Множество исследователей неоднократно отмечало психологичность «Героя нашего времени». Раньше других с необычайной верностью оценил роман Белинский, в первом же печатном отклике на него отметивший «глубокое чувство действительности», «богатство содержания», «глубокое знание человеческого сердца и современного общества», «самобытность и оригинальность» произведения, представляющего «совершенно новый вид искусства». С конкретизацией и развитием этих мыслей критик выступил в большой статье, посвящённой произведению и опубликованной летом 1840 года в «ОЗ», показав огромное жизнепознавательное, социально – психологическое и философское значение образа Печорина, как и романа в целом.
Взгляды Белинского на сущность и значение «Героя нашего времени» во многом развили в новых исторических условиях Н.Г.Чернышевский и Н.А.Добролюбов. Чернышевский указал роль произведения в формировании психологического анализа в прозе Л.Н.Толстого («диалектика души»). Символисты начала XX века (Вл. Соловьёв, Д.С. Мережковский) рассматривали поэтическое наследие и роман Лермонтова вне связи с конкретно-историческими проблемами, стараясь найти в авторе и его героях мистическое, сверхчеловеческое начало. Представитель психологический школы Д.Н. Овсянико-Куликовский выводил содержание романа из недр авторской психологии, отождествляя Лермонтова с Печориным, считая главным в их характерах врождённый эгоцентризм. Оспаривая это утверждение, Горький говорил о том, что «Лермонтов был шире и глубже своего героя».
Вслед за этими мастистыми учёными, писателями и исследователями творчества Лермонтова нам хотелось бы ещё раз подчеркнуть психологичность «Героя нашего времени», приведя соответствующие доказательства.
Уже в самом начале произведения писатель смело рисует картину нравов общества, т.е. «публики», своих потенциальных читателей, обобщая и выводя особенности психологии массы, толпы. «Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее на находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар. Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы».
Далее Лермонтов мастерски, несколькими штрихами, говорит о восприятии публикой своего романа: «Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка!»
Для более полного раскрытия характера, психологии героя Лермонтов иногда прибегает к форме дневниковых записей Печорина, его путевых заметок. Безусловно, самоанализ помогает нам понять, что же из себя представлял Печорин как личность, какие чувства и желания им владели, наполняли его усталый ум и оледеневшую душу. Отметим, что в «Повестях Белкина» Пушкин игнорирует сей приём.
Читая эти путевые заметки странствующего офицера, мы смотрим на мир через призму восприятия героя, мы видим окружающее его глазами, мы чувствуем вместе с ним, наконец, мы иронизируем и страдаем вместе с Печориным и рассказчиками, это ли не подлинный психологизм?
Необходимо также сказать о том, что заурядный повествователь, знакомящий нас с жизнью Печорина явно не может давать такие яркие описания внутреннего эмоционального состояния своих героев, за тщедушной спиной офицера-рассказчика мы видим Лермонтова, который мастерски руководит пером повествователей. Например, в произведении изображены внутренние переживания и терзания героев, о которых ничего не может знать сторонний наблюдатель. В части, озаглавленной «Максим Максимыч», вот что говорится со слов офицера о мыслях и психологическом состоянии старого вояки: «Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение я Печорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя». «Максим Максимыч» почти лишён действия, это прежде всего психологический этюд. А все разнообразные события романа не самоценны, они направлены на раскрытие характера героя, выявляют и объясняют его трагическую судьбу.
В уста повествователя Лермонтов вкладывает точные психологические характеристики, достойные пера какого-нибудь маститого профессора, изучающего психологию: «Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками, - верный признак некоторой скрытности характера»- вот, что отмечает рассказчик в Печорине, сразу же оговариваясь, что это замечания, основанные на его же собственных наблюдениях. Характер героя выдают и его глаза, о которых повествователь говорит следующим образом: «Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! - Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак - или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его - непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен»
Отметив психологичность, присущую прозе Лермонтова, пришло время решить, психологичны ли «Повести Белкина» Пушкина?
Прежде всего стоит поговорить о скрытых образах повествователей, о которых упоминалось в первой главе,- это титулярный советник А.Г.Н., подполковник И.Л.П., приказчик Б.В. и девица К.И.Т. Все эти герои рассказывают нам при деятельном посредничестве Белкина истории, входящие в сферу их интересов, и поднимают проблемы, волнующие только их. Но вместе с тем в повестях царит незримая, тончайшая пушкинская ирония, автором которой не могли быть ни заурядный Иван Петрович, ни девица К.И.Т или приказчик Б.В. (в самом деле, не могли же они насмехаться над собой и выставлять на потеху скучающей публике свои маленькие слабости и подлые пороки). И именно сквозь призму этой насмешки автор раскрывает характеры действующих лиц и привносит в повести сложный, утончённый аромат психологичности. Вот некоторые из замеченных нами сентенций, проникнутых этим неуловимым благоуханием:
- «Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и следственно была влюблена» («Метель»);
- «Запечатав оба письма тульской печаткою, на которой изображены были два пылающие сердца с приличной надписью, она бросилась на постель перед самым рассветом и задремала; но и тут ужасные мечтания поминутно её пробуждали» («Метель»);
- «Соседи, узнав обо всём, дивились её постоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего наконец восторжествовать над печальной верностию этой девственной Артемизы» («Метель»)- скромный Белкин, стыдливость коего «была истинной девической», а тем более барышня не стали бы изъясняться в таких выражениях;
- «Бурмин нашёл Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье, настоящей героинею романа» («Метель»);
- «Не стану описывать ни русского кафтана Адриана Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая в сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели жёлтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи». («Гробовщик»)- искусный намёк на безвкусность кричащих нарядов дочерей гробовщика;
- «В самом деле, что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай, ввелось в употребление другое, например, ум ума почитай? Какие возникли бы споры! И слуги с кого бы начинали кушанье подавать?» («Станционный смотритель»);
- «Между тем он успел заметить ножку, с намерением выставленную и обутую со всевозможным кокетством. Это помирило его несколько с остальным её нарядом». («Барышня-крестьянка»);
- «Сын его не разделял ни неудовольствия расчетливого помещика, ни восхищения самолюбивого англомана; он в нетерпением ожидал появления хозяйской дочери, о которой много наслышался, и хотя сердце его, как нам известно, было уже занято, но молодая красавица всегда имела право на его воображение». («Барышня-крестьянка»).
Таким образом, подводя итоги нашему исследованию, мы можем говорить о том, что Александр Сергеевич Пушкин был мастером тонкой психологической детали, а его литературный преемник Лермонтов достиг известного мастерства в раскрытии характеров, внутренних переживаний и эмоциональных состояний своих героев. Детали в «Герое нашего времени» также отведено немало пространства, но Лермонтов расширил и углубил психологизм прозы 19 века. Мы можем говорить о том, что «Повести Белкина» и «Герой нашего времени» - это шедевральные образцы новой русской прозы, наполненные духом новаторства и гениальности. Конечно же, ещё рано говорить о наполненности произведений тонким психологическим анализом, который впоследствии мы встретим на страницах романов Толстого, Золя, Достоевского и других, но, тем не менее Пушкин и Лермонтов явились, безусловно, провозвестниками так называемого «психологического романа», гениально используя детали, композицию, насыщенность сюжета действиями (техника занимательности), и, конечно же, образы множества повествователей.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему