Место А. Ф. Писемского в литературном процессе эпохи. Приемы «натуральной школы» в повести «Тюфяк»

Писемский Алексей Феофилактович (11.03.1821 (по др. источникам — 10.03.1820) — 21.01.1881), писатель, драматург. В литературе Писемский дебютировал рассказом «Нина» (1848), но громкую известность ему принесла повесть «Тюфяк» («Москвитянин». 1850. Ч. 5. № 19—20; Ч. 6. № 21). Его имя было поставлено в один ряд с именами И. С. Тургенева, А. И. Гончарова и А. Н. Островского. Писемский вошел в литературу в период господства в ней «натуральной школы». И хотя до 1853 он был близок к «молодой редакции» «Москвитянина» (А. Н. Островский, А. А. Григорьев, Б. Н. Алмазов, Е. Н. Эдельсон, Т. И. Филиппов) и не входил в содружество писателей, объединяющихся вокруг «Отечественных записок», его творческие установки оказались созвучны принципам «натуральной школы».

Кроме темы морального оскудения помещичьего класса, Писемский разрабатывал и др. важные для «натуральной школы» темы. В рассказе «Старческий грех» (1861) он с большим сочувствием изобразил трагическую судьбу «маленького человека», мелкого чиновника Иосафа Ферапонтова, всю жизнь честно служившего и на старости лет растратившего казенные деньги из-за молоденькой авантюристки, в которую он влюбился. Проблема положения женщины в обществе является основной в романе «Боярщина» и в повести «Виновата ли она?» и входит в проблематику «Тюфяка» и «Брака по страсти».

Быту провинции, тяжелому гнету крепостнических провинциальных условий, давящему светлое стремление человека, писатель посвятил немало интересных страниц. Повесть «Тюфяк», одно из первых произведений Писемского, показывает провинциальные нравы, раскрывает большое дарование Писемского. Необыкновенно выразительно рисует он персонажи «Тюфяка», и прежде всего образ Павла Бешметова. Молодой человек, вырвавшийся было из мещанской провинциальной среды, Бешметов учится в университете, кончает его и готовится к высокой профессорской деятельности. Приехав в родной город, чтобы повидаться с тяжело заболевшей матерью, он попадает под власть провинциальной среды, опускается, становится «тюфяком».

35. Драма из народной жизни «Горькая судьбина»

Горькая судьбина – краткое содержание

В ожидании возвращения с заработков из Петербурга оброчного мужика Анания Яковлева, «человека из души гордого, своеобышного», работящего и хозяйственного, в празднично убранной избе, тревожно поглядывая на заметенную дорогу, беседуют две старухи — Спиридоньевна и Матрена, мать Лизаветы, жены Анания, в отсутствие мужа вступившей в любовную связь с молодым помещиком Чегловым-Соковиным и прижившей от него ребенка.

В окно видно, как подъезжает подвода. Ананий, еще не зная ничего, ласково под руку ведет встречавшую его Лизавету в дом и раздает всем гостинцы. За столом «умные речи» Анания об устройстве чугунки да корабельного дела, о превосходстве торгового человека над мастеровым, обещания нынешним годом взять с собой в Питер Лизавету настораживают собравшихся. Лизавета вспыхивает, а подвыпивший дядя Никон, пустой, задельный мужичонка, за четвертачок подвезший Анания, хвастаясь своим прежним житьем в Питере, вдруг обзывает Анания барским свояком. Услышав о ребенке, Ананий в смятении бросается к жене, к Матрене.

Лизавета сначала объясняет бесчестье свое одним только страхом, угрозами, принуждением и желанием спасти от рекрутчины мужа. Гнев и мука Анания тем сильней, что сам он ни дня, ни ночи не прожил без мысли о доме, превыше всего на свете ставя долг семейный и христианский. В конце концов, овладев собой, он решает, чтобы стыда избежать, Лизавету простить, а мальчонку полуторамесячного усыновить при условии полного прекращения любовных сношений с барином…

Тем временем в помещичьем доме, в кабинете на диване сидит, потупив голову, Чеглов-Соковин, опустившийся, худой и изнуренный, а в креслах развалился муж его сестры, цветущий щеголь Золотилов. Он наставляет Чеглова на путь истинный примерами из жизни уездного окружения и собственным опытом благополучной связи с особой низшего сословия. Чеглов слабо сопротивляется цинизму Золотилова, пытаясь доказать, что рассуждения его в тоне Тараса Скотинина, а «крестьянки любить умеют». Когда эта женщина была еще беременна, Чеглов предлагал, чтоб спасти её от стыда, подкинуть младенца к бурмистру. Она отказалась: «Я им грешна и потерпеть за то должна». Разговор прерывается приходом бурмистра Калистрата Григорьева с докладом о приезде Анания, его «безобразиях», «тиранстве» и Лизавете, «урвавшейся» к барину. Сквозь рыдания она признается, что у Анания одно теперь намерение — отлучить и увезти её с сынишкой в Питер, а ей это «хуже смерти», потому что и раньше, выданная насильно, на молодого барина заглядывалась, когда тот приезжал в деревню, а теперь и вовсе «не мужнина жена». Чеглов, поддаваясь на уговоры бурмистра и Лизаветы, соглашается откровенно на равных переговорить с Ананием, объяснив, что здесь дело в любви, и предлагает ему либо денежный выкуп, либо дуэль. Разговор втроем при свидетелях еще больше оскорбляет Анания. Он припоминает бурмистру, как тот обманывал барина с пьяницей-землемером да хлеб воровски продавал. Завязывается перепалка, в ходе которой выясняются подробности семейной жизни Анания, переданные Лизаветой. Ананий в ярости грозит ей расправой. Испуганный Чеглов приказывает бурмистру следить, чтоб «волоса с головы её не пало». Бурмистр, давно затаив зло на Анания, задумывает месть.

Как и в начале, Матрена и Спиридоньевна обсуждают происшедшее: Чеглов после встречи с Ананием вышел, словно мертвец, таз «полнехонек кровью отхаркнул», Лизавета сутки лежит молча, взаперти, голодная, только зыбку с ребенком перенесли к ней из горенки. При виде Анания Спиридоньевна, будто ненароком, убегает к бурмистру, который и врывается с мужиками «по барскому указу» «стеречь его бабу» как раз во время нового объяснения Анания с Лизаветой, его уговоров оставить грех, начать по-божески жить в Питере и купить на скопленные деньги лавчонку. Ананий предупреждает, что, если Лизавета хоть слово при «разбойнике» промолвит, он живой с ней не расстанется.

Бурмистр, переругиваясь, стравливает мужиков с Ананием. В самый разгар перебранки из-за перегородки появляется Лизавета, всклокоченная, в худом сарафане, прилюдно объявляет себя «полюбовницей барской» и требует вести её к господину — хоть как, без обувки и одежды, «последней коровницей, али собакой». Бурмистр у молодого парня безуспешно пытается силой отобрать полушубок и сапоги — Лизавете до усадьбы добежать только — и в конце концов сбрасывает ей свою сибирку. Лизавета поспешно уносит её за перегородку, чтобы завернуть ребенка. Ананий врывается следом, отнимает ребенка и в ответ на сопротивление и брань Лизаветы в беспамятстве убивает младенца. Раздается страшный крик. Мужики в растерянности. Ананий бежит в разбитое окно.

В доме Чеглова расположились стряпчий, исправник, собирают крестьян, готовятся к допросу. Бурмистр, распоряжаясь и оправдываясь, «отчего не остановили и не заарестовали», чернит пропавшего Анания и взяткой в сто пятьдесят целковых тайком сговаривается с исполнителями уездной власти быстрее замять дело. Сотский приводит Матрену. «Дрожа всем телом», она повторяет слова бурмистра: «не была… не знаю». Появляется чиновник особых поручений, молодой человек с выдающеюся вперед челюстью, в франтоватом вицмундире, с длинными красивыми ногтями, честолюбивый, но не умный, просматривает бумаги, гонит всех, выталкивает Матрену, бурмистра и приказывает пытать жену убийцы. Лизавета не держится на ногах, падает и только всхлипывает: «…грешница я, грешница» — «в рассудке тронулась». По требованию чиновника из сеней пускают Никона и записывают его пьяные, несвязные показания, чему противится Зо-лотилов, постоянно вмешиваясь в разбирательство с требованием считаться с его «отдельным мнением» касательно дворянства. В это время мужик Давыд Иванов объявляет о поимке Анания, которого встретил у леса на своей полоске, когда боронил. Тот добровольно сдался властям. Анания заковывают в кандалы. Выражение лица его истощенное и совершенно страдальческое. На вопрос — «зачем же сдался? Жил бы там в пустыне…», на чиновничьи уговоры доказать, что у жены был незаконный ребенок, и тем самым наказанье себе смягчить, — Ананий отвечает: «Не жизни… искать ходил… а смерти чаял… от суда человеческого можно убежать и спрятаться, а от Божьего некуда!», «не мне их судьей и докащиком быть: мой грех больше всех ихних…» Чиновник обвиняет мужиков, прежде всего бурмистра, в сговоре, в стачке. Едет к губернатору выводить дело на чистую воду, с ним же Золотилов — отстаивать честь дворянина. Бурмистр отпущен. Анания собирают в острог. Он прощается со всеми. Бурмистра целует первого, кланяется. Подходит к матери и жене. Та бросается ему сначала на руки. Он целует её в голову. Она падает и обнимает его ноги. Матрена его крестит. Ананий кланяется. Все его провожают. Бабы начинают выть.