Лейдерман и Липовецкий: Близость поэмы Ерофеева к «карнавально-праздничной традиции» (Бахтин), с ее пиршественными образами и кощунственными травести, мезальянсами сакральных образов и мотивов «телесного низа», с «серьезно-смеховыми» спорами по последним вопросам бытия и т. д., и т. п. — буквально бросается в глаза. Однако показательно, что все критики, писавшие о ерофеевской карнавализации, вынуждены были оговариваться насчет специфической семантики этих традиционных форм в «Москве —Петушках». Так, Светлана Гайсер-Шнитман, указывая на связь поэмы с «памятью жанра» мениппеи, вместе с тем отмечает, что не меньшую роль в поэтике поэмы играют семантические структуры далеко не карнавальных жанров типа духовных странствий, стихотворений в прозе, баллад, мистерий. Михаил Эпштейн доказывает, что «у Вени ценности, раньше карнавально перевернутые, стали опять медленно пере ворачиваться... <...> карнавал сам становится объектом карнавала, выводящим к новой области серьезного».
Ольга Владимировна Богданова: герой в силу «хмельной» природы облачается в различные одежды, примеряет различные маски, играет различные роли.
Михаил Голубков: Поэма Вен.Ерофеева «Москва-Петушки», которая дает мощный импульс развитию русского постмодернизма. Комически перемешивая множество дискурсов русской и советской культуры, погружая их в бытовую и речевую ситуацию советского алкоголика, Ерофеев, казалось бы, шел по пути классического постмодернизма: совмещая древнюю традицию русского юродства, явную или скрытую цитацию классических текстов, заучиваемые наизусть в школе фрагменты работ Ленина и Маркса с переживаемой автором-повествователем ситуацией поездки в пригородной электричке в состоянии жесточайшего опьянения, он добивался и эффекта пастиша, и интертекстуальной насыщенности произведения, обладающего поистине безграничной смысловой неисчерпаемостью, предполагающей множественность интерпретаций.
Библия.
Сквозь всю поэму проходит тема смерти и воскресения, отчетливо ориентированная на Евангелие. По наблюдениям Юрия Левина, цитируются "Евангелие от Матфея", "Евангелие от Марка", "Евангелие от Иоанна", "Откровение Святого Иоанна (Апокалипсис)", "Песнь Песней", Экклезиаст, Пророки, Второзаконие и т. д. Изобилуют намеки и на крестную смерть и воскресение Иисуса, и на евангельские эпизоды воскрешения Христом Лазаря и дочери начальника синагоги, а также на исцеление больных и расслабленных. Например: "Ничего, ничего, Ерофеев... Талифа куми,- как сказал Спаситель, - то есть встань и иди. <...> Талифа куми, - как сказала твоя Царица, когда ты лежал во гробе, - то есть встань, оботри пальто, почисти штаны, отряхнись и иди".
В интерпретации Натальи Верховцевой-Друбек "Москва - Петушки" рассматривается тоже с точки зрения использования в поэме евангельского текста. Исследовательница считает, что Веничкины состояния: "похмеление", "алкогольная горячка"- "смерть" - пародируют Страсти Господни. В интерпретации Вячеслава Курицына "Москва - Петушки" - это поэма о загробных странствиях души Венички. В своих исследованиях он отталкивается от следующего символа - железная дорога, которая, по его мнению, не средство передвижения, а один из мистических символов страны. Быть может, oна ведет в царство мертвых. Поезд - лодка Харона. Или же он сам есть царство мертвых, или нечто расположенное на грани яви и сна. Все пять элементов загробного путешествия, соответствующих православному канону: возвращение - мытарства - рай - ад - обретение места - присутствуют в поэме.
Начинается поэма с "дней возвращения" - это и похмелье, и повторяющиеся одна за другой сцены "прежней" жизни. "Мытарств", т. е. сцен борьбы души с некими таинственными силами, не так уж и много, и они как бы размазаны по всему тексту. Веничку судят не ангелы и не бесы. На протяжении всей поэмы Веничка только и делает, что отвечает перед самим Богом. Далее душе демонстрируют рай. Это благословенные Петушки, где нe молкнет пение и не отцветает жасмин. После рая душе показывают ад; он занимает более половины поэмы.
В аде поэмы как бы три круга. Первый - население вагона, те представители России, с которыми Ерофееву приходится коротать железнодорожное время. Второй - менее очевидный - утверждается через отсутствие. Самое значимое отсутствие в поэме - отсутствие молитвы и соучастия мира к пассажиру загробного поезда. Третий - "революция в Чисейкове" - прозрачная модель "русского бунта". После прохождения этих трех кругов Веничка действительно вступает уже в настоящиe, а не в мемуарные круги ада. Когда Веничка приедет - не в Петушки, а в Москву, он встретит на улице страшную четверку (четыре всадника тьмы?) и, убегая от нее в ночном ужасном пейзаже, окажется, наконец, у Кремля - символа ада, и ад восторжествует...
Борис Гаспаров: похмелье интерпретируется как казнь, смерть, распятие. Опохмеление – воскресение. Послевоскресения начинается жизнь – постепенное опьянение, приводящее к новой казни.
Русская классика.
Пушкин: «Отчего Пушкин умер, они еще не знают, а это – уже знают.» + «Евгений Онегин»: «Мой чудный взгляд тебя томил?», «Борис Годунов», «Моцарт и Сальери», «Цыганы», «Подражание корану»
Гоголь, Лермонтов, Грибоедов, Толстой, Тютчев, Некрасов, Лесков
Достоевский: «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Двойник», «Идиот», «Подросток»,
Тургенев: «Есть такая заповедность стыда, со времен Ивана Тургенева…»
Островский: «довольно простоты», как сказал драматург Островский.
Баратынский: «Есть бытие, но именем каким его назвать? Ни сон оно, ни бденье»
Чехов «Дядя Ваня»: «в человеке все должно быть прекрасно: и душа, и мысли»
Литература 20 века.
Блок «Соловьиный сад»: «в центре поэмы лирический персонаж, уволенный с работы за пьянку, блядки и прогулы.»
Горький: «Максим Горький песен о них не споет, нечего и думать.»
Маяковский, Есенин, Пастернак, Ходасевич, Булгаков, Шолохов.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему