Поэзия Константиноса Кавафиса

(1863, Александрия – 1933, Александрия)

Константинос Кавафис – греческий поэт. Сборник «Стихотворения» - редакции 1905 и 1910 г.; наиболее полный вариант издан в 1935 г.

Кавафис родился в Александрии (Египет), прожил там большую часть жизни и там же умер в возрасте 70 лет от рака горла. Александрия – древний город, когда-то крупнейший центр эллинистического мира, а затем один из главных центров раннего христианства – был сильно разрушен во время османского завоевания Египта (XVI в.) и с начала XIX века переживал период экономического возрождения, в котором деятельное участие принимала быстро растущая греческая колония. Александрия Кавафиса - это запущенный, безрадостный мир, на той стадии упадка, когда чувство горечи ослабляется привычностью разложения. Александрия Кавафиса – буквальный город, метафорический город, чувственный город, мифический и эллинистический. За исключением шести-семи не связанных между собой стихотворений, "реальный" город не появляется непосредственно в канонических 220 стихотворениях Кавафиса. Первыми выступают "метафорический" и мифический города, но его вымышленная Александрия существует столь же живо, как и реальный город.

Жизнь Кавафиса не была насыщена яркими событиями. В 1882 году, когда Кавафису было девятнадцать лет, в Александрии произошли антиевропейские беспорядки, вызвавшие кровопролитие; англичане бомбардировали города с моря. Но Кавафис незадолго до того уехал с матерью в Константинополь и упустил случай присутствовать при единственном историческом событии, имевшем место в Александрии на протяжении его жизни. Внешняя биография Кавафиса может быть описана в нескольких строках. Он жил в Александрии, писал стихи (изредка печатал их в виде брошюрок или листовок крайне ограниченным тиражом), работал в конторе, беседовал в кафе с литераторами, играл в карты, играл на скачках, посещал гомосексуальные бордели и иногда посещал церковь. Кавафис говорил и повторял, что его стихи родились из его жизни, но теперь она погребена в них – целиком и навсегда.

(4) Отдельные листки, листы из блокнота (фрКавафис был девятым ребенком в зажиточной семье, воспитывался в греческой православной вере. Отец Кавафиса, возглавлявший крупную коммерческую фирму, принадлежал к кругу местной аристократии. После внезапной смерти отца в 1870 г. благосостояние семьи стало быстро ухудшаться. В 1872 г. вдова и дети уезжают в Англию, где дядя будущего поэта руководил одним из филиалов фирмы «Кавафис и сыновья». Семилетнему пребыванию в Англии Кавафис обязан блестящим знанием английского языка, зарождением серьезного интереса к культуре, и в первую очередь к литературе, этой страны. Первые стихотворения Кавафис пишет на английском языке.

В Александрию Кавафис вернулся, когда ему  было шестнадцать лет. Некоторое время он посещал Гермес Лицеум, коммерческое училище в Александрии, но больше увлекался античной классикой и историей, чем коммерцией. Три года Кавафис проводит в Константинополе, эти годы были значительными для его формирования. Именно в Константинополе исторический дневник, который он вел несколько лет, был прекращен – на записи "Александр...". Вероятно, здесь он приобрел также свой первый гомосексуальный опыт. Двадцати восьми лет Кавафис впервые поступил на службу – временную – мелким чиновником в департамент мелиорации министерства общественных работ. Временная служба оказалась постоянной: он пребывал на ней еще тридцать лет, время от времени подрабатывая маклером на александрийской бирже.

Кавафис знал древнегреческий и новогреческий, латынь, арабский и французский языки; читал Данте по-итальянски, а свои первые стихи написал по-английски. Ранний Кавафис испытывает влияние английских романтиков, французских парнасцев и символистов. Кризисное мироощущение конца века приводит его к символической иносказательности, через которую он стремится выразить свое осмысление сущности мира, его глубинной реальности, его духовного бытия. Стихотворения "Ассоциации с Бодлером" (Кавафис вставил в него вольное переложение бодлеровского сонета "Соответствия") и "Строители", открывающие новый этап в творчестве Кавафиса, после пятилетного перерыва, свидетельствуют о символистской ориентацию поэта. В "Строителях" Кавафис впервые прибегает к иносказательной обобщенности в воссоздании современной общественной жизни, которая станет главной чертой его зрелой художественной манеры. Все последнее десятилетие XIX века складывается для Кавафиса как путь мучительного поиска своего стиля, метания от одного образца к другому, от ученического подражания к собственным открытиям. Впоследствии Кавафис исключит ранние «подражательные» стихи из своего "канонического свода". Поэзия Кавафиса настолько своеобразна, что ей трудно найти аналог как в греческой поэзии, так и мировой поэзии. Кавафис, с моей точки зрения, в то же время не родствен никому из крупных европейских поэтов — ни современных ему, ни принадлежащих предшествующей эпохе.

Начало 900-х годов – значительный рубеж в творчестве Кавафиса. Поэт утверждается в своей творческой манере. Кавафис пересматривает созданное им, отбрасывает или перерабатывает то, что не соответствует его определившимся философским и эстетическим критериям. В декабре 1904 года он отдает в типографию книгу "Стихотворения", которая была результатом проведенного отбора. В 1910 году Кавафис осуществит новое, расширенное издание своих стихотворений и в последующие два года совершит окончательный, еще более строгий пересмотр написанного, после чего в каталоге его произведений сохранится лишь половина названий. Это время вступления поэта в стадию творческой зрелости, обретения уверенности в себе, осознания своих возможностей и своих задач.

Ус 1909-1910 годов он начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм. Это – экономия зрелости, и Кавафис прибегает к намеренно «бедным» средствам, к использованию слов в их первичных значениях, чтобы еще усилить эту экономию. Так, например, он называет изумруды «зелеными», а тела описывает как «молодые и красивые». с 1909-1910 годов он начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм. Это – экономия зрелости, и Кавафис прибегает к намеренно «бедным» средствам, к использованию слов в их первичных значениях, чтобы еще усилить эту экономию. Так, например, он называет изумруды «зелеными», а тела описывает как «молодые и красивые». с 1909-1910 годов он начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм. Это – экономия зрелости, и Кавафис прибегает к намеренно «бедным» средствам, к использованию слов в их первичных значениях, чтобы еще усилить эту экономию. Так, например, он называет изумруды «зелеными», а тела описывает как «молодые и красивые». с 1909-1910 годов он начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм. Это – экономия зрелости, и Кавафис прибегает к намеренно «бедным» средствам, к использованию слов в их первичных значениях, чтобы еще усилить эту экономию. Так, например, он называет изумруды «зелеными», а тела описывает как «молодые и красивые». с 1909-1910 годов он начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм. Это – экономия зрелости, и Кавафис прибегает к намеренно «бедным» средствам, к использованию слов в их первичных значениях, чтобы еще усилить эту экономию. Так, например, он называет изумруды «зелеными», а тела описывает как «молодые и красивые».же с 1909-1910 годов Кавафис начал освобождать свои стихи от разнообразных поэтических средств – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм. В результате в отношении поэзии Кавафиса невозможно говорить об образности в привычном понимании: он не прибегает к таким приемам, как метафора и сравнение. Передает ли он сцену, событие или чувство, любая его строка – это просто сухое описание фактов без каких-либо красот. Кавафис прибегает к намеренно «бедным» средствам, к использованию слов в их первичных значениях, его язык «экономный». Так, например, он называет изумруды «зелеными», а тела описывает как «молодые и красивые». У Кавафиса полностью отсутствует восточная живописность. Обращение Кавафиса к «бедным» определениям создает неожиданный эффект: воображение читателя раскрепощается, в то время как более разработанные образы и сравнения ограничивали бы воображение. Преодолевая поэтику суггестивно-многозначного слова, Кавафис пришел к редкому в 20 в. аскетизму выразительных средств: стих Кавафиса, большей частью безрифменный, отличает естественность интонаций устной речи. Стилистика и композиция у Кавафиса построены на смешении разнородного. Он смешивает ученый и народный языки, сочетает ученую поэму, уличную сценку и эротическую эпиграмму. Подобное смешение не рассчитано на авангардистский эффект: единство в разнообразии и есть жизнь. Как правило, он пишет небольшие, продуманные до мелочей стихотворения. Самые длинные его стихи помещаются на двух страницах, самые короткие – в четырех-пяти строках. Такие стихи можно назвать памятками или пометами на полях, записями для себя. Лучшие его вещи передают не столько опыт или мысль автора, сколько их отправную или конечную точку.

Мировоззренческим установкам, сложившимся в 1900-е годы, Кавафис останется верен на протяжении всей своей жизни, однако в дальнейшем он будет воплощать их не столько в форме философских раздумий и несколько отвлеченных символов, сколько в драматизированных эпизодах истории, построенных на методе опосредованного внушения. История сама по себе притягивала поэта чрезвычайно, однако первоначальное зерно замысла давала ему жизнь. От жизненного факта, вызывающего яркую эмоциональную реакцию, через испытание временной отстраненностью к воплощению его в обобщенном образе исторической модели – так протекает творческий процесс Кавафиса.

Главных тем у Кавафиса три: любовь, искусство и политика, как ее понимают греки.

В "Итаке" (1910) Кавафис представил свою концептуальную схему: радость познания, окрыляющая путешествие человека по жизни, и составляет смысл его существования; тот, кто постиг эту истину, не ждет от конечной цели, от своей Итаки, никаких других даров.  

Кавафис был гомосексуалистом, и свобода, с которой он трактовал эту тему, была передовой не только по понятиям того времени, но и по современным. У. Х. Оден:

“Кавафис был гомосексуалистом, и его любовная лирика вовсе не намерена это обстоятельство скрывать. Задача стихов, среди прочего, - нести свидетельство об истине. Кавафис – свидетель предельно честный. Он не подчищает, не лакирует, не подхихикивает. Любовный мир его лирики – мир случайных встреч и мимолетных связей. Любовь здесь почти всегда ограничивается физической близостью, а нежность если и возникает, то, как правило, безответная. Вместе с тем Кавафис ни за что не согласится считать свои воспоминания о минутах телесной радости несчастливыми или поточенными какой-то виной. Можно чувствовать вину перед другими, грубо с ними обойдясь или не принеся им счастья, но никто, каковы бы ни были его моральные устои, и никогда, если говорить по чести, не станет жалеть о минуте физического наслаждения как такового” (У. Х. Оден “Кавафис”// У. Х. Оден “Чтение. Письмо. Эссе о литературе.” М. Независимая газета. 1998 г.)

Кроме стихов, основанных на личном опыте, Кавафис редко обращается к современности. Несколько его вещей отсылают к истории Греции, одно-два – ко временам падения Рима, а в остальном он сосредоточен на двух периодах: эпохе греческих царств-сателлитов, основанных Римом после краха империи Александра, и эпохе Константина и его преемников, когда христианство вытесняет языческие культы и становится государственной религией. Он оставил множество подробностей и острых зарисовок тех времен. Если до 1910-х гг. Кавафис находил свои сюжеты в самых разных исторических эпохах, то с 1910 года, начиная со стихотворения "Покидает Дионис Антония", он обращается к эпохе эллинизма (III-I вв. до н.э.), когда после смерти Александра Македонского его держава распалась на множество царств (в Египте, Македонии, Малой Азии и т. д.), раздираемых войнами и смутами и в конце концов покоренных Римом. Кавафис ощущает в этом материале множество аналогий с современностью и создает произведения, которые в совокупности составляют своего рода роман-эпопею. Его миниатюры, подобно частям и главам романа, освещают эпоху в развитии, через конкретные человеческие судьбы, многообразно связанные между собой. Подвергая художественному исследованию тот или иной фрагмент исторического времени, Кавафис рассматривает его с разных сторон, выдвигая на первый план то массовые сцены ("Александрийские цари"), то индивидуальные портреты, согревающие древний сюжет теплом непосредственного человеческого переживания ("Цезарион"). В этих эпизодах общественной и частной жизни он воплощает атмосферу эпохи, отмеченной распадом исторической формации. Интерес поэта к психологии масс как к социальному следствию общественных процессов будет нарастать и проявится особенно ярко в заключительный период его творчества.

В последний период творчества, исследуя переходные моменты в эволюции человеческого сознания, положения, несущие на себе печать раздвоенности, Кавафис черпает материал для анализа уже не в эллинистической, а в позднеримской эпохе – эпохе острых столкновений христианства и язычества (стихотворения, посвященные Юлиану Отступнику).

Каков бы ни был сюжет стихов Кавафиса, они всегда написаны ретроспективно. Любовные стихи Кавафиса написаны в том же духе, что и его исторические стихотворения. Ретроспективная природа Кавафиса такова, что зачастую возникает ощущение, что "удовольствия" были "бедными". Главный герой лирических стихов – чаще всего одинокий, стареющий человек, презирающий свой собственный облик, обезображенный Временем, которое изменило и столь многое другое, что было основным в его существовании. Единственное средство, позволяющее справляться с временем, есть память; именно его исключительная, чувственно-историческая память создает своеобразие Кавафиса. Любовные стихи Кавафиса не "трагичные", они ужасающие: ибо в трагедии речь идет о свершившемся факте, в то время как ужас есть продукт воображения. Чувство утраты у него куда острее, чем чувство обретения, потому что опыт разлуки длительнее, чем пребывания вместе. См. такие стихи, как "Прежде, чем время их изменило" или "Спрятанное".

В своих исторических стихах Кавафис пользуется "общественными" метафорами, то есть метафорами, основанными на политическом символизме (например, в стихотворениях "Дарий" и "Ожидая варваров"). В "каноне" семь стихотворений о Юлиане Отступнике (три года правления). Юлиан был воспитан как христианин, но, получив трон, попытался восстановить язычество в качестве государственной религии. Юлиан не преследовал христиан, не пытался обращать их. Он просто лишил христианство государственной поддержки и посылал своих мудрецов на публичные диспуты с христианскими священнослужителями. Священники часто проигрывали эти устные поединки, отчасти из-за того, что обычно бывали хуже подготовлены к дебатам, чем их оппоненты, поскольку исходили попросту из того, что их христианская догма лучше. Единственное из содеянного Юлианом, что могло бы расцениваться как преследование, это требование возвратить некоторые языческие храмы, захваченные христианами при предшественниках Юлиана, и запрет прозелитствовать в школах. "Порочащим наших богов не должно позволять учить юношей и интерпретировать произведения Гомера, Гесиода, Демосфена, Фукидида и Геродота, этим богам поклонявшихся. Пусть в своих собственных галилейских церквах они интерпретируют Матфея и Луку". Кавафису, по всей видимости, интересно отношение этого римского императора к проблеме. Похоже, что Кавафис видел в Юлиане человека, который пытался сохранить обе метафизические возможности, не выбирая, но создавая связи между ними, чтобы выявить лучшее в обеих. Понимание, что он не выбирал между язычеством и христианством, но раскачивался между ними, подобно маятнику, значительно расширяет рамки поэзии Кавафиса.

Последние стихотворения поэта отличаются глобальным, вселенским видением, обобщениями общечеловеческой значимости. Художественная система Кавафиса обретает логическую завершенность, концепция исторического процесса – афористическую оформленность. Пристальный интерес к проблемам существования и формирования человеческой личности распространяется и на проблемы поведения массы, на поведение нации, на ее историческую судьбу. Благодаря этому вся совокупность исторических стихотворений Кавафиса как бы пронизывается единым сюжетным стержнем и каждый даже самый мелкий эскиз подкрепляет общую картину.

“Начало”

запретное и острое блаженство

отхлынуло. Они встают с матраца

и быстро одеваются без слов.

Выходят врозь, украдкой, и по этой

неловкости на улице понятно:

им кажется, что все в них выдает,

с кем миг назад они упали рядом.

Но так и дорастают до стихов.

И завтра. Позже. Через годы, сила

Наполнит строки, чье начало – здесь.

Перевод Б. Дубина