Нужна помощь в написании работы?

Второй этап развития философии науки историки связывают обычно с творчеством Э. Маха (1838 - 1916). Его имя оказывается настолько знаковым для эпохи, что нередко всех специалистов этих лет в области философии науки причисляют к лику махистов. Авторитет Маха был действительно велик. Но, к сожалению, несколько все же преувеличивается его роль, хотя вместе с тем вклад Маха в развитие философии науки часто преуменьшают, заслоняя его изложением некоторых родовых черт махизма, составляющих отнюдь не самую сильную сторону его учения.

Э.Мах выступает как воинствующий адепт феноменализма Гершеля и Милля, модернизируя их взгляды с учетом критики концепции индуктивной науки. Но как физик - теоретик конца XIX века, наделенный умом новатора, он неизбежно должен был откликнуться на «вызов века» и дать более углубленную, чем его предшественники, концепцию основ научного познания.

Как защитник и продолжатель позитивизма, который оказал «действительные услуги более молодым естествоиспытателям своими исследованиями» природы науки, Мах прежде всего стремится опровергнуть Уэвелла и отстоять сенсуалистический эмпиризм в главном, в основном. По его мнению, Уэвелл вследствие своей приверженности идеям Канта пришел «к весьма странным воззрениям в очень простых вопросах естествознания... То, что мои взгляды не могут совпадать с идеями Канта должно быть ясно с самого начала - в виду различия исходных точек зрения, исключающих даже общую почву для споров».

По сути, его книга «Познание и заблуждение» - это своего рода «Анти - Уэвелл». Но взгляды оппонента Мах детально не рассматривает, а только противопоставляет свою концепцию, основанную на том, что «в опыте заключается последний источник всякого познания природы». Наука, по Маху, это более чем концептуальные рассуждения о фактах, элементами которых выступают содержания сознания, представленные ощущениями. При этом все эмпирические суждения, включая теоретические положения, могут быть сведены к утверждениям об ощущениях. Научные теории имеют, таким образом, только описательный смысл, а их ценность - лишь в кратком и емком, экономном описании ощущений. Отсюда, «задача всякой науки - замещение опыта или экономия его воспроизведения и предвосхищением фактов в наших мыслях». В зависимости от интерпретации элементов - как характеристик наших переживаний или как терминов, описывающих наш внешний опыт, одни и те же элементы и слова, их символизирующие, относятся к «психическому» или «физическому» ряду высказываний. Таким образом, «физическое и психическое имеют общие элементы и, следовательно, между ними нет резкой противоположности», как нет и противоположности между субъективным и объективным. Во всем перечисленном выше Мах, очевидно, «шел назад к Юму», а не увлекал вперед.

Но если Э. Мах мало интересен как философ, он весьма содержателен как методолог, и именно в этом амплуа он действительно двигает вперед философию науки.

Обоснование К.Бернаром роли идеи детерминизма в методологии опытных наук заставляет Маха признать, «что во время исследования всякий мыслитель по необходимости теоретический детерминист. Это имеет место и тогда, когда он рассуждает лишь о вероятном». Ядро научной индуктивной методологии виделось у позитивистов в канонах Гершеля - Милля, призванных открывать в явлениях механическую причинность. В свою очередь Мах опровергает утвердившееся обоснование механицизма в физике законом сохранения энергии, который толковался как утверждение о сводимости всех форм энергии к механической. С большим упорством в ряде работ («Принцип сохранения работы», «Современные взгляды на энергию», «Принцип сохранения энергии», «Механика» и др.) Мах доказывает, что механицизм в своей основе есть не более чем «объяснить механические свойства физических процессов механическими аналогиями», наиболее соответствующими, что доступно наблюдению и исследованию непосредственно с помощью наших органов чувств и потому наглядно для Но когда принципы механики «выставляют в качестве аксиом физики, то это равносильно, собственно говоря отрицанию всех процессов движения... Физика, разрабатываемая таким образом, дает нам схему, в которой едва ли можно узнать действительный мир. В.Вундт выступил против позитивистов в вопросе о природе и роли математики в познании, поскольку они «считали подчиненность математики естественным наукам и даже принадлежность к ним... несомненным фактом» Мах, учитывая эту критику, соглашается, что кантовский вопрос о том, как возможна чистая математика «содержит зародыш важного исследования», но, считает он, этот вопрос был бы еще важнее, если бы не содержал в себе заранее «предположения, что математические знания получаются априорно». Сам он оказывается под влиянием Г. Грассмана, Дж. Буля, Л. Кутюра и особенно Б. Рассела, доказывавшего, что «чистая математика следует из чисто логических предпосылок и пользуется только теми понятиями, которые определимы в логических терминах. Это было, разумеется, антитезой учению Канта». Мах, таким образом, становится на позиции логицизма, ставившего целью обосновать математику посредством сведения ее исходных понятий к понятиям логики.

Ему, как и Уэвеллу, приходится начать с вопроса о роли идеи в научном познании, и не отвергая достигнутого Уэвеллом, дать им иную интерпретацию. Идеи, по Маху, это – собственные мысли индивида: «Мои идеи непосредственно доступны только мне, как идеи моего соседа только ему непосредственно известны. Идеи эти принадлежат к области психической». Передать другому их можно лишь в материализованной форме - словами, знаками, жестами и пр. Среди всего множества идей Мах выделяет «идеи, служащие руководящим началом при расширении наших познаний посредством экспериментальных исследований». А это предполагает выход за пределы личного опыта: «прогресс в исследовании может быть достигнут только при взаимном содействии людей, при социальном объединении их, при взаимном обмене сведениями при помощи языка и письма»3. Иначе говоря, дело научного познания - дело не индивида, а научного сообщества, по отношению к которому отдельно взятый ученый, хотя и автономен, но не суверенен. Поэтому, хотя идея возникает в голове отдельно взятого ученого, она является его вкладом в исследование, не им начатое и не им, вероятно, предстоящее быть завершенным. В эвристическом отношении, такая идея выступает как прообраз будущего опыта, более или менее соответствующий или не соответствующий имеющемуся. Кроме опытности, для исследователя «требуется сильно развитая фантазия», которая «по необходимости должна заполнять пробелы» в опытной основе для понимания мира и «удовлетворять потребности в таком понимании».

Особое внимание Мах уделяет роли математики и вообще логико-математическому каркасу науки. Сами по себе ни индукция, ни дедукция нового не открывают. Формализация как таковая «может иногда послужить для проверки того или другого хода мыслей, но не для того, чтобы найти новый» ход мыслей, способный привести к открытию. Но, в то же время, без помощи математики, математического анализа «величайшие и важнейшие открытия» осуществить невозможно. Однако такие открытия имеют не одномоментный разовый характер, а требуют времени, продвижения в исследовании шаг за шагом методом проб и ошибок, с помощью гипотез, в которых правильное смешано с ложным. Более того, «новое всегда вначале принимается за заблуждение. Лишь в течение времени осознается, что новый научный результат постепенно назревал в прошлом конечном счете, этот путь к новому состоит в переборе догадок и поиске адекватной гипотезы, которая дозревает до научной теории.

Суть гипотезы в структуре научного поиска состоит по Maxу в следующем. Обнаружив факт, требующий своего объяснения, мы произвольно придумываем условия, которым должна отвечать проблема, чтобы быть решенной, создаем, иначе говоря, модель исследуемого факта. Если модель, при всей ее условности, оказывается доступной до ее доработки на уровне подгонки формально-логического аппарата описания, и такая подгонка и ее проверка осуществлены, обратный путь рассуждения ведет к правильному истолкованию факта и в то же время к очищению модели от всего надуманного и излишнего.  Так как то, что подлежит изображению, и средство изображения все же вещи различные, то мы в одном замечаем то, что оставалось бы в другом скрытым», и в этом состоит эвристическая роль математического моделирования как главного инструмента в развитии научной теории.

Рассматривая взгляды Маха на науку и ее рост, нельзя не отметить следующего. Во-первых, в отличие от позитивизма Милля-Гершеля Мах выделяет особую роль теории. От позитивизма сохраняется утверждение, что теория есть экономная форма описания фактов. Во-вторых, Мах принимает, что в своем развитии наука устремлена к реализации некоего «идеала науки» - детерминизма, имеющего нормативный, метаопытный характер. В основе этого априорного по сути идеала науки можно лишь предположить, полагает Мах, «устойчивость фактов», то есть независимость их от сознания. «Существующая устойчивость настолько велика, что она достаточна, чтобы служить основой прогрессивного идеала науки». В-третьих, поскольку всякая научная теория есть модель исследуемого, в которой новое дано в комбинации со старым, уже известным и, тем самым, в условно адекватной, временной форме, ни одна теория не является окончательной, и в развитии науки особую роль приобретает обнаружение и исследование возникающих парадоксов, которые хотя и раскрываются с помощью логики, но имеют свое собственное происхождение истории современного состояния науки, теории. В-четвертых, как позитивист, Мах стоит на точке зрения кумулятивизма. Кумулятивизм можно трактовать в узком смысле как утверждение, что рост науки состоит в росте суммы суждений описывающих факты опыта, как это делал Милль. Мах близок к такому пониманию, когда он признает единицей знания суждение о факте. В широком же смысле кумулятивизм означает что наука развивается прогрессивно, и в ходе ее развития растет глубина, объем, информационная емкость накопленного фонда знаний. Между двумя смыслами кумулятивизма - лакуна, и чтобы как-то заполнить ее, Мах может только строить догадку, что чем ближе наука к своему идеалу, тем более она будет переходить в простое, прямое описание фактически данного.По его мнению, цель всякой науки в том, чтобы изобразить факты в идеях для устранения практической или интеллектуальной неудовлетворенности. Всякая практическая или интеллектуальная потребность удовлетворена, если наши идеи вполне воспроизводят факты чувственного мира. Это «воспроизведение» и есть задача и цель науки. Причем, исследовать законы связи между представлениями должна психология;                  открывать законы связи между ощущениями — физика; разъяснять законы связи между ощущениями и представлениями — психофизика.

Поделись с друзьями