Роль двигательной активности в развитии ощущений и восприятия. - Шпаргалка - Ответы на экзаменационные вопросы по Общей психологии

Нужна помощь в написании работы?

Роль двигательной активности в развитии восприятия.  (по Гусеву «Ощущение и восприятие»)

Речь идет не только о движении глаз, которые, как показали исследования А.Л.Ярбуса, Ю.Б.Гиппенрейтер, В.П.Зинченко, по аналогии с осязанием как бы ощупывают предмет. Как подчеркивал Дж.Гибсон, «глаз является только частью парного органа, одним из двух подвижных глаз, расположенных на голове, которая может поворачиваться, оставаясь составной частью тела, которое в свою очередь может перемещаться с места на место» . Именно иерархию этих органов, движение которых направляется познавательной активностью субъекта, классики называли функциональным органом (А.А.Ухтомский), вос- принимающей системой (Дж.Гибсон), воспринимающей функциональной системой (А.Н.Леонтьев). Н.А.Бернштейн, один из создателей отечественной физиологии активности, особо подчеркивал роль двигательной активности в развитии восприятия: «В ходе онтогенеза каждое столкновение отдельной особи с окружающим миром, ставящее перед особью требующую решения двигательную задачу, содействуетѕ выработке в ее нервной системе все более верного и точного объективного отражения внешнего мира как в восприятии и осмыслении побуждающей к действию ситуации, так и в проектировке и контроле реализации действия, адекватного этой ситуации» .

Роль активных ощупывающих движений в гаптическом восприятии так же очевидна и хорошо исследована. Тактильное восприятие формы невидимого предмета в принципе представляет собой процесс непрерывного движения ощупывающей руки по его поверхности и уподобления характера этих движений форме воспринимаемого предмета.

Несмотря на очевидность роли движений в зрительном и тактильном восприятии следует особо подчеркнуть, что моторный компонент перцептивного процесса не является просто каким-то параллельным процессом движения органов чувств или частей телачеловека, он является непременным условием формирования и функционирования зрительного образа. Для более острой фиксации этой принципиальной проблемы вслед за А.Н.Леонтьевым подчеркнем: как психические явления ощущения и восприятия при отсутствии движений невозможны .

Доказывая универсальность данного принципа, А.Н.Леонтьев совместно со своими учениками Ю.Б.Гиппенрейтер и О.В.Овчинниковой провел оригинальное экспериментальное исследование роли моторного компонента в формировании звуковысотного слуха, которое привело к формулировке очень важной для понимания базовых механизмов восприятия гипотезы уподобления:  процесс восприятия есть процесс уподобления динамики самого процесса свойствам внешнего раздражителя . Уподобление вы-

ражено в форме реального движения, являющегося неотъемлемой частью перцептивного процесса.

Исследования начались с наблюдения за вьетнамскими студентами, обучавшимися на факультете психологии МГУ им. М.В.Ломоносова. Среди них не было никого, кого можно было назвать «музыкально глухим», т.е. обладавшим низкой звуковысотной различительной чувствительностью, тогда как среди европейцев «музыкальная глухота» — это обычное явление. Дело в том, что вьетнамский язык относится к группе так называемых тональных языков, где смысловая структура речи передается тонкими различиями частоты основного тона речи. Иначе говоря, вьетнамцы могут отлично интонировать. Таким образом, появилась идея о том, что в такой «немоторной» модальности, как слух, функция двигательного компонента перцептивного процесса выполняется голосовым аппаратом.

Были проведены опыты по формированию чувствительности к различению высоты основного тона гласных звуков («о»,«и», «э»). Эти звуки записывались на магнитофон при различной частоте их пропевания профессиональным певцом. В качестве испытуемых в опытах приняли участие звуковысотно глухие испытуемые1, т.е. те, кто очень плохо различал различия использованных звуков по высоте.

В первой серии опытов производилось измерение разностной звуко-высотной чувствительности. Далее испытуемых обучали правильному интонированию, добиваясь правильного пропевания каждого звука. Испытуемый должен был подстраивать свой голос под заданную высоту, получая на специальном индикаторе информацию о соответствии высоты своего голоса и голоса эталонного звука, пропеваемого певцом.

Тренировки проходили в течение 10—15 дней, всего около 30 мин чистого времени. Во второй серии были вновь измерены пороги звуковысотной чувствительности. Обнаружено значительное снижение порогов, т.е. испытуемые стали очень тонко воспринимать тональные различия между гласными звуками. Фактически звуковысотная глухота была ликвидирована с помощью развития моторного звена перцептивной функции: практика интонирования была использована как средство уподобления движений голосового аппарата динамике звука.

Дальнейшее экспериментальное исследование было направлено на выяснение того, как устроено это моторное звено восприятия, т.е. каким образом может осуществляться процесс уподобления в формирующейся перцептивной функциональной системе. Идея заключалась в том, чтобы вообще убрать ухо из этой функциональной системы как чувствительный к звуку аппарат. Ухо заменили поверхностью кожи руки, к которой прислонили электромагнитный вибратор2, передающий на палец тот же диапазон колебаний, но уже не звуковых, а тактильных. Таким образом, слух был заменен механической вибрационной чувствительностью.

Как и в предыдущих опытах у испытуемых измеряли разностную вибротактильную чувствительность, а затем учили интонированию, пропевая гласные. Результат был аналогичным: происходило повышение чувствительности к изменению частоты вибрации. Таким образом, была построена новая функциональная система, где было заменено сенсорное

1 Они, например, при любой высоте основного тона гласного звука оценивали звук «у» как более низкий, чем «и», хотя реальная высота первого звука была выше, чем второго.

2 Вибратор работал так тихо, что испытуемые не могли слышать генерируемые им звуки, а ощущали только вибрацию. звено (звуковые рецепторы сменили на осязательные), а моторное осталось прежним.

В третьей серии исследований продолжили трансформацию функциональной перцептивной системы: слуховое звено оставили, но изменили ее моторный компонент. Моторику голосового аппарата заменили на моторику руки: испытуемый не пропевал гласные, а, слушая тестовую запись, нажимал на датчик давления, который линейно преобразовывал давление в высоту звука, отображаемую все тем же индикатором обратной связи (т.е. чем выше слышимый звук, тем сильнее следует нажимать на пластинку тензодатчика). Таким образом, было создано новое моторное звено: движение руки уподоблялось изменению высоты звука.

Внимание!
Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

Результат оставался прежним — чувствительность у звуковысотно глухих испытуемых повышалась. Причем это было повышение не на 5—10 %, граничащее с уровнем статистической достоверности, а у разных испытуемых разное — 50, 100, 150, 200 %.

Эти блестящие результаты показывают, что развитие восприятия зависит от включения в него моторного звена, которое в ситуации уже сформированной функциональной системы скрыто от непосредственного наблюдения, процесс уподобления  свернут, интериоризован. И только в специально организованном формирующем эксперименте, моделирующем процесс индивидуального развития восприятия, мы можем увидеть включение всех звеньев этой сложной системы.

К сожалению, практические приложения гипотезы уподобления до сих пор не получили своего развития в конкретных тренинговых методиках по развитию сенсорных и перцептивных способностей человека.

Интересные экспериментальные результаты, на наш взгляд, хорошо объясняемые гипотезой уподобления, были получены нашими коллегами-психофизиками М.Павловой и А.Соколовым при исследовании чувствительности к биологическому движению у детей, страдающих детским церебральным параличом . Авторы исследовали пороги восприятия движения — симуляция движения контуров человека с помощью светящихся точек, у здоровых детей и детей с ДЦП. У детей с ДЦП сенсорная чувствительность была существенно ниже. Однако после комплексной терапии, когда качество движений ребенка было значительно восстановлено, наблюдался и рост сенсорной чувствительности к биологическому движению. Таким образом, по-видимому, при нормальном моторном развитии ребенка формируются двигательные схемы, которым уподобляются видимые на экране монитора движения модели шагающего человека.

В контексте обсуждаемой проблемы о принципиальной роли двигательной активности в развитии восприятия еще раз обратимся к описанным выше опытам Р.Хелда и А.Хейна с котятами: нормальное зрительное восприятие сформировалось только у двигавшегося на свету котенка, другой так и остался слепым. По- видимому, даже при возможности движения глазами и головой у котенка, сидевшего в корзине, не сформировалась некоторая базовая схема отображения тех изменений окружающего пространства, которые происходят при его перемещении, в динамике собственных движений. Можно предположить, что такая схема необходима для весьма грубого уподобления оптических трансформаций проксимального стимула, возникающих при перемещении собственного тела в пространстве, его движениям. Но даже этого грубого уподобления как раз и не произошло.

В определенной степени предельный случай, доказывающий крайнюю необходимость движения глаз для нормального функционирования зрительного восприятия, представляет собой искусственный лабораторный феномен, называемый стабилизированным изображением на сетчатке. Этот экспериментальный прием состоит в том, что с помощью специальной присоски или контактной линзы, прикрепляемых к роговице глаза, на сетчатку от миниатюрного индикатора подается определенное тестовое изображение (рис. 131). Поскольку эта оптическая система совершает движения вместе с глазом, то проекция тестового объекта неподвижна относительно сетчатки. Более современные технические средства позволяют стабилизировать изображение с помощью специальной видеокамеры, отслеживающей движения глаза и телевизионного монитора, изображение на котором смещается в соответствии с декодированными сигналами, поступающими от видеокамеры.

Многочисленные исследования показали, что через 1—3 с об- раз проецируемого изображения начинает постепенно, по частям угасать, исчезать, и испытуемый видит неструктурированное серое поле, а чуть позже становится совершенно черным. Результаты экспериментов установили, что такая простая фигура, как линия, быстро исчезает, а потом может опять появляться, тогда как сложное изображение полностью или частично воспринимается намного дольше. Испытуемые сообщают, что они научаются смотреть на объект, не двигая глазами, а перемещая по нему свое внимание с одной точки на другую, т.е. выполняя внутреннюю осмысленную деятельность по сканированию сложного объекта. Так, данные Р.Притчарда показали, что одиночная линия видится испытуемым только в течение 10 % времени ее экспозиции, а сложный объект (рисунок профиля женской головы или слово, из которого можно составлять новые слова) может полностью или частично сохраняться до 80 % всего времени .

Аналогичные результаты были получены в экспериментах В.П.Зинченко и Н.Ю.Вергилеса .

Таким образом, опыты со стабилизированным изображением на сетчатке подтверждают тезис о том, что без естественных движений глаз нормальное построение нормального зрительного образа невозможно. В случае внутреннего сканирования стабилизированного изображения направленным вниманием испытуемого это изображение, по-видимому, уподобляется движению этого «луча» внимания.

Дж.Дж. Гибсон, Э.Дж.Гибсон

ПЕРЦЕПТИВНОЕ НАУЧЕНИЕ - ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ИЛИ ОБОГАЩЕНИЕ? (В.В. Петухов «Человек как субъект познания», тексты, том III)

Термин "перцептивное научение" понимается психологами различно. Одни считают, что  человеческое восприятие является в значительной степени результатом научения: мы учимся, например,  воспринимать глубину, или форму, или осмысленные объекты. В этом случае главный вопрос теории:  какая часть восприятия есть продукт научения? Ему соответствует спор между нативизмом и эмпиризмом. Другиепсихологи считают, что человеческое  научение полностью или частично зависит от  восприятия, ожидания или внезапного постижения  ситуации (инсайта) и что процесс научения скорее  следует отнести к центральным познавательным  процессам, чем к моторным действиям. Во втором  случае главный вопрос теории: следует ли изучать  восприятие человека до того, как будет понято его  поведение, действия, реакции? Ему соответствует  давнишний спор, начатый устарелым вариантом  бихевиоризма.

Эти две тенденции далеко не одно и то же, и следует отделить обе проблемы друг от друга. Для обсуждения роли научения в восприятии нам  следует рассмотреть восприятие и влияние на него  прошлого опыта или практики. Для решения проблемы роли восприятия в научении нам следует  рассматривать поведение, а также вопрос о том, можно ли научиться определенному действию путем  восприятия или это возможно только путем выполнения данного действия. Отсюда возникают два вопроса:

а) каким образом мы учимся воспринимать? б)  какова роль восприятия в процессе научения? Оба  вопроса имеют важное значение для решения  практических проблем обучения и тренировки, но в  данной работе будет рассмотрен только первый из них.

Каким образом мы учимся воспринимать? Этот вопрос уходит своими корнями в  философию и дебатировался задолго до появления  экспериментальной психологии. Возникает вопрос: всели знания (современный термин - информация)  поступают к нам через органы чувств - или некоторые из них вносятся самим разумом? Сенсорная  психология была не способна объяснить, как вся  информация, которой мы располагаем, может поступить через рецепторы. Поэтому нужна была теория, 

объясняющая дополнение к восприятию. Существовало множество таких теорий со времен Джона Локка. Согласно старой точке зрения, добавка к  восприятию может быть почерпнута только из рациональ- ных способностей (рационализм). Согласно другой точке зрения, она может быть выведена из  врожденных представлений (нативизм). В настоящее время осталось немного последователей этих теорий. Самая популярная теория, которая существует уже на протяжении многих лет, считает, что это  дополнение к ощущениям является результатом  научения и прошлого опыта. Ее современная формула  заключается в том, что наш мозг накапливает  информацию - возможно в виде следов или образов  памяти, а возможно, в виде отношений, умственных  установок, общих идей, понятий. Такой подход  называется эмпиризмом. Согласно ему все знание  приходит из опыта, и прошлый опыт как-то соединяется с настоящим. Другими словами, опыт  накапливается, и следы прошлого как-то участвуют в нашем  восприятии настоящего. Теория Гельмгольца о  бессознательных умозаключениях явилась одним из куль минационных пунктов эмпиризма. Она  предполагает, что мы учимся, например, воспринимать глуби ну путем интерпретации признака цвета - ощуще ния, самого по себе лишенного глубины. Другой была теория Титченера, согласно которой мы учимся  воспринимать объект путем присоединения по  ассоциации к сенсорной основе (core) образов памяти (context).

Более 30 лет тому назад этому направлению  мышления была противопоставлена теория сенсорной

организации. Предполагалось, что она по-другому объясняет несоответствие между сенсорным входом и конечным образом. Гештальтисты подвергли  уничтожающей критике идею приобретенных связей между сенсорными элементами и их следами. Используя  излюбленные примеры восприятия зрительных форм,

они утверждали, что связи эти врожденные или что они возникают спонтанно. Они считали, что  восприятие и знание организуются в структуры.

Теория сенсорной организации или  познавательных структур, хотя и вызвала к жизни множество экспериментов в новом направлении, не изжила спустя 30 лет теорию ассоциации. Старое  направление эмпирического мышлении! стало оправляться от критических нападок, и в США имеются признаки его возрождения. Брунсвик с самого начала  следовал направлению, основанному Гельмгольцем;

Эймс, Кентрил и другие последователи  провозгласили начало неоэмпиризма

. Другие психологи  стремятся к теоретическому синтезу, который бы  включал в себя уроки гештальтизма и в то же время  сохранял идею о том, что мы учимся воспринимать. Это направление возглавили Толмен, Бартлетт и Вудвортс. Липер следовал ему еще в 1953 году. Бру-нер A951) и Постман A951) предприняли недавно энергичную попытку примирить принцип сенсорной организации с принципом определяющей роли  прошлого опыта. Хилгард, по-видимому, соглашается и с процессом организации, управляемым 

относительной структурой, и с процессом ассоциации,  управляемым классическими законами A951). Хебб недавно предпринял попытку систематически и  основательно соединить все лучшее из гештальттеории и  теории научения на физиологическом уровне A949). Практически все эти теоретики утверждают, что

процесс организации и процесс научения в конце концов являются совместимыми, что оба 

объяснения по-своему обоснованы, и не стоит продолжать старый спор, является ли научение результатом  организации или организация является результатом  научения. Эксперименты были неубедительными, и сам спор был неубедительным. Поэтому пока они  спорят, лучшим решением будет согласиться с обеими сторонами.

Мы считаем, что все существующие теории  восприятия - и теория ассоциаций, и теория  организации, и теории, представляющие собой смесь первых двух (учитывающие отношения, привычки,  предположения, гипотезы, ожидание, образы или  умозаключения), - имеют по крайней мере одну общую

черту: они принимают как само собой  разумеющееся несоответствие между сенсорным входом и 

конечным образом и пытаются объяснить его. Они  полагают, что мы почему-то получаем больше  информации об окружающей среде, чем может быть  передано через рецепторы. Другими словами, они 

настаивают на различении между ощущением и  восприятием. Развитие восприятия поэтому должно  непременно включать дополнение, интерпретацию или организацию.

Давайте рассмотрим возможность отказа от  такого предположения вообще. Допустим в порядке

эксперимента, что стимул на входе содержит в себе все, что имеется в образе. Что, если поток  стимуляции, поступающей на рецепторы, доставляет нам всю необходимую информацию о внешнем мире? 

Возможно, мы приобретаем все знания посредством наших чувств даже в более упрощенной форме, чем мог представить себе Джон Локк, а именно через вариации и оттенкк энергии, которые и следовало бы назвать стимулами.

Теория обогащения и теория специфичности

Рассмотрение предлагаемой гипотезы  сталкивает нас с двумя теориями перцептивного научения, представляющими собой достаточно ясные  альтернативы. Эта гипотеза игнорирует другие школы и теории и предлагает для решения следующие  вопросы. Представляет ли восприятие процесс добавления или процесс различения? Является ли научение обогащением прежних бедных ощущений или это дифференциация прежних смутных впечатлений?

Согласно первой альтернативе мы, вероятно,  учимся воспринимать следующим образом: следы прошлых воздействий присоединяются по законам  ассоциаций к сенсорной основе, постепенно видоизменяя перцептивные образы. Теоретик может заменить  образы в вышеназванной концепции Титченера на  отношения, умозаключения, гипотезы и т. п., но это приведет только к тому, что теория будет менее 

точной, а терминология - более модной. В любом  случае соответствие между восприятием и стимуляцией постепенно уменьшается. Последний пункт особенно важен. Перцептивное научение, понимаемое таким

образом, непременно сводится к обогащению  сенсорного опыта через представления, предположения и умозаключения. Зависимость восприятия от  научения, по-видимому, противопоставляется принципу

зависимости восприятия от стимуляции. Согласно второй альтернативе, мы учимся 

воспринимать следующим образом: постепенное  уточнение качеств, свойств и типов перемещений 

приводит к изменению образов; перцептивный опыт даже вначале представляет собой отражение мира, а

не совокупность ощущений; мир приобретает для наблюдения все больше и больше свойств по мере

того, как объекты в нем проявляются все более  отчетливо; в конечном счете, если научение успешно,

феноменальные свойства и феноменальные  объекты начинают соответствовать физическим свойствам

и физическим объектам в окружающем мире. В этой теории восприятие обогащается через различение, а

не через дополнение образов. Соответствие между восприятием и стимуляцией становится все большим, а не меньшим. Оно не насыщается образами  прошлого, а становится более дифференцированным.

Перцептивное научение в этом случае состоит в  выделении переменных физической стимуляции,  которые прежде не вызывали ответа. Эта теория  особенно подчеркивает, что научение должно всегдарассматриваться с точки зрения приспособления, в данном случае - как установление более тесного контакта с окружающей средой. Она,  следовательно, не дает объяснения галлюцинациям, или  иллюзиям, или каким-либо отклонениям от нормы. Последний вариант теории следует рассмотреть более подробно. Конечно, не ново утверждение, что перцептивное развитие включает дифференциацию. Об этом в плане феноменального описания  говорили уже гештальтпсихологи, особенно Коффка и  Левин (правда, было неясно, как именно  дифференциация соотносится с организацией). Новым в  настоящей концепции является утверждение, что  развитие восприятия — это всегда увеличение  соответствия между стимуляцией и восприятием и что оно строго регулируется взаимоотношением  воспринимающего субъекта с окружающей средой. Здесь  действует следующее правило: вместе с увеличением

числа отчетливых образов увеличивается число  различаемых физических объектов. Пример может 

пояснить это правило. Один человек, скажем, может различать херес, шампанское, белое вино и красное

вино. У него четыре образа в ответ на все возможные виды стимуляции. Другой человек может различать

множество соргов хереса, каждый в многочисленных вариантах и смесях и то же для других вин. У него четыре тысячи образов в ответ на все возможные виды стимуляции. В связи с этим примером  возникает важный вопрос: каково отношение  дифференцированного восприятия к стимуляции?

Стимул очень скользкий термин в психологии. Собственно говоря, стимуляция - это всегда  энергия, поступающая на рецепторы, т. е. проксимальная стимуляция. Индивид окружен массой энергии и погружен в ее поток. Это море стимуляции состоит из перемещенных инвариантов, структур и  трансформаций, некоторые из которых мы знаем как  выделять и использовать, другие - не знаем. 

Экспериментатор, проводя психологический эксперимент, выбирает или воспроизводит какой-то образец этой- энергии. Но для него проще забыть этот факт и  предположить, что стакан вина является стимулом, когда на самом деле он есть комплекс лучистой и  химической энергии, который и составляет стимул. 

Когда психолог говорит о стимулах как о признаках или носителях информации, он легко опускает вопрос,

каким образом стимулы приобретают функцию  признаков. Внешняя энергия не обладает свойствами

признаков до тех пор, пока различия в ней не  оказывают соответственно различное действие на 

восприятие. Весь круг физической стимуляции очень богат сложными переменными, теоретически все они

могут стать признаками и источниками информации.

Как раз это и является предметом научения. Все ответы на стимуляцию, включая  перцептивные ответы, обнаруживают некоторую степень  специфичности и, наоборот, некоторую степень  неспецифичности. Знаток обнаруживает высокую степень специфичности восприятия, в то время как профан, не различающий вино, обнаруживает низкую  степень специфичности. Целый класс химически  различных жидкостей равнозначен для него. Он не  может отличить кларет от бургундского и кьянти  (итальянского красного вина). Его восприятие  относительно недифференцировано. Чему научился первый индивид в отличие от второго? Ассоциациям?  Образам памяти? Отношениям? Умозаключениям?  Появилось ли у него восприятие вместо простых  ощущений? Возможно, но можно сделать вывод более

простой: он научился различать на вкус и обоняние больше сортов вин, т. е. большее число переменных

химической стимуляции. Если он истинный знаток, а не обманщик, одна комбинация таких переменных

может вызывать специфический ответ называния или идентификации, а другая комбинация — другой 

специфический ответ. Он может безошибочно  употреблять существительные для различных жидкостей  какого-либо класса и прилагательные для описания различий между ними.

Классическая теория перцептивного научения с ее акцептом на определяющую роль в восприятии субъекта его опыта, а не стимуляции подкрепляется экспериментальными исследованиями ошибочного восприятия формы, иллюзий и искажений,  фактами индивидуальных различий и социальных  влияний в восприятии. Предполагается, что процесс  научения имел место в прошлом опыте испытуемого; он в редких случаях прослеживается  экспериментатором. В этих экспериментах не исследуется  научение, так как в них не контролируется процесс  упражнения, не производятся измерения до и после тренировки. Настоящие эксперименты по  перцептивному научению всегда имеют дело с различением.

Одним из источников доказательств дискриминативного типа научения являются исследования признаков вербального материала. Анализ таких  признаков был сделан одним из авторов настоящей  статьи (Гибсон, 1940), который в соответствии с  развиваемой точкой зрения использовал термины  генерализация и различение стимулов. Этот анализ  привел к серии экспериментов, касающихся того, что мы называем ответами идентификации. Мы  предполагаем, что моторные реакции, вербальные реакции, или образы являются ответами идентификации, если они специфически соответствуют набору объектов или явлений. Обучение коду (Келлер, 1943),  опознавание типов самолетов (Гибсон, 1947) и узнавание лиц чьих-либо друзей - все это примеры  возрастающего специфического соответствия между  отдельными стимулами и ответами. Когда данный ответ  начинает стойко повторяться, говорят, что образ  приобрел характер знакомости, распознаваемости,  осмысленности.

А. В. Запорожец

РАЗВИТИЕ ВОСПРИЯТИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ  (В.В. Петухов «Человек как субъект познания», тексты, том III)

Восприятие, ориентируя практическую  деятельность субъекта, вместе с тем зависит в своем 

развитии от условий и характера этой деятельности. Вот почему в изучении генезиса, структуры и функции перцептивных процессов важное значение  приобретает "краксеологический", как выражается  Ж.Пиаже, подход к проблеме. Взаимосвязь восприятия и деятельности долгое время фактически  игнорировалась в психологии и либо восприятие изучалось вне практической деятельности (различные направления субъективной менталистской психологии), либо  деятельность рассматривалась независимо от  восприятия (строгие бихевиористы). Лишь в последние десятилетия генетические и функциональные связи между ними становятся  предметом психологического исследования. Основываясь на известных философских положениях  диалектического материализма относительно роли практики в познании окружающей действительности, советские психологи (Б.Г.Ананьев, П.Я.Гальперин, 

А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, Б.М.Теплов и др.) в начале 30-х годов приступили к изучению зависимости  восприятия от характера деятельности субъекта. В этом  направлении шло и онтогенетическое исследование восприятия, проводившееся нами совместно с  сотрудниками в Институте психологии и в Институте дошкольного воспитания АПН.

Особенности практической деятельности  ребенка и ее возрастные изменения оказывают, 

по-видимому, существенное влияние на онтогенез  человеческого восприятия. Развитие как деятельности в целом, так и входящих в ее состав перцептивных процессов происходит не спонтанно. Оно  определяется условиями жизни и обучения, в ходе которого, как справедливо указывал Л.С.Выготский, ребенок усваивает общественный опыт, накопленный  предшествующими поколениями. В частности,  специфически человеческое сенсорное обучение  предполагает не только адаптацию перцептивных процессов к индивидуальным условиям существования, но и усвоение выработанных обществом систем  сенсорных эталонов (к числу которых относится,  например, общепринятая шкала музыкальных звуков, 

решетки фонем различных языков, системы  геометрических форм и т. д.). Отдельный индивид  использует усвоенные эталоны для обследования  воспринимаемого объекта и оценки его свойств. Такого рода эталоны становятся оперативными единицами  восприятия, опосредуют перцептивные действия  ребенка, подобно тому, как его практическая деятельностьопосредуется орудием, а мыслительная — словом.

Согласно нашему предположению перцептивные действия не только отражают наличную ситуацию, но в известной мере предвосхищают те ее преобразования, которые могут произойти в результате  практических действий. Благодаря такому сенсорному предвосхищению (существенно отличающемуся, конечно, от предвосхищения интеллектуального) перцептивные действия способны выяснить ближай шие перспективы поведения и регулировать его в соответствии с условиями и стоящими перед  субъектом задачами.

Хотя мы изучали главным образом процессы  зрения и осязания у ребенка, однако установленные

закономерности имеют, по-видимому, более общее значение и своеобразно проявляются, как  показывают исследования наших сотрудников, и в других сенсорных модальностях (в области слуха, кинесте тическмх восприятий и т. д.). Мы изучали зависимость восприятия от характера деятельности. а) в плане онтогенетического развития ребенка и б) в ходе развития функционального (в процессе формирования тех или иных перцептивных действий под влиянием сенсорного обучения). Исследования онтогенеза восприятия,  проведенные нами, а также другими авторами,  свидетельствуют о том, что между восприятием и действием  существуют сложные и изменяющиеся в ходе  развития ребенка взаимоотношения.

В первые месяцы жизни ребенка, по данным Н.М. Щелованова, развитие сенсорных функций (в частности, функций дистантных рецепторов)  опережает онтогенез соматических движений и  оказывает существенное влияние на формирование  последних. М.И.Лисина обнаружила, что  ориентировочные реакции младенца на новые раздражители очень рано достигают большой сложности и  осуществляются целым комплексом различных анализаторов. Несмотря на то что на данной стадии  ориентировочные движения (например, ориентировочные движения глаза) достигают относительно высокого уровня, они согласно нашим данным выполняют лишь ориентировочно-установочную функцию  (устанавливают рецептор на восприятие  определенного рода сигналов), но не функцию ориентировочно- исследовательскую (не производят обследования предмета и не моделируют его свойств).

Как показали исследования Л.А.Венгера, Р.Фант-ца и других, с помощью такого рода реакций уже в

первые месяцы жизни достигается довольно тонкое "ориентировочное" различение старых и новых  объектов (отличающихся друг от друга величиной,  цветом, формой и т. д.), но еще не происходит  формирования константных, предметных перцептивных образов, которые необходимы для управления  сложными изменчивыми формами поведения.

Позднее, начиная с 3—4 месяца жизни, у  ребенка формируются простейшие практические действия, связанные с захватыванием и манипулированием предметами, с передвижением в пространстве и т. д. Особенностью этих действий является то, что они непосредственно осуществляются органами  собственного тела (ртом, руками, ногами) без помощи  каких-либо орудий.

Сенсорные функции включаются в  обслуживание этих практических действий, перестраиваются

на их основе и сами приобретают постепенно  характер своеобразных  ориентировочно-исследовательских, перцептивных действий.

Так, исследования Г.Л.Выготской, Х.М.Халеверсона и других обнаруживают, что начинающееся примерно с третьего месяца жизни формирование хватательных движений оказывает существенное  влияние на развитие восприятия формы и величины предмета. Подобно этому, обнаруженный Р.Уоком и Э.Гибсон прогресс в восприятии глубины у детей 6-18 мес. связан, по нашим наблюдениям, с  практикой передвижения ребенка в пространстве.

Своеобразный, непосредственный характер  практических действий младенца определяет  особенности его ориентировочных, перцептивных действий. По данным Л.А.Венгера, последние предвосхищают главным образом динамические взаимоотношения между собственным телом ребенка и предметной

ситуацией. Это имеет место, например, при  зрительной антиципации младенцем маршрута своего  перемещения в данных условиях, перспектив  захватывания видимого предмета своей рукой.

На данной стадии развития ребенок выделяет в первую очередь те свойства предмета, которые  непосредственно к нему обращены и на которые  непосредственно наталкиваются его действия, в то

время как совокупность других, не имеющих  прямого к нему отношения, воспринимается глобально, нерасчлененно.

Позднее, начиная со второго года жизни,  ребенок под влиянием взрослых начинает овладевать  простейшими орудиями, воздействует одним предметом на другой. В связи с этим изменяется его восприятие.

На данной генетической ступени становится  возможным перцептивное предвосхищение не только  динамических взаимоотношений между собственным  телом и предметной ситуацией, но и известных 

преобразований межпредметных отношений (например, предвидение возможности протащить данный  предмет через определенное отверстие, переместить один предмет при помощи другого и т.д.). Образы  восприятия теряют ту глобальность и фрагментарность,  которые были характерны на предыдущей стадии, и  вместе с тем приобретают более четкую и более  адекватную воспринимаемому предмету структурную 

организацию. Так, например, в области восприятия формы постепенно начинает выделяться общая  конфигурация контура, которая, во-первых, ограничивает один предмет от другого, а во-вторых, определяет  некоторые возможности их пространственного  взаимодействия (сближения, наложения, захватывания одного предмета другим и т. д.).

Переходя от раннего к дошкольному возрасту C— 7 лет), дети при соответствующем обучении  начинают овладевать некоторыми видами специфически человеческой продуктивной деятельности,  направленной не только на использование уже  имеющихся, но и на создание новых объектов (простейшие виды ручного труда, конструирование, рисование, лепка и т. д.). Продуктивная деятельность ставит  перед ребенком новые перцептивные задачи.

Исследования роли конструктивной  деятельности (А.Р.Лурия, Н.Н.Поддьяков, В.П.Сохина и др.), а также рисования (З.М.Богуславская, Н.П.Сакулина и др.) в развитии зрительного восприятия  показывают, что под влиянием этих деятельностей у  детей складываются сложные виды зрительного  анализа и синтеза, способность расчленять видимый предмет на части и затем объединять их в единое

целое, прежде чем подобного рода операции будя выполнены в практическом плане. Соответственно и перцептивные образы формы приобретают новое содержание. Помимо дальнейшего уточнения  контура предмета начинает выделяться его структура,  пространственные особенности и соотношения 

составляющих его частей, на что ребенок раньше почти не обращал внимания.

Таковы некоторые экспериментальные данные, свидетельствующие о зависимости онтогенеза  восприятия от характера практической деятельности детей различных возрастов.

Как мы уже указывали, развитие ребенка  происходит не спонтанно, а под влиянием обучения.

Онтогенетическое и функциональное развитие  непрерывно взаимодействуют друг с другом. В связи с этим мы можем рассмотреть проблему "восприятия и действия" еще в одном аспекте, в аспекте 

формирования перцептивных действий при сенсорном  обучении. Хотя этот процесс приобретает весьма 

различные конкретные особенности в зависимости от прежнего опыта и возраста ребенка, однако на всех стадиях онтогенеза он подчиняется некоторым  общим закономерностям и проходит определенные этапы, напоминающие в некоторых отношениях те, которые были установлены П.Я.Гальпериным и 

другими при изучении формирования умственных  действий и понятий.

На первом этапе формирования новых  перцептивных действий (т. е. в тех случаях, когда ребенок сталкивается с совершенно новым, неизвестным ему ранее классом перцептивных задач) процесс  начинается с того, что проблема решается в  практическом плане, с помощью внешних, материальных  действий с предметами. Это, конечно, не означает, что такого рода действия совершаются "вслепую", без всякой предварительной ориентировки в задании. Но поскольку последняя базируется на прошлом  опыте, а задачи ставятся новые, эта ориентировка  оказывается на первых порах недостаточной, и  необходимые исправления вносятся непосредственно в  процессе столкновения с материальной  действительностью, по ходу выполнения практических действий.

Так, приведенные выше экспериментальные данные свидетельствуют о том, что дети различных  возрастов, сталкиваясь с новыми задачами, как,  например, с задачей протолкнуть предмет через  определенное отверстие (опыты Л.А.Венгера) или  сконструировать сложное целое из имеющихся элементов (опыты А.Р.Лурия), первоначально достигают  требуемого результата с помощью практических проб, а лишь затем у них складываются соответствующие ориентировочные перцептивные действия, также носящие на первых порах внешне выраженный, раз вернутый характер.

Исследования, проведенные нами совместно с лабораторией экспериментальной дидактики  Института дошкольного воспитания (А.П.Усова, Н.П.Сакулина, Н.Н.Поддьяков и др.), показали, что при

рациональной постановке сенсорного обучения  необходимо прежде всего правильно организовать эти

внешние ориентировочные действия, направленные на обследование определенных свойств 

воспринимаемого объекта.

Так, в опытах З.М.Богуславской, Л.А.Венгера, Т.В.Еидовицкой, Я.З.Неверович, Т.А.Репиной, А. Г. Рузской и других обнаружилось, что наиболее  высокие результаты достигаются в том случае, когда на начальных этапах сенсорного обучения сами действия, которые требуется выполнить, предлагаемые ребенку

сенсорные эталоны, а также создаваемые им модели воспринимаемого предмета выступают в своей  внешней материальной форме. Такого рода оптимальная для сенсорного обучения ситуация возникает,  например, в том случае, когда предлагаемые ребенку  сенсорные эталоны даются ему в форме предметных  образцов (в виде полосы цветной бумаги, наборов  плоскостных фигур различной формы и т. д.), которые он может сопоставить с воспринимаемым объектом в процессе внешних действий (сближая их друг с  другом, накладывая один на другой и т. д.). Таким путем на данной генетической стадии начинает  складываться как бы внешний, материальный прототип  будущего идеального, перцептивного действия.

Ни втором этапе сенсорные процессы,  перестроившись под влиянием практической деятельности, сами превращаются в своеобразные перцептивные действия, которые осуществляются с помощью  движений рецепторных аппаратов и предвосхищают последующие практические действия.<...>

Мы остановимся лишь на некоторых  особенностях этих действий и их генетических связях с  действиями практическими.

Исследования З.М.Богуславской, А.Г.Рузской и других показывают, например, что на данном этапе дети знакомятся с пространственными свойствами предметов с помощью развернутых  ориентировочно-исследовательских движений (руки и глаза). 

Аналогичные явления наблюдаются при формировании акустических перцептивных действий (Т.В.Ендовиц-кая, Л.Е.Журова, Т.К.Михина, Т.А.Репина), а также при формировании у детей кинестетического  восприятия собственных поз и движений (Я.З.Неверович). На данном этапе обследование ситуации с  помощью внешних движений взора, ощупывающей руки и т. д. предшествует практическим действиям, определяя их направление и характер. Так, ребенок, имеющий известный опыт прохождения лабиринта (опыты О.В.Овчинниковой, А.Г.Поляковой),  может заранее проследить глазом или ощупывающей рукой надлежащий путь, избегая тупиков и не  пересекая имеющиеся в лабиринте перегородки. 

Подобно этому дети, научившиеся в опытах  Л.А.Венгера протаскивать различные предметы через отверстия разной формы и величины, начинают их  соотносить, переводя только взор с предмета на  отверстие, и после такой предварительной  ориентировки с места дают безошибочное решение  практической задачи.

Таким образом, на данном этапе внешние  ориентировочно-исследовательские действия  предвосхищают пути и результаты действий практических, сообразуясь с теми правилами и ограничениями, которым последние подчиняются.

На третьем этапе перцептивные действия  свертываются, время их протекания сокращается, их эффекторные звенья оттормаживаются, и  восприятие начинает производить впечатление пассивного, бездейственного процесса.

Наши исследования формирования зрительных, осязательных и слуховых перцептивных действий показывают, что на поздних ступенях сенсорного обучения дети приобретают способность быстро, без каких-либо внешних  ориентировочно-исследовательских движений узнавать определенного рода  свойства объекта, отличать их друг от друга,  обнаруживать связи и отношения между ними и т. д.

Имеющиеся экспериментальные данные  позволяют предположить, что на данном этапе внешнее ориентировочно-исследовательское действие  превращается в действие идеальное, в движение внимания по полю восприятия. <...>

Психофизика. Закон Фехнера, закон Стивенса.

Об основном психофизическом законе

Основная задача, которую ставили перед собой психофизики, —это определить, как соотносятся физические параметры стимуляции и соответствующие им субъективные оценки ощущений. Зная эту связь, выраженную функцией типа R = f(S), где S — значение физического параметра стимула, а R — значение субъективной реакции, предсказать величину ощущения есть дело простого расчета. Психофизическая функция — R = f (S) устанавливает связь между числовыми значениями двух типов, с одной стороны — это шкала физического измерения стимула, с другой — значения субъективной реакции на этот стимул. В психофизике существуют два различных подхода к измерению интенсивности ощущений путем построения психофизической функции — косвенный и прямой.

Идея косвенного измерения ощущений идет от Г.Фехнера,полагавшего, что измерить ощущение прямо или непосредственно невозможно. Идея возможности прямого измерения величины ощущения была реализована спустя 100 лет в работах С.Стивенса.

Попытки этих ученых выразить психофизическую зависимость строго количественно привели к формулировке двух вариантов основного психофизического закона — двух фундаментальных уравнений, связывающих интенсивность стимула с величиной ощущения.

Позиция Г.Фехнера проста и логична: мы не можем измерить величину ощущения прямо, поэтому будем это делать косвенно, оценивая ее в единицах интенсивности стимула. Для построения психофизической функции вводится нулевая точка на оси ощущений — абсолютный порог. В качестве единицы измерения ощущений вводится ЕЗР — величина стимула, соответствующая ощущению едва заметного различия, которое можно оценить в ходе опыта, измеряя разностные пороги. Таким образом, если нам нужно измерить субъективное расстояние между двумя ощущениями R1 и R2, вызванные стимулами S1 и S2, то мы измеряем его на сенсорной оси в количестве ступеней ЕЗР.

Позиция С.Стивенса так же ясна и не менее логична: мы можем попросить человека прямо оценить величину своего ощущения, используя числа, и его числовые оценки будут достаточно надежно отражать величину ощущения.

Г.Фехнер и С.Стивенс проводили опыты по построению психофизических функций, первый просил испытуемых поднимать грузы и оценивать пороги различения их веса, второй — предлагал прямо оценивать величину громкости тональных сигналов. Результаты вывода основного психофизического закона оказались различными: Г.Фехнер сформулировал логарифмический закон, С.Стивенс — степенной:

• Г.Фехнер: R = k·logS, т.е. сила ощущения изменяется пропорционально логарифму интенсивности стимула

• С.Стивенс: R = k·Sb, т.е. сила ощущения — это степенная функция от изменения интенсивности стимула.

На рис. 36 отчетливо видно, что интенсивность ощущения яркости при предъявлении в темноте маленького пятна света изменяется значительно медленнее, чем интенсивность ощущения от удара электрическим током. Подобный вид психофизических функций вполне соответствует нашему личному опыту.

Каждому читателю, мало-мальски знакомому с видом логарифмической или степенной функции, должно быть очевидно, что и та и другая функция может быть выражена на графике в виде прямой, для этого в первом случае нужно построить график, прологарифмировав значения по оси абсцисс, а во втором — по обеим осям.

При выводе формулы логарифмического и степенного законов у обоих великих ученых много общего, но есть и принципиальные различия.

Таким образом, между Г.Фехнером и С.Стивенсом существует лишь одно принципиальное различие: каким образом вводится единица измерения на сенсорной оси. Первый постулировал равенство ЕЗР, полагая, что величины наших ощущений пороговых различий стимулов неизменны несмотря на изменение интенсивности ощущений, и фактически признавал существование субъективного аналога закона Бугера—Вебера. Второй принципиально отвергал такую возможность, вводя предположение о равенстве относительных ЕЗР, полагая, что величина ЕЗР не может быть постоянной, а увеличивается с ростом интенсивности самого ощущения. Понятно, что проверить справедливость принятых постулатов чрезвычайно трудно. Более того, результаты экспериментов показывают, что в виду значительного сходства для ряда сенсорных модальностей, получаемых в опыте психофизических функций, даже с помощью современных статистических методов достаточно сложно оценить, какой математической функцией (логарифмической и степенной) в наилучшей степени апроксимируются полученные данные.

Современные исследования показали, что справедливость закона Бугера—Вебера имеет ограниченный характер: отношение ∆S/S не является постоянным на всем диапазоне изменения ин-

тенсивности стимула. Оно уменьшается при малых интенсивностях стимула, увеличивается при высоких и неизменно лишь в среднем диапазоне интенсивностей1. Многие психофизики предлагали свои варианты психофизических законов, отличающихся от фехнеровского и стивенсовского. Разработаны законы, выражаемые другими математическими функциями — экспоненциальной, тангенциальной или арктангенциальной, однако они не претендуют на универсальность и имеют достаточно узкие области применения. Также предложены варианты обобщенного психофизического закона, описывающие и логарифмическую, и степенную функции (П.Экман, Дж.Бэрд), а также эти и любые математические функции, промежуточные между ними

Поделись с друзьями