Несмотря на кажущуюся пестроту и даже взаимную непримиримость современных психологических теорий личности, большинство из них сохраняют характерную для домарксистской и внемарксистской психологии диадическую схему анализа, о несостоятельности которой я уже говорил. Теперь эта схема выступает в новом обличье — в виде теории двух факторов формирования личности: наследственности и среды. Какую бы особенность человека мы ни взяли, она объясняется, согласно этой теории, с одной стороны, действием наследственности (заложенными в генотипе инстинктами, влечениями, способностями или даже априорными категориями), а с другой — влиянием внешней среды (природной и социальной — языка, культуры, обучения и т.д.).
Кажущаяся непреодолимость теории двух факторов приводит к тому, что споры ведутся главным образом вокруг вопроса о значении каждого из этих факторов: одни настаивают на том, что главной детерминантой является наследственность и что внешняя среда, социальные воздействия обусловливают лишь возможности и формы проявления той программы, с которой родится человек; другие выводят важнейшие особенности личности непосредственно из особенностей социальной среды, из «социокультурных матриц». Однако, при всем различии идейного и политического смысла высказываемых взглядов, все они сохраняют позицию двойной детерминации личности, так как просто игнорировать один из факторов, о которых идет речь, значило бы идти против эмпирически доказуемого влияния обоих .
Взгляды на соотношение биологического и социального факторов как на простое их скрещивание или делящие психику человека на сосуществующие эндосферу и экзосферу уступили свое место более сложным представлениям. Они возникли в связи с тем, что движение анализа как бы обернулось: главной стала проблема внутренней структуры самой личности, образующие ее уровни, их соотношения. Так, в частности, возникло представление о характеризующем личность соотношении сознательного и бессознательного, развитое 3. Фрейдом. Выделенное им «либидо» представляет собой не только биоэнергетический источник активности, но и особую инстанцию в личности — «оно» (id), противостоящую «я» (ego) и «сверх-я» (super-ego); генетические и функциональные связи между этими инстанциями, осуществляемые посредством специальных механизмов (вытеснения, цензуры, символизации, сублимации), и образуют структуру личности.
Здесь нет необходимости вдаваться в критику фрейдизма, взглядов А. Адлера, К. Юнга и их современных продолжателей. Совершенно очевидно, что взгляды эти не только не преодолевают, но, и напротив, обостряют теорию двух факторов, превращая идею их конвергенции в смысле В. Штерна или Д. Дьюи в идею конфронтации между ними.
Другое направление, в котором развивался подход к личности со стороны ее внутреннего строения, представлено культурно-антропологическими концепциями. Отправными для них явились этнологические данные, которые показали, что существенные психологические особенности определяются различиями не человеческой натуры, а человеческой культуры; что, соответственно, система личности есть не что иное, как индивидуализированная система культуры, в которую включается человек в процессе его «аккультуризации» .
Для психологии личности значение обобщенного понятия (construct) культуры является, по выражению Г. Олпорта, «обманчивым». Психолога интересует индивид как личность, а личность — это не просто осколок, частичная персонификация той или иной культуры. Культура, хотя она и существует в своих персонификациях, составляет предмет истории, социологии, а не психологии.
Культурологические теории вводят в этой связи различение собственно личности как продукта индивидуальной адаптации к внешним ситуациям и ее общей «базы», или архетипа, который проявляется у человека с детства под влиянием черт, свойственных данной расе, этнической группе, национальности, социальному классу. Введение этого различения, однако, ничего не решает, потому что образование архетипа само нуждается в дальнейшем объяснении и допускает различные интерпретации, в частности психоаналитические. При этом общая «двухфакторная» схема остается, хотя и в несколько трансформированном виде. Понятие генотипа (наследственности) теперь осложняется введением понятия базовой личности, архетипа, или первичных установок, а понятие внешней среды — введением понятий ситуации и роли. Последнее и стало сейчас чуть ли не центральным в социальной психологии личности .
По широко распространенному определению, «роль» — это программа, которая отвечает ожидаемому поведению человека, занимающего определенное место в структуре той или иной социальной группы, это структурированный способ его участия в жизни общества. Личность и представляет собой не что иное, как систему усвоенных (интернализированных) «ролей».
Однако идея прямого сведения личности к совокупности «ролей», которые исполняет человек, является - несмотря на всевозможные оговорки адептов этой идеи — одной из самых чудовищных. Конечно, ребенок усваивает то, как он должен вести себя с мамой, скажем, что ее нужно слушаться, и он слушается, но можно ли сказать, что при этом он играет роль сына или дочери? Столь же нелепо говорить, например, о «роли» полярного исследователя, «акцептированной» Ф. Нансеном: для него это не «роль», а миссия. Иногда человек действительно разыгрывает ту или иную роль, но она все же остается для него только «ролью», независимо от того, насколько она интернализирована. «Роль» — не личность, а скорее, изображение, за которым она скрывается.
Судьба концепции ролей та же, что и других «социологических, культур-антропологических концепций, остающихся в плену теории двух факторов: чтобы спасти психологическое в личности, она вынуждена апеллировать к темпераменту и способностям, заложенным в генотипе индивида, и мы снова возвращаемся к ложному вопросу о том, что является главным — генотипические особенности человека или воздействия социальной среды. Более того, нас предупреждают об опасности любой односторонности. Лучше всего, говорят нам, сохранять в решении этой проблемы «разумно» .
На деле методологическая премудрость этих концепций сводится к формуле вульгарного эклектизма: «и то и другое», «с одной стороны, с другой стороны». С позиций сей премудрости, свершается суд и над психологами-марксистами: они-де повинны (вместе с защитниками культурологии!) в недооценке внутреннего в личности, ее «внутренней структуры». Понятно, что высказывания такого рода могут возникнуть только в результате бессмысленных попыток уложить взгляды марксизма на личность в глубоко чуждые им концептуальные схемы.
Дело вовсе не в том, чтобы констатировать, что человек есть и природное, и общественное существо. Это бесспорное положение указывает лишь на разные системные качества, проявляемые человеком, и ничего еще не говорит о сущности его личности, о том, что ее порождает. А в этом как раз и заключается научная задача. Задача эта требует понять личность как психологическое новообразование, которое формируется в жизненных отношениях индивида, в результате преобразования его деятельности. Но для этого необходимо с порога отбросить представление о личности как о продукте совокупного действия разных сил, из которых одна скрыта, как в мешке, «за поверхностью кожи» человека, а другая лежит во внешней среде (как бы мы эту силу ни трактовали — как силу воздействия стимульных ситуаций, культурных матриц или социальных «экспектаций»).
Такой подход необходимо приводит к положению об общественно-исторической сущности личности. Положение это означает, что личность впервые возникает в обществе, что человек вступает в историю (и ребенок вступает в жизнь) лишь как индивид, наделенный определенными природными свойствами и способностями, и что личностью он становится лишь в качестве субъекта общественных отношений. Иначе говоря, в отличие от индивида личность человека, ни в каком смысле не является предсуществующей по отношению к его деятельности, как и его сознание, она ею порождается. Исследование процесса порождения и трансформаций личности человека в его деятельности, протекающей в конкретных социальных условиях, и является ключом к ее подлинно научному психологическому пониманию .
Поможем написать любую работу на аналогичную тему