Очевидно, что за годы работы Кеттел создал большую и сложную теорию личности. Просто как интеллектуальное достижение ее следует считать стоящей в одном ряду с другими теориями, описанными в этой книге. Равным образом понятно, что Кеттел и его сотрудники получили такое количество соотносящихся с его теорией эмпирических данных, которое превосходит полученное большинством из обсуждавшихся теоретиков. И тем не менее, обзор работ Кеттела неизменно побуждает смесь восторга и неловкости, иногда с преобладанием первого (Sells, 1959), иногда – последнего (Gordon, 1966). В глубоком анализе (Goldberg, 1968) высказано предположение, что эта амбивалентность связана с путаницей между Кеттелом-стратегом и Кеттелом – тактиком:
"В действительности вся предшествующая критика в адрес Кеттела была обращена к Кеттелу-тактику и отметала Кеттела-стратега – ошибка, равная игнорированию Фрейда на том основании, что свободные ассоциации являются плохой методикой измерения. Кеттела резко критиковали, поскольку его попытка составить карту "всего пространства структуры личности" не дало ему возможности сконцентрироваться на одной ограниченной части этой общей задачи" (с. 618).
Это представляется точным. Сама широта теоретических интересов Кеттела бросала его в новый проект раньше, чем предыдущий находил твердое реальное воплощение. Большие фрагменты теоретических построений Кеттела стоят на очень шатких эмпирических опорах (Весker, 1960). Но большие фрагменты любой широкой теории личности должны стоять на шатких опорах – по крайней мере, при жизни теоретика, если большую часть работы он делает сам. Хорошее исследование личности – дело небыстрое и дорогое. К великой чести Кеттела, большая часть его теории имеет столько эмпирических оснований, сколько имеет.
О теории Кеттела нельзя сказать, что она популярна в том смысле, в каком популярны или были популярны теории Фрейда, Роджерса, Салливана или даже Олпорта или Мюррея, хотя она и привлекла небольшую и активную группу сторонников. Частично это связано с некоторой недоступностью технических процедур факторного анализа и дискуссиями относительно его спорности, что может отталкивать читателя, ориентированного на каузальность. Частично это связано с тем, что иногда преувеличенные эмпирические требования и случающееся очернение альтернативных подходов недостаточны, чтобы завоевать искушенного читателя. Это вызывает глубокое сожаление, поскольку именно последние могут оценить то главное, что содержится в богатстве теоретических идей Кеттела и в его сокровищнице сырых фактов, собранных на протяжении лет в его лаборатории. В любом случае, следует помнить, что теория Кеттела все еще активно развивается – сейчас нет необходимости в конечной ее оценке.
Теории личности, основанные на факторном анализе, отражают современный интерес психологии к количественным методам и, в свою очередь, находят отражение в огромном количестве специально организованных исследований личности. Гилфорд, Айзенк, Кеттел, как и другие, работающие в этой области показали готовность превращать свои теоретические идеи в эмпирические действия. В отличие от других психологических теорий, здесь нет тенденции к разработке отвлеченных абстракций в то время, как эмпирика остается далеко на втором плане. Фактически, здесь трудно четко отделить теорию от эксперимента. Эта эмпирическая сила кажется гарантией на будущее, не только в связи с явным талантом тех, кто уже работает в этой области, но и потому, что те, кого привлекают эти положения, почти наверняка будут придерживаться той же ориентации. Иными словами, сама суть этой позиции гарантирует, что те, кто ее примет, будут ориентированы на эмпирику. Далее, само обаяние количественного подхода, под которое попали современные психологи, делает маловероятным недостаток в ученых, заинтересованных в разработке и развитии этой области размышлений и эмпирических открытий.
В область психологии, для которой характерна субъективность, теоретики, придерживающиеся факторного анализа, внесли благоприятную ауру строгого мышления и внимания к конкретике. Там, где большинство теоретиков личности удовлетворялись тем, что разрабатывали понятия и принимали допущения, направляющие исследователя в болото противоречивых и неясных смыслов, теоретики-факторники склонны формулировать свои убеждения в форме простой и ясной системы параметров или факторов. Таким образом, простота и ясность – кардинальные черты этого направления теоретизирования.
Формулировки теоретиков-факторников не только экономичны и ясны, они также операциональны. Более, чем почти любая другая ветвь психологической теории, эта позиция предполагает ясные и недвусмысленные эмпирические дефиниции. Теоретик-факторник многое заимствует у традиционного психометриста в разработке адекватных средств измерения и склонен задаваться широкими, но важными вопросами относительно единиц измерения, внутренней согласованности и повторяемости, что благотворно влияет на тех коллег, кого детали измерения заботят меньше.
В то время как большинство теоретиков личности пришли к своим представлениям относительно важнейших переменных личности в основном интуитивно, эти теоретики предлагают объективные и повторяемые процедуры для определения переменных. Хотя можно спорить по поводу того, что эти переменные определены посредством факторного анализа, а не тестами, в него включенными, нельзя оспорить то, что факторный анализ как минимум дает возможность проверить, действительно ли существует та переменная, которая предполагалась и была представлена в изначальном измерении. Иными словами, даже если факторный анализ зависит от предшествующих идей – а это действительно так – он дает средство оценки плодотворности этих идей. Напротив, многие теоретики личности породили множество переменных личности, не подвергая их эмпирическому испытанию.
Большинство теоретиков личности больше обязаны клинике, чем комнате для вычислений. Соответственно, неудивительно, что многие психологи отнеслись к факторной теории как к контрабанде. Один из наиболее энергичных и частых упреков заключается в том, что теоретик-факторник создает систему артефактов, не имеющих в действительности отношения ни к одному отдельному индивиду и, следовательно, искажает и извращает реальность. Такая точка зрения ярко выражена Олпортом (1937):
"Вся популяция (чем больше, тем лучше) перемалывается в жерновах, и смешение осуществляется столь искусно, что выходящее – это связка факторов, в которой каждый индивид утрачивает свою самобытность. Его диспозиции перемешаны с диспозициями всех. Факторы, полученные таким образом, отражают средние тенденции. Представляет ли фактор реальную органичную диспозицию в любой индивидуальной жизни, не показывается. Все, что можно сказать с уверенностью, это то, что фактор – эмпирически выведенный компонент усредненной личности и что усредненная личность – абсолютная абстракция. Это возражение особенно очевидно, когда мы сознаем, что факторы, полученные таким образом, редко напоминают диспозиции и черты, определяемые на основе клинического метода при интенсивном изучении индивида" (с. 244).
Как мы уже видели, факторный анализ может иметь дело с уникальным индивидом, однако последний вопрос не снимается. Сущность этого возражения сводится к тому, что выявленные факторы не имеют психологического смысла и, следовательно, не соответствуют наблюдениям других исследователей человеческого поведения. Таким образом, большинство психологов попросту не считают факторы полезными при описании индивидуального поведения. Читателю следует заметить, что факторный аналитик попадает при этом в опасное положение, поскольку, если факторы близко соответствуют предшествующим наблюдениям за человеческим поведением, исследователя можно упрекнуть в том, что он изобрел трудный и долгий путь к тому, что очевидно. Если этого соответствия нет, его можно обвинить в том, что он привносит путаницу туда, где ее и так достаточно. Наше обсуждение представлений Кеттела о поверхностных и исходных чертах проясняет тот факт, что факторный аналитик не обязательно полагает, что факторы непременно будут точно соответствовать результатам простого наблюдения за поведением. В самом деле, такие теоретики хотят выйти за пределы простого наблюдения и раскопать неожиданные переменные. Более того, скажет сторонник факторного анализа, по прошествии времени, с аккумуляцией новых эмпирических открытий эти факторы станут столь же осмысленными, что общеупотребимые психологические переменные, и при этом более полезными. Подтвердится ли это – вопрос времени.
Другая распространенная критика заключается в том, что факторный анализ на выходе представляет не больше, чем на входе. Факторный аналитик возражает против субъективности и снижает ее там, где она обычно встречается, но в действительности попросту сдвигает субъективность или интуицию к той точке, где решает, какие тесты или измерения должны быть внесены в корреляционную матрицу. Критика такого рода вполне валидна там, где теоретик полагает факторный анализ методом, который, будучи применен к любому набору переменных, даст фундаментальную картину личности. Однако позиция многих факторных теоретиков иная. Например, метод критериального анализа Айзенка требует от исследователя предварительной гипотезы относительно природы психологического фактора, а представления Кеттела о моделировании определенной личностной сферы дает разумную основу для более широкого исследовательского подхода.
Другие критики указывают на неизбежность субъективности при именовании факторов, выявленных в результате факторного анализа. В частности, если элементы, образующие фактор, очень различны, а это случается часто, исследователь вынужден обращаться к воображению и изобретательности в поиске общего наименования, как клиницист при описании единственного глубоко изученного случая. Последние два пункта можно объединить в виде претензии относительно того, что строгий и эмпирический контроль, заявленный в факторном анализе, неравномерно распространяется на процесс исследования. Так, критики такого рода утверждают, что, в то время как факторный анализ может осуществляться с большой тщательностью и вниманием к детям, такое же внимание не всегда присутствует на этапах, ведущих к тому, из чего выводятся факторы, или в процессе интерпретации фактора.
Множество несогласий среди факторных аналитиков относительно этапов обсчета и интерпретации представляют готовую мишень для упреков. Если этот метод столь объективен и рационален, то почему те, кто о нем больше всего знает, меньше всего согласны по поводу того, как его нужно осуществлять? Если сами сторонники факторного анализа не могут договориться, то почему менее искушенная публика должна считать слово любого из них окончательным? Хотя многие из ранних методологических противоречий между сторонниками факторного анализа теперь во многом разрешены, остается тем не менее несколько важных вопросов, например, относительно достоинств ортогональной и наклонной ротации и о том, сколько факторов следует выводить из данной корреляционной матрицы.
Многие психологи вообще не считают сторонников факторного анализа теоретиками. Некоторые системы просто определяют важные переменные или факторы – без обращения к процессу развития или подробных допущений относительно поведения, что необходимо для осуществления предсказаний того, что не наблюдалось. Как мы уже видели, эта критика неприменима к Кеттелу; неприменима она и к Айзенку, и к Гилфорду, у которых факторы находят свое место в теоретической системе.
Обязательный акцент на количественной оценке редуцирует число проблем и переменных, с которыми имеет дело факторный аналитик. Так, многие теоретики личности полагают, что ранний упор на количественное описание явлений воплощается в искусственном и преждевременном закрытии области, которая все еще представляет поле для исследований. Эти критики утверждают, что, хотя факторный анализ имеет целью открытие глубинных измерений личности в полном смысле, то, данные какого рода могут быть использованы, накладывает существенные ограничения на природу добываемых переменных.
Какова бы ни была дальнейшая судьба факторных теорий, ясно, что их внимание к ясности и адекватным стандартам измерения представляют очень здоровую силу. Можно спорить по поводу того, представляет ли содержание факторных теорий продуктивный вклад в будущее теории личности, но стиль или способ подхода этих теоретиков несомненно повлияет на то, как будет развиваться теория будущего.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему