Идея множественности реальностей и ее значение для социологии. «Области значений» (А. Шюц) и «порядки существования» (А. Гурвич).

Из Шюца: Мы предпочитаем говорить вместо множества субниверсумов реальности о конечных областях смысла, на каждую из которых мы можем поставить акцент реальности. Мы говорим об областях смысла, а не о субуниверсумах потому, что именно смысл нашего опыта, а не онтологическая структура объектов конституирует реальность. Следовательно, мы называем определенный ряд наших переживаний конечной областью смысла, если он обнаруживает специфический когнитивный стиль и является — с учетом этого стиля — не только внутренне последовательными, но и совместимыми друг с другом. Выделенная курсивом фраза важна, потому что непоследовательность и несовместимость некоторых переживаний, принадлежащих одному когнитивному стилю, не ведет к обязательному снятию акцента реальности с соответствующей области смысла в целом, а лишь к аннулированию конкретного переживания или переживаний внутри этой области. Что, однако, следует понимать под терминами «специфический когнитивный стиль» и «акцент реальности»? В качестве примера давайте опять рассмотрим мир повседневной жизни, как он был определен и проанализирован в предыдущей главе. Этот мир, очевидно, является одним из многих «субуниверсумов» или «конечных областей смысла», хотя выделяется как последняя и верховная реальность.

Черты когнитивного стиля повседневности:

1) специфическое напряжение сознания, а именно бодрствование, выражающееся в полном внимании к жизни;

2) специфическое epoché, а именно «приостановка» сомнения;

3) преобладающая форма спонтанности, а именно рабочая операция (осмысленная спонтанность, основанная на проекте и характеризующаяся намерением вызвать спроектированное положение дел посредством телодвижений, вторгающихся во внешний мир);

4) специфическая форма испытывания своего Я (работающее Я как тотальное Я);

5) специфическая форма социальности (общий интерсубъективный мир коммуникации и социального действия);

Выводы:

1) Все эти миры — мир сновидений, мир грез и фантазий, особенно мир искусства, мир религиозного опыта, мир научного созерцания, игровой мир ребенка и мир безумия — являются конечными областями смысла. Это означает, что а) все они обладают неповторимым когнитивным стилем (хотя не стилем мира рабочих операций при естественной установке); б) все переживания внутри каждого из этих миров в отношении данного когнитивного стиля внутренне последовательны и совместимы друг с другом (хотя не совместимы со смыслом повседневной жизни); в) каждая из этих конечных областей смысла может получить специфический акцент реальности (хотя не акцент реальности мира рабочих операций).

2) Последовательность и совместимость переживаний в отношении их неповторимого когнитивного стиля имеет место лишь внутри границ конкретной области смысла, к которой эти переживания принадлежат. То, что совместимо внутри области смысла P, никогда не будет так же совместимо внутри области Q. Напротив, из P, считающейся реальной, Q и все принадлежащие ей переживания покажутся надуманными, непоследовательными и несовместимыми, и наоборот.

3) Именно по этой причине мы имеем право говорить о конечных областях смысла. Их конечность предполагает, что не существует возможности соотнесения одной из этих областей с другой путем введения формулы трансформации. Переход от одной к другой можно исполнить только посредством того, что Кьеркегор называет «скачком», который проявляется в субъективном переживании шока

4) То, что было названо «скачком» или «шоком», является ни чем иным как радикальным изменением напряжения нашего сознания, основанным на различном attention à la vie.

5) Неповторимому когнитивному стилю каждой из этих различных областей смысла свойственно, поэтому, специфическое напряжением сознания и, следовательно, так же специфическое epoché, преобладающая форма спонтанности, специфическая форма переживания Я, специфическая форма социальности и специфическая временнáя перспектива.

6) Мир рабочих операций в повседневной жизни является архетипом нашего опыта реальности. Все остальные области смысла можно рассмотреть как его модификации

Гурвич: в своей центральной работе «Поле сознания» Арон Гурвич излагает концепцию порядков существования. Ключевым предметом внимания в этой концепции является помещенность любого объекта в бесконечно протяженный контекст. Критикуя теорию конечных областей смысла Альфреда Шюца, Гурвич показывает, что помимо анализа способов отношения к миру в естественной установке и производных от нее миров необходимо рассмотреть, как конституируется тот или иной мир в его единстве и целостности. С точки зрения Гурвича, каждый порядок существования получает единство благодаря специфическому для него принципу релевантности, функцию которого в мире реальности выполняет объективированное время.

Но! в  силу того что существуют принципиально атемпоральные порядки существования, например, эйдетические области, объективированное время нельзя считать общим конститутивным принципом всех порядков существования.

Порядки существования в смысле нашего определения представ‑ ляют собой естественные группировки, в которых вещи предстают в донаучном и дотеоретическим опыте, а также объяснительные системы, созданные в некоторых науках для рационального объ‑ яснения мира, материального, исторического и социального. Мы должны также упомянуть чисто идеальные порядки существова‑ ния, такие, как логические системы, отдельные геометрические си‑ стемы, систему натуральных чисел, обобщенные числовые систе‑ мы и т.д. Наконец, есть универсумы художественного творчества, например универсум музыки. Каждому порядку существования присущи специфические принципы релевантности, конституирующие этот порядок и придающие ему единство. Различия между порядка‑ ми существования можно выразить и определить в терминах раз‑ личных принципов релевантности, присущих соответствующим порядкам.

Основатель социальной феноменологии А. Шюц именно в предметно-телесной закрепленности видел преимущества повседневности по сравнению с другими сферами человеческого опыта, которые он называл конечными областями значений (finite provinces of meaning). Наряду с повседневностью это такие сферы, как религия, сон, игра, научное теоретизирование, художественное творчество, мир душевной болезни и т.п. Он определял эти области как конечные, потому что они замкнуты в себе и переход из одной области в другую не только невозможен, но и требует определенного усилия и предполагает своего рода смысловой скачок. Например, переход от увлекательного романа или захватывающего кинофильма к реалиям повседневной жизни требует некоторого усилия, заключающегося в переориентации нашего восприятия на иную реальность. Религиозный опыт также резко отличается от опыта повседневности, и переход от одного к другому требует определенной душевной и эмоциональной перестройки. То же можно сказать и о других случаях.

Значения фактов, вещей, явлений в каждой из этих сфер опыта образуют целостную систему. Одна и та же вещь, например лепешка из пресного теста, имеет разные значения в религии, науке, повседневной жизни. В каждой из названных сфер ее значение входит в целостную, относительно замкнутую систему значений. Эти системы относительно мало пересекаются, поэтому соответствующие сферы опыта и названы конечными областями значений. Но я бы предпочел именовать их мирами опыта: мир сна, мир игры, мир науки, мир повседневности и т.д.

Возникает вопрос: как можно сопоставить, скажем, сон и повседневность? В жизни все реально, мы имеем дело с настоящими предметами, а во сне все снится. Или: как сопоставить сказку и повседневность? В сказке есть и Кощей Бессмертный, и Конек-Горбунок, и ковер-самолет — фиктивные, воображенные существа и предметы, а в повседневности нас окружают реальные, объективные вещи. Так чем же нужно руководствоваться, сопоставляя эти конечные области значений?

Дело в том, что, рассуждая о конечных областях значений, мы не затрагиваем вопрос об объективном существовании фактов и явлений в данных областях. И у нас есть полное право на это. В этом и состоит специфика феноменологического подхода. Ведь речь идет не о том, что объективно, а что не объективно; и в одном, и в другом, и в третьем, и в пятом случае мы имеем дело со сферами опыта. А все, что нам известно о мире, мы знаем из нашего опыта. Но в качестве содержания нашего опыта Конек-Горбунок существует так же, как стул, хотя и не так же. И в конечном счете невозможно доказать, что на самом деле стул существует, а Конек — нет. Если я скажу, что видел и трогал стул, и даже сидел на нем, а Конька не видел и не трогал, то это глупо: мало ли чего я не видел и не трогал, каракатицу, например, но я ведь не утверждаю, что каракатица не существует.

Эти философские тонкости помогают нам понять, как отличить мир повседневности от других миров опыта. Во всех случаях человек имеет дело с опытом, но как неотъемлемая часть опыта повседневности выступает переживание объективного существования вещей и явлений — то, чего, как правило, нет в других мирах опыта: в сказке и мифе, во сне, в игре, в науке (например, идеальной прямой в реальности не существует), в искусстве и т.д. По мнению Шюца, именно это качество опыта повседневности — телесно-предметное переживание реальности, ее вещей и предметов — и составляет ее преимущество по сравнению с другими конечными областями значений. Поэтому, говорил он, повседневность является верховной реальностью. Человек живет и трудится в ней по преимуществу и, отлетая мыслью в те или иные сферы, всегда и неизбежно возвращается в мир повседневности.

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен...

Точно так же поэт возвращается к этим заботам и принеся жертву Аполлону.

Верховная власть повседневности обеспечивается именно связью повседневных дел и забот с физической телесностью дей ствующего индивида. Выяснив это, вновь обратимся к Мастеру и Маргарите. Воланду — главному экспериментатору булгаковского романа — удается преодолеть не только логику повседневности, но и ее фундамент — повседневную физику, гарантирующую устойчивость этой логики. Пребывая по ту сторону жизни и смерти, он ставит под сомнение сам принцип верховенства повседневной реальности. Этот эксперимент поистине уникален, и если мы попробуем отнестись всерьез к художественной фантазии Булгакова, то можем обрести доступ к повседневности, которая является уже не верховной реальностью, но одной из конечных областей значений и может объективно наблюдаться в ее отношениях с другими смысловыми сферами.