самих недлинные, и без станков или на соломенных станках. Есть еще ружья с фитилями, сабли, даже по две за поясом у каждого, и отличные… да что с этими игрушками сделаешь?".

Русский писатель считает нормой, когда вот заявились такие незваные гости, и начали от хозяев что-то требовать по праву "белого человека", намекая при этом на своё превосходство в оружии.

Надо сказать, что такие "переговоры" с японцами, больше похожие на выкручивание рук, которые вели в 1854-1855 годах русские и американцы, дорого обошлись обеим великим державам. Японцы не забыли свою обиду, и когда они стали достаточно сильны, отомстили обидчикам: вспомните Русско-японскую войну 1904-1905 годов и нападение японцев на американский флот в Перл-Харборе в 1941 году.

Правильно говорят: "Сегодня - ты, а завтра - я".

Интересно также, что в описании Китая XIX века у Гончарова прослеживаются некоторые удивительные параллели с современной ситуацией в России, которую сам Гончаров, естественно, предвидеть не мог, и чему он удивлялся в Китае: "между правительством и народом лежит бездна. Законов, правда, множество, а исполнителей их еще больше, но и это опять-таки шутка, комедия, сознательно разыгрываемая обеими сторонами. Законы давно умерли, до того разошлись с жизнью, что место их заступила целая система, своего рода тариф оплаты за отступления от законов. Оттого китаец делает что хочет: если он чиновник, он берет взятки с низших и дает сам их высшим; если он солдат, он берет жалованье и ленится и с поля сражения бегает: он не думает, что он служит, чтобы воевать, а чтоб содержать своё семейство. Купец знает свою лавку, земледелец - поле и тех, кому сбывает свой товар. Все они действуют без соображений о целости и благе государства".

Так же удивляет увиденная И.А. Гончаровым в Китае того времени такая особенность деятельности правоохранительных органов и прочих госструктур, как имитация бурной деятельности, столь характерная для некоторых современных российских чиновников и правоохранителей.

Когда Иван Александрович Гончаров сошёл на китайский берег с фрегата "Паллада", в то время в Китае происходило восстание тайпинов, и Гончарову пришлось наблюдать, какими способами сторонники императора ("империалисты") изображали борьбу с мятежниками ("инсургентами"): "империалисты хватают всякого, кто оплошает, и, в качестве мятежника, ведут в лагерь, повязав ему что-нибудь красное на голову, как признак возмущения. А там ему рубят голову и втыкают на пику. За всякого приведенного инсургента дают награду".

Настоящих мятежников китайские власти боялись до дрожи в коленках, зато хватали невиновных людей, представляя их мятежниками, чтобы отчитаться перед начальством и получить за это награду! Разве это не напоминает упоминаемые в прессе случаи, когда людям подбрасывают оружие и наркотики, дабы отчитаться за раскрываемость преступлений?