Вербальные договоры.
Не возвращаясь ни к понятию договора, ни к классификации договоров в римском праве, посмотрим на те же вопросы иначе — с точки зрения права требования.
По справедливому замечанию Зомма, право требования есть наше право на чужое действие, имеющее имущественный интерес. Это действие всегда направляется на определенное лицо, на должника-дебитора. Исходя из этой посылки, присмотримся к тому, каким будет наше требование к лицу, неправомерно владеющему нашей вещью. Вытекает ли оно из соглашения? Разумеется, нет! Из деликта? Не обязательно. Это требование есть, как выражается Р. Зомм, «простое следствие моего вещного права».
Другое дело— обязательство из договора. Здесь ранее всего выступают наружу два обстоятельства: обязательства возникают по обоюдному соглашению сторон, при этом обе эти стороны равны между содой. Ни одна из сторон не обладает—по крайней мере в праве — возможностями непосредственного насильственного воздействия на другую. Во всех соответствующих случаях она прибегает к содействию государства, его администрации (претор, курульный эдил), его суда. Хотя говорят о «цепях», которыми связывают себя кредитор и должник, должно помнить, что с тех пор, как был отменен нексум (долговое рабство), речь идет только о «цепях», налагаемых на имущество просрочившей стороны.
Равенство сторон правоотношения, имущественная ответственность для неисправного контрагента и абстрактный товар, выступающий на арене спроса и предложения,— вот что надо иметь в виду, трактуя римское обязательственное право и в особенности римский контракт.
Римским считался только такой договор, который снабжался исковой (правовой) защитой. Не было «подходящего» иска — не было и договора (ни цивильного, ни преторского).
Что касается классификации контрактов, то она зависела от того, что может быть названо основанием контракта. Таких оснований было четыре: вербис — контракты, основанные на произнесенных традиционных формулах (отсюда— вербальные); литтерис, т. е. занесенные в домовые книги — контракты писаные, литтеральные; реальные (от «рее» — «вещь»), требующие для своей действительности передачи вещи; наконец,
консенсус — согласие, контракты консенсуальные, основанные на соглашении сторон и тем «довольствующиеся».
Древнейшим из этих специфически римских контрактов была и оставалась уже знакомая нам стипуляция, что значит «выговаривание», «испрашивание» (выгод). То был старинный, освященный религией и традицией акт, который, скорее всего, в начале пути сопровождался какими-нибудь обрядовыми клятвами-заклинаниями и, быть может, требовал присутствия жрецов. Естественно, что стипуляция была долгое время доступна единственно римским гражданам, а уже затем и перегринам.
О перегринах может быть сказано, что их домовые книги (хотя и учитывались) долгое время не принимались в качестве судебных доказательств.
Гай с характерной для него простотой и ясностью изложения пишет о стипуляции, что она есть словесное (вербальное) обязательство, возникающее посредством вопроса и ответа. Например: обещаешь ли дать 100? — Обещаю, ручаешься ли (за кого-нибудь в долговом обязательстве) ? — Ручаюсь. Сделаешь ли? — Сделаю (3.92).
Следовало, чтобы ответ точно соответствовал вопросу, и стипуляция считалась несостоявшейся, если на вопрос «Обещаешь ли 100?» должник отвечал: «Дам 50» или «Постараюсь».
По уже упомянутому отрывку из Гая мы знаем, что стипуляция была занесена в Законы XII таблиц. Но в какой форме? Если бы на вопрос «Обещаешь ли дать 100?» следовал ответ: «Обещаю, если получу», договор был бы типичным двусторонним обязательством. Но в той форме, в которой стипуляция дошла до нас, создавался договор с односторонним обязательством. Этот факт резко отличает договор займа от всех других: кредитор ничем не обязывается, но право требования приобретает.
По мере развития оборота строгости первоначальной стипуляции смягчались, однако ни глухой, ни немой не могли быть участниками вербального обязательства, один не мог произнести, другой не мог слышать обещания.
С той поры как (первоначально в сфере юс генциум) стипуляция сделалась доступной и перегринам, стали допускать произнесение стипуляционного обязательства на греческом, а затем и других языках.
Расширение сферы действия стипуляции
Как бы ни рассуждали о той сакрально-правовой стадии стипуляции, которая выражалась словами «Спондее? — Спондео», в римском классическом праве стипуляция выступает в качестве универсальной юридической формы, пригодной для самых разных сделок, когда на одной стороне находился будущийкредитор, а на другой - будущий должник (дебитор).
Это значит, что с помощью стипуляции можно было передавать не только определённое определенное количество вещей, совершать новацию обязательства с перестановкой должника или кредитора, с изменением самой суммы долга и даже фиктивным формальным признанием .исполнения обязательства.
Все это благодаря тому, что стипуляция представляла в основе своей договор абстрактный. Это значит, что с произнесением «слов» никто не мог доискиваться до основания обязательства, до тех личных или хозяйственных целей, которые при этом преследовались. Никто, правда, не мешал контрагентам ссылаться на эти цели или включить в формулу стипуляции то или иное условие, делающее исполнение условным, как никто не мешал стипулянтам, скажем, переводить договор купли-продажи в заемное обязательство, если они считали это выгодным, как обоюдно, так и по настоянию кредитора, заинтересованного в стипуляции благодаря такому удобству, как быстрота и неотвратимость уплаты.
Стипуляция допускалась и для установления- ответственности на случай невыполнения, или недолжного выполнения обязательства: «Обещаешь ли ты заплатить 100, если дом не будет тобою построен к назначенному сроку?»
Стипуляцией можно было установить процентную ставку на долг: «Обещаешь ли еще и уплатить максимальный 1% месячных (т. е. 12% годовых)?» (1/2%—т. е. 6% годовых и пр.). И так — до Юстиниана, который установил предельную 8-процентную ставку. Проценты на проценты не допускались.
Благодаря одному этому стало выгодным переводить долг по купле-продаже или другим вещным обязательствам в вербальное обязательство. В республиканское время сумма обязательства была строго установленной, с империей (может, и незадолго до нее), стала допускаться сти-пуляция и по неопределенному количеству вещей (как индивидуальных, так и родовых) и денег.
Стипуляция требовала от должника дисциплины, и если оказывалось, например, что вещь погибла, и даже не по небрежности, должник платил, как обещал. Оговорка об ответственности должника за любой долюс (коварство, обман) вносилась в обязательство, чтобы облегчить судье защиту интересов кредитора.
Связанные с тем выгоды способствовали появлению каутио — письменного акта, который удостоверял свершившийся словесный акт. Это оказалось настолько удобным, что формализм классической стипуляции стал сходить со сцены. «Если, — констатирует Павел, — в документе написано, что некто обещал нечто (что-то), написанное должно считаться равносильным тому, что на заданный об этом вопрос был дан соответствующий ответ» (Сентенции, 5.7.1).
Поручительство
Речь идет о третьем лице, ручающемся — в том же стипуляционном производстве (процессе) —уплатить долг в случае просрочки исполнения главным должником. Например, кредитор Тит: «Тиберий (главный должник), обещаешь ли дать мне 100?» — «Обещаю». Тит: «Сей, обещаешь ли ты дать мне 100 по этому же обязательству, если оно не будет выполнено?» — «Обещаю».
Существует достаточное основание для утверждения, что в качестве добавочных поручителей-промиссоров выступали зажиточные представители римского общества, для которых такая «услуга» становилась формой влияния на несостоятельные слои и даже формой установления определенной зависимости.
Кредитору не возбранялось обратить взыскание, когда наступала просрочка должника, не только против него, но и против поручителя. Оба отвечают в равной мере.
Освобождает ли должника уплата его долга поручителем? Нет. Во всех таких случаях поручитель получал регрессный иск к основному должнику, и этот иск давал ему — по закону Публия — вознаграждение в двойном размере против уплаченного (III в. до н. э.).
Литтерные договоры.
Литерные договоры представляют собой по сущности письменный способ фиксации волеизъявления сторон. Во второй половине доклассического периода единственной формой литерного договора являлась запись в так называемых приходно-расходных книгах, которые вели участники товарно-денежного оборота. Приходно-расходная книга состояла из двух частей. Одна часть - приход, другая - расход(кредит). Сами же хоз. операции по перемещению товаров, работ и услуг в этих книгах не отражались. В них заносились только взаимные платежи, если один из контрагентов давал другому товар, то передающий субъект совершал запись в приходе, по истечению каждого периода записи обобщались и возникало обязательство производить платежи в силу самих записей. К середине классического периода приходно-расходные книги утрачивают свое значение договорной формы и преобразуются в форму внутреннего учета хозяйственной деятельности предпринимательских субъектов. К концу классического периода основной
формой литерального договора становится взаимствованный из греческой практики письменный докомент. Известны две формы:
1. синграфа;
2. хирографа.
Синграфа представляла собой единый документ составленный от третьих лиц и подписанных обеими сторонами.
Хирографа представляла собой односторонний документ составленный от первого лица, подписывался должником и передавался кредитору.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему