В России после нового обретения своей субъектности власть попала в ситуацию стратегического вакуума, поскольку крах общественной поддержки псевдолиберального курса совпал по времени с «равноудалением» «лавочников». Решая задачи по реанимации общественной и экономической жизни, отвечая на внешние вызовы, власть предпочла оставаться в рамках либерально-экономического подхода, правда, не афишируя это громко. За ее действиями угадывалось ожидание, что макроэкономическая и общественная стабилизация вместе с разумным протекционизмом вызовут подъем инвестиций отечественного бизнеса и оживление экономики страны. Что в принципе и произошло, однако не в том объеме, который ожидался.
Российские бизнесмены предпочитали не платить налогов, держать низкими зарплаты людей, ограничивать конкуренцию своему бизнесу через коррупцию и через задействование административного ресурса. Уровень отсечения проектов для инвестирования по норме прибыли был не ниже 100%. Оставшиеся значительные суммы денег выводились за рубеж, где просаживались в кабаках. Многие их тех, кто получил крупные куски советской индустрии, готовили свои предприятия к продаже иностранцам.
Разбираясь с наследством 90-х, власть во многом действовала интуитивно в соответствии со сложившейся ситуацией. Прежде всего она перераспределила природную ренту, связанную с добычей нефти, и доходчиво объяснила, что налоги платить надо. В бюджете зашевелились деньги, пошел подъем зарплат бюджетников, а с ними и других работников по найму, вследствие чего стал расти внутренний рынок. И далее, решая проблему развития стратегических отраслей, власть нащупала адекватный шаг - концентрацию капитала путем создания крупных корпораций. В свете рассмотренного выше понятно, что, по сути, это процесс воссоздания техноструктуры. И вот тут-то «лавочники» заголосили.
Попробуем разобраться в причинах их недовольства. Во-первых, власть образует корпорации путем слияния принадлежащих ей активов. Как это затрагивает частный бизнес? Только через денежные потоки - деньги уходят «наверх», и многие «эффективные» менеджеры и прочие «откатыватели» остаются не у дел. Конечно, «наверху» наверняка есть своя коррупция, но положительный эффект от концентрации бросается в глаза. Во-вторых, корпорации поднимают зарплаты своим работникам, соответственным образом влияя на весь рынок труда. Одна из возможных гипотез, почему они так делают, заключается в предположении неформального давления власти на «крупняк» с целью повышения уровня жизни людей в стране. При этом частный бизнес давится от жадности и заявляет о своей неконкурентоспособности по сравнению с крупными корпорациями.
Если рассмотреть аргументацию противников крупных корпораций, то можно выделить пять основных направлений критики:
- госкорпорация - это новая правовая форма, еще не апробированная практикой (данный аргумент касается лишь ставших недавно популярными некоммерческих образований с таким названием и не затрагивает корпорации, образованные в виде ОАО);
- государство в качестве владельца понизит эффективность управления;
- возрастет уровень коррупции;
- крупные корпорации оказывают влияние на рынок труда;
- государство будет заниматься протекционизмом, давать крупным корпорациям различного рода льготы; в корпорации уйдет весь госзаказ.
Второй и третий пункты были рассмотрены выше. Пока очевидно, что объединение нескольких предприятий в корпорацию снижает уровень коррупции хотя бы за счет концентрация закупок и денежных потоков и делает проще задачу подбора адекватного управленца, ибо одного хорошего работника найти легче, чем десяток. Четвертый пункт тоже освещался ранее: при существующей практике раздела общественного пирога если даже доля зарплат в ВВП вырастет за счет прибыли предприятий раза в полтора, то мы только приблизимся к структуре распределения ВВП в США - самой эффективной экономике мира.
Пятый пункт собрал все аргументы, проистекающие из предположения о том, что государство будет ограничивать конкуренцию для своих питомцев. Однако текущая практика управления нефтяной отраслью, где компании с большой долей государственного участия конкурируют с полностью частными компаниями (вспомним о влиянии на рынок на 100% государственной «Транснефти»), показывает, что власть достаточно бережно обращается с экономическими субъектами, продолжая высоко ставить принцип конкурентности. Другое дело - влияние масштаба на снижение издержек и рост эффективности, который делает крупные производства более конкурентоспособными по сравнению с мелкими. Но это чисто экономический фактор, который «взламывает» административную защиту небольших частных компаний, заставляя их бегать более интенсивно. А победа сильнейшего в честном экономическом поединке - это один из принципов экономической конкуренции, за который мы все так ратуем.
Таким образом, разбор аргументации противников создания крупных корпораций в России дает неожиданный ракурс темы. Оказывается, что интуитивная находка власти в виде слияния своих активов в крупные компании отнюдь не уменьшает конкуренцию, как это можно было бы предположить в свете популярных экономических теорий, а напротив, увеличивает ее. В результате сносятся ограды мелких загончиков, где в течение длительного времени кормились многие, и соответствующие бизнесмены ставятся перед новой реальностью в виде исчезновения кормивших их коррупционных схем и оказываются перед необходимостью бегать по рынку и честно соревноваться за свой доход. Что, естественно, им не нравится.
1. Предпринимательство в России не стало массовой профессией. Это означает не что иное, как провал экономических реформ. Российский предпринимательский класс выживает в очень трудных условиях и, по данным проводившихся в прежних исследованиях фокус-групп, остро ощущает свою правовую незащищенность. Неблагоприятные условия работы малого и среднего бизнеса и сравнительно малая численность занятых таким бизнесом людей приводят к тому, что данный социальный слой в России во многих отношениях является маргинальным. Наличие институциональных барьеров фактически отсекает значительные слои населения от активной предпринимательской деятельности.
2. Российский «средний класс» в своей массе не является предпринимательским. Он является служилым, коррупционным и «нефтяным». Такая социальная структура является неэффективной, она не способствует выживанию страны в условиях экономической и геополитической конкуренции.
3. Российское высшее образование работает на пополнение «среднего класса», а не предпринимательского класса. Отсюда вытекает роль высшего образования: оно дает «прилагаемый» (аскриптивный), а не достижительный статус. Предпринимательство не стало для молодежи «социальным лифтом» в предпринимательской сфере. Поэтому единственной надеждой повысить свой социальный статус для молодежи является получение высшего образования и ориентация на карьеру в «среднем классе». Причем существующая социальная система предъявляет спрос скорее на формальное обладание дипломом, чем на подлинную высокую квалификацию. Свидетельство о высшем образовании является пропуском в «средний класс» (необходимым, хотя и не достаточным условием).
Альтернатива социальной карьеры в виде независимой предпринимательской деятельности сегодня в России если и существует, то крайне затруднена. Для молодых людей, не получивших высшего образования, доступ к карьере фактически закрыт.
Косвенно отсюда вытекает наблюдаемый сегодня крайне высокий спрос молодежи на получение высшего образования, причем неважно, какого качества. Из этого может быть сделан следующий вывод: если правительство попытается ограничить число студентов в стране, это может вызвать активные социальные протесты со стороны молодежи. Аргумент, что будут ликвидироваться только неэффективные вузы, в данном случае не работает, поскольку средством повышения статуса является формальное обладание дипломом, а не реальная высокая квалификация (по крайней мере, так кажется многим молодым людям и их родителям).
Поможем написать любую работу на аналогичную тему