Приложение 1. Документ  И.Т. Радожский «Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 гг.» (Извлечение).

...Бородинская битва многими очевидцами описана и почти всякому известна; а потому, избегая повторений, опишу только некоторые картины и случаи.

С восхождением солнца, по всей линии от левого фланга до середины, открылась ужасная канонада из пушек, гаубиц, единорогов. Выстрелы так были часты, что не оставалось промежутка в ударах: они продолжались беспрерывно, подобно раскату грома, производя искусственное землетрясение. Густые облака дыма, клубясь от батарей, возносились к небу и затмевали солнце, которое покрывалось кровавою пеленою, будто изменяясь от ожесточения и ярости человеческой. Мы с Фигнером на правом фланге долго оставались спокойными зрителями этого явления и безмолвно стояли при своих пушках... Ядра неприятельские долетали до нас последними прыжками или катились на излете; гранаты хлопали в воздухе и, рассыпаясь осколками, производили страшные звуки.

На левом фланге происходила жесточайшая битва; русские мужественно держались в окопах. Французы за каждый шаг вперед платили несметною потерей людей. Нельзя не удивляться отчаянию, с каким они лезли на смерть; нельзя не удивляться присутствию духа русских, с каким они защищались, удерживая стремление превосходящих сил неприятеля.

Когда французы в середине нашей линии овладели в первый раз Курганным люнетом и были опрокинуты, в то время приказано пехоте 4-го корпуса двинуться на подкрепление сражающихся около люнета. Весть о подвигах наших, сбивших в этом месте неприятеля, быстро распространилась по линии. Елецкого полка майор Т. ... в восторге воинского духа скакал от места сражения по нашей линии, провозглашая всем, что французы разбиты и неаполитанский король взят в плен... Но этот мнимый Мюрат был генералом Бонами. Когда русский гренадер хотел его колоть, то он для спасения своего вскричал: «Я король!» Тогда усач, взявши короля за шиворот, потащил к главнокомандующему. Князь Кутузов тут же поздравил рядового унтер-офицера и наградил его знаком отличия военного ордена св. Георгия. Встреча около люнета недешево и нам стоила: тут на батарее убили начальника всей артиллерии графа Кутайсова, генерала, обещавшего много своими личными достоинствами.

Пехота 4-го корпуса пошла к центру, но артиллерия еще оставалась в резерве. Мы с Фигнером беспрестанно ожидали, не позовут ли и нас на кровавое пиршество... Нам велено было только вывезти из кустарников орудия, поставить их вместе и быть в готовности. Из любопытства я взъехал на ближайший курган, перед дер. Горки, с которого русская батарея стреляла в неприятельские колонны. Тут открылось передо мною обширное поле сражения. Я видел, как наша пехота в густых массах сходилась с неприятельскою; видел, как, приближаясь одна к другой, пускали огне батальный огонь, развертывались, рассыпались и, наконец, исчезли; на месте оставались только убитые,  а возвращались раненые. Другие колонны опять сходились и опять таким же образом исчезали. Это зрелище истребления людей столько поразило меня, что я не мог долее смотреть и с сжатым сердцем отъехал к своим пушкам...

Казалось, главнокомандующий не терял надежды на победу, доколе большой люнет в центре линии и село Семеновское, на левом фланге, находились в наших руках. Отклоняя, сколько возможно увеличившуюся на левом фланге опасность, он старался потерянное возвратить и все силы употребить на то, чтобы колеблющуюся победу обратить к русским знаменам. Для отвлечения внимания неприятеля он приказал генерал-лейтенанту Уварову с 1-м кавалерийским корпусом перейти р. Колочу и атаковать их левый фланг, открытый за сел. Бородином. Мы с удовольствием смотрели, как кавалерия наша по ту сторону речки длинными линиями красных, синих гусаров и уланов двигалась вперед, потом ударила на французскую кавалерию и прогнала ее далеко за Бородино; там напала она на батарею... Но четыре полка неприятельской пехоты, от Бородина построившись в каре, пошли на нашу кавалерию; она попеременно атаковала каждое каре и, будучи не в состоянии ни одного разбить, отступила. В это время Фигнер получил приказание с артиллерию подойти к д. Горкам: на пути мы слышали вправо сильную ружейную стрельбу, производимую французами   против   нашей   кавалерии,— и   вдруг несколько рассеянных гусаров проскакали мимо нас. Некоторые из них, простреленные, тут же падали с лошадей, в том числе один прекрасный офицер, пробитый пулею в грудь, упал с лошади в двух шагах перед нами... Вскоре затем увидели мы два донские казачьи полка, довольно искусно прошедшие врассыпную вперед, под ядрами, без всякого урона; потом они собрались и ударили вместе на французов.

Пополудни, когда вице-король итальянский делал последний приступ на наш Курганный люнет, батарейный и ружейный огонь, бросаемый с него во все стороны, уподоблял этот курган огнедышащему жерлу; притом блеск сабель, палашей, штыков, шлемов и лат от ярких лучей заходящего солнца, все вместе представляло ужасную и величественную картину. Мы от дер. Горки были свидетелями этого кровопролитного приступа. Кавалерия наша мешалась с неприятельскою в жестокой сече: стрелялись, рубились и кололи друг друга со всех сторон. Уже французы подошли под самый люнет, и пушки наши после окончательного залпа — умолкли... Между тем пехота неприятельская лезла на вал со всех сторон и была опрокидываема штыками русских в ров, который наполнялся трупами убитых; но свежие колонны заступали места разбитых и с новою яростию лезли умирать; наши с равным ожесточением встречали их и сами падали с врагами. Наконец французы с бешенством ворвались в люнет и кололи всех, кто им попадался: особенно потерпели артиллеристы, смертоносно действовавшие на батарее. Тогда Курганный люнет остался в руках неприятеля. Это был последний трофей истощенных сил их...

Говорили, что в начале сражения над головою князя Кутузова носился орел и князь, снявши шляпу, будто приветствовал его как предвестника победы; но многие сомневались, чтобы главнокомандующий стал заниматься орлом в то время, когда все мысли и внимание его были устремлены на действие боя. Вероятнее могло быть, что случайное появление орла во время сражения показалось иным за нечто пред вещательное. Нельзя оспаривать и того, что благоразумные полководцы не упускают малейших случаев для внушения мужества своим воинам. Так, Наполеон, желая утвердить в войсках своих надежду на победу, при восхождении солнца в день Бородинской битвы вскричал: «Это солнце Аустерлица!» Но он жестоко обманулся.