Возникновение и развитие крепостного права в законодательстве XV - нач.XVII вв.

      а) Судебники 1497 и 1550 годов. Их роль в судьбе крестьянства.

      Традиционно,  в  отечественной  историографии  за  своеобразную  точку

отсчета в развитии крепостного права в России принимают  Судебник  княжеский

1497 года и, появившийся спустя полвека, Судебник  царский  1550  года.  Для

подобного  вывода  имеются,  казалось  бы,  довольно  серьезные   основания.

Отмечая  роль  судебников  в  изменении   положения   крестьянства,   обычно

упоминаются нововведения,  установленные  в  данных  законодательных  актах.

Наиболее заметное  из  них  –  ограничение  срока  перехода  крестьян.  ”  А

христианином отказыватися из волости, из села в село, один срок в  году,  за

неделю до Юрьевого дни осеннего и неделю после Юрьева  дни  осеннего...”,  -

гласит статья 57 княжеского судебника, устанавливая  тем  самым  единый  для

всей  страны  срок  перехода.  Казалось  бы,  это  положение   действительно

посягает на права и свободы крестьян, ограничивая их инициативу,  между  тем

не все  так  просто.  Интересна  позиция  по  этому  вопросу  авторов  книги

“История России с древнейших времен  до  конца  XVII  века”.  По  их  словам

установление единого срока перехода крестьян было не более  чем  юридическим

оформлением реально существующих порядков. Прежде всего,  не  стоит  думать,

что  перемена  места  жительства  для  крестьян  было   делом   желанным   и

регулярным. Если не возникало чрезвычайных ситуаций, крестьянин  предпочитал

оставаться  на  месте.  Что  же  касается   сроков   перехода,   то   вполне

обоснованным представляется  следующее  утверждение:  при  крайней  сжатости

цикла  сельскохозяйственных  работ,   их   интенсивности,   время   перехода

определялось практическими соображениями  весьма  жестко  –  конец  осени  –

начало зимы. Уход в другое  время  грозил  бы  невосполнимыми  упущениями  в

ведении  хозяйства.  Кроме  того,  именно  в  этот  промежуток   проводились

основные выплаты по отношению к казне и к собственнику земли. Так  что,  по-

видимому, здесь судебник не вводил никаких новостей.

      Относительной новизной было  установление  уплаты  пожилого  для  всех

разрядов крестьян – ранее подобная пошлина взималась лишь с некоторых  групп

с  повышенной  личной  зависимостью.  При  переходе  крестьянин  должен  был

выплатить пожилое. Судебник 1497 устанавливает размер пожилого –  в  степной

полосе 1 рубль (царский судебник  прибавит  еще  два  алтына),  а  в  лесной

полтину. Судебник оговаривает  и  зависимость  величины  пожилого  от  срока

проживания крестьянина на земле (ст.57 кн., ст.88 ц.).

      Оговаривался в судебниках и вопрос, касающийся  выплаты  податей.  При

переходе крестьянина возникал вопрос, кому  платить  подать  с  оставляемого

засеянного участка. Судебник царский (ст.88) решает: что  если  останется  у

крестьянина хлеб в земле, то он может сжать его, уплатив в пользу  владельца

боран и два алтына, но пока  рожь  его  была  в  земле,  он  должен  платить

царскую подать со своего прежнего участка,  несмотря  на  то,  что  все  его

отношения с владельцем прежнего участка прекращаются.

      Царский  судебник  упоминает  и  о  барщине  (выполнение   работы   на

господина), как явлении общем и  законном,  позволяя  “не  делать  боярского

дела” крестьянину, который перешел и лишь хлеб его оставался  в  земле  (ст.

88).

      Между  тем,  как  уже  упоминалось   выше,   некоторые   исследователи

отказываются видеть в судебниках начало юридического оформления  крепостного

права.

      Доказательством   к   отсутствию   ярко   выраженной   крепостнической

направленности в судебниках 1497 и 1550 годов может  послужить  и  следующее

обстоятельство – очевидно,  что  ограничение  перехода  не  может  считаться

единственным  показателем  закрепощения,  необходимо   учесть   и   правовое

положение  крестьян,  подробнее  остановившись  на   вопросе   об   усилении

эксплуатации. Было ли на самом деле это усиление? Имел  ли  место  нажим  на

владельческие  права  крестьян,  на  их  правоспособность?   Прежде   всего,

крестьяне, как индивидуально, так и в составе  общины  оставались  субъектом

права, а не его объектом  и  в  таком  качестве  судились  судом.  Княжеский

судебник  фиксирует  процессуальное  равенство  черных  крестьян  и  рядовых

феодалов в некоторых отношениях. Так, они были равноценными свидетелями  при

признании обвиняемого татем  (ст.  12),  для  них  существовал  единый  срок

давности для возбуждения иска в поземельных делах (ст.63  “о  землях  суд”).

Наконец Судебник 1497 года закрепил присутствие  судных  мужей  из  “лучших,

добрых” крестьян на судах кормленщиков (ст. 38), Судебник 1550 года не  внес

тут никаких серьезных изменений.

      Таким  образом,   очевидно   нельзя   говорить   о   ярко   выраженной

крепостнической направленности Судебников, поскольку  положения,  касающиеся

крестьян и юридически оформленные в 1497 и 1550 гг.,  предоставляли  им  еще

значительную  свободу,  крестьянское  население  воспринимались  как  вполне

правоспособная часть населения. Проявления крепостнической политики  гораздо

более заметно в государственных мероприятиях и  законодательстве  конца  XVI

века, хотя и здесь не существует единой точки зрения.

      б) Указ царя Федора Иоанновича об отмене права выхода. Законодательное

прикрепление  крестьян  в  конце  XVI   века:   историческая   выдумка   или

реальность?

      В русской исторической науке существует мнение, что в конце XVI  века,

в 1592 году при Федоре Иоановиче был издан указ отменивший право выхода,  но

однозначно доказанным это мнение быть не может, поскольку  сам  текст  указа

не обнаружен. Так, Ключевский, отрицал законодательное прикрепление в  конце

XVI века, он говорил о  том,  что  “до  нас  дошло  значительное  количество

порядных записей, в которых крестьяне  уговаривались  с  землевладельцами...

Эти порядные идут с половины XVI века до половины XVII и  даже  далее.  Если

вы, читая эти записи, забудете сказание о  прикреплении  крестьян  при  царе

Федоре,  то  записи  и  не  напомнят  вам  о  том...   Возможность   уйти...

предполагается... как право крестьянина.  Предположение,  что  в  конце  XVI

века крестьяне были лишены этого  права  ...  делает  непонятным  целый  ряд

порядных, составленных по узаконенной форме“. Ключевский говорил о том,  что

прикрепление образовалось раньше,  вследствие  экономических  условий  жизни

крестьян, или, как  он  сам  выражался“  из  кабального  права,  посредством

приложения  служилой  кабалы  к  издельному  крестьянству”,  иными   словами

некоторые крестьяне (а точнее сказать, довольно значительная их часть)  были

прикреплены к земле и лишены права выхода задолго до  предполагаемого  указа

об общем поземельном прикреплении. Таким образом “крестьянское право  выхода

к концу XVI  века  замирало  само  собой,  без  всякой  его  законодательной

отмены” .Следует сказать и об иных подходах к данному  вопросу.

Так, Н.М. Карамзин говорил о “ законе об укреплении сельских работников”,  в

то время как Погодин М.П. в своей статье “Должно ли считать Бориса  Годунова

основателем крепостного права”, опубликованной  в  1858  году  соглашался  с

мнением  Ключевского,  говоря  о  прикреплении  не  законом,   а   действием

стихийных сил – обстоятельствами,  чем  вызвал  резкую  критику  со  стороны

другого крупнейшего историка - Костомарова, который настаивал на том, что  в

1592 году  “Борис  издал  указ,  уничтожавший  Юрьев  день,  право  перехода

крестьян...  “.  Б.

Греков в “Кратком очерке  истории  русского  крестьянства”,  избегая  резких

выводов, “пробует разобраться” в данном вопросе.  Автор  отмечает,  что  это

был один из таких вопросов общественной и политической жизни  нашей  страны,

в  определенном  решении,  которого  были  заинтересованы,   прежде   всего,

помещики,  на  страже  которых  стояла  знать.   Следовательно,   московское

правительство не могло быть нейтральным зрителем развернувшейся  в  связи  с

разрешением крестьянской  проблемы.  Каждый  шаг  московского  правительства

подтверждал  это  положение.  В  разгар  военных  действий  между   русскими

войсками и Стефаном Баторием, когда успех склонялся в  сторону  Батория,  15

января 1580 года по инициативе Ивана Грозного был созван церковный собор  по

вопросам не строго церковного характера. Ставился вопрос о том, как  церковь

может помочь  государству,  а  в  частности  “воинскомучину”,  пришедшему  в

оскудение (речь шла о монастырских землях и привилегиях). Церковь  вынуждена

была “уложить” то, что требовал от них царь и политический момент,  то  есть

отказаться  от  расширения  своих,  и  без  того  огромных,   землевладений.

Служилый человек требовал земли, иначе он не мог  крепко  ополчаться  против

врага. В 1584  году,  после  заключения  тяжелого  для  Москвы  мира,  вновь

созванный при Федоре Иоановиче собор, не только подтвердил это  решение,  но

и расширил постановку  вопроса.  Речь  шла  уже  не  только  об  ограничении

притока новых земель,  но  и  о  податных  привилегиях  монастырей,  которые

являлись приманкой для мятущегося в поисках  лучшей  жизни  крестьянства.  В

постановлении собора говорилось, что “Воинство, служилые люди, те  их  земли

оплачивают, и сего ради многое опустение за воинскими людьми в  вотчинах  их

и в поместьях, платячя за тарханы, а крестьяне вышед из-за  служилых  людей,

живут за тарханы  во  льготе,  и  от  того  великая  нищета  воинским  людям

прииде...” Таким образом,  церковь  соглашалась  принести  жертвы  в  пользу

служилого населения. Собором было постановлено, что с 1 сентября  1584  года

тарханы отменяются “на время... до государеву указу”. Таким образом,  уже  в

1584 году Юрьев день не  действует,  зато  в  казну  поступает  значительный

земельный фонд. Вопрос о крестьянстве, без которого земельный фонд  не  имел

ценности,  решительно  и  неизбежно   вплетался   в   сложную   политическую

программу,  а  правительственное  уложение,  упомянутое  выше,  касалось  не

только земли, но и дальнейшей судьбы крестьян.  Такое  допущение  тем  более

вероятно, что 1581 год уже был “заповедным годом” (в 1581  году  вышел  указ

“о заповедных летах”, который “временно ”  запрещал  переход  даже  в  Юрьев

день), между тем как в 1580 году и до него крестьяне еще  уходили  от  своих

господ по Судебнику. Так, в тверской писцовой книге  1580  г.  зафиксированы

крестьянские выходы из вотчины Симеона  Бекбулатовича,  в  приходо-расходных

книгах Волоколамского монастыря  отмечены  крестьянские  выходы,  начиная  с

1573 по 1580 гг., включительно, отмечено 96 случаев выхода  из-за  монастыря

и 26 - за монастырь. Зато в писцовых книгах 1581 года нет ни  одного  случая

ни выхода ни входа.  По  свидетельству  Грекова,  из  других  документов  по

преимуществу судебного характера, вытекает, что с  1581  по  1586  все  годы

были заповедными, затем в источниках наблюдаются некоторые пробелы  до  1590

года, а относительно 1590, 1592, 1594 и 1595 достоверно известно, что и  эти

годы  были  заповедными.  Из  указов  Бориса  Годунова   1601-   1602   года

выясняется,  что  практика  заповедных  годов  стала  правилом,   а   выход,

разрешенный Годуновым для  нескольких  годов  начала  XVII  скорее  является

исключением из этого правила.  Что  касается  района  распространения  этого

закона, то, очевидно, распространялся он  на  территорию  всего  Московского

государства.   Можно   руководствоваться   как   соображениями   логического

характера, так и конкретными историческими доказательствами.  Прежде  всего,

поскольку вышеозначенная мера была вызвана интересами служилого населения  –

помещиков и среднего достатка вотчинников она должна была  действовать  там,

где имелись землевладельцы средней руки, т.е.  почти  на  всем  пространстве

Московского государства. Да и не было у правительства сколько-нибудь  веской

причины отменять Юрьев  день  только  на  какой-то  определенной  территории

страны. Между тем, кроме общих соображений, есть  и  определенные  показания

источников. Так, в указе Бориса Годунова о предоставлении  крестьянам  права

выхода в годы  1601  и  1602  прямо  говорится  “Пожаловали  во  всем  своем

государстве от налога и продаж велели крестьянам давати выход  ”.  Разрешать

можно только то, что было запрещено. И если разрешение  распространялось  на

территорию  всего  государства,  то,  следовательно,   и   запрещение   тоже

действовало на всей территории.

      Что же касается сроков действия закона “ о заповедных летах”, то о них

довольно  определенно  свидетельствует  запись  в  приходо-расходной   книге

Волоколамского монастыря от 6 января 1595 года. Речь идет о сборе  долгов  с

монастырских крестьян. Монастырский старец Мисаил Безнин по  этому  предмету

сделал  распоряжение,  чтобы  не  собирать  долгов  с  крестьян,  живущих  и

собирающихся жить и впредь за  монастырем.  “А  будет  государь  изволит,  -

продолжает старец, - крестьяном выходу быть, и которые крестьяне  пойдут,  и

на  тех...  деньги  имати”.  То  есть  предполагалось,  что  государь  может

объявить в любой момент “выход”. Об это говорят и другие факты  –  крестьяне

в своих подрядных записях 80-х годов XVI века иногда писали, что они  крепки

своим хозяевам только на время “заповедных годов”, до “государевых  выходных

лет”. Иными словами, закон  о  “заповедных  годах”  был  известен  как  мера

временная,   “покамест    земля    поустроиться.”    Однако,    “временность

затянулась... закон прочно и  надолго  лег  в  основу  дальнейшего  развития

крепостного права в России ” .  Основной  причиной  прочного  укоренения

закона об отмене  Юрьева  дня  являлась,  прежде  всего,  заинтересованность

основной массы помещиков в сохранности этой меры. Не даром в течение  первой

половины XVII века  они  сначала  слезно,  а  потом  и  с  угрозами  просили

правительство о полной отмене Юрьева дня, указывая при  этом  на  незаконное

сманивание  крестьян  более  крупными  помещиками,  монастырями  и  Троицкой

лаврой, в частности. Это  в  действительности  имело  место,  так  Л.  Шишко

говорит, что ” когда они (богатые землевладельцы) нуждались в рабочей  силе,

они посылали перед Юрьевым  днем  своих  приказчиков  выкупать  крестьян  из

долгов и переводить на свою землю. У  богатых  помещиков  крестьянам  жилось

легче, чем у мелкопоместных и они  охотно  соглашались  на  такую  сделку...

”. После выхода закона “о  заповедных

годах”  его   выгоды   для   себя   почувствовали   все   виды   и   разряды

землевладельцев.

      Вместе с тем, стоит вернуться к идеям  Ключевского,  который  отвергал

законодательное прикрепление крестьянства в конце XVI века,  доказывая  иную

природу   происхождения   “крепости”.   Ключевский   в   своих    сочинениях

разрабатывает концепцию постепенного, “естественного” процесса  закрепощения

крестьян, который был связан с их задолженностью господину.

      Делая краткий вывод из упомянутой  выше  дискуссии,  следует  отметить

недостаточную точность доказательств сторонников как  одной,  так  и  другой

позиции. К недостаткам  идеи  о  наличие  указа  о  прикреплении  относится,

прежде всего, отсутствие самого указа, а также более или  менее  достоверных

ссылок на него в исторических первоисточниках, что же касается точки  зрения

Ключевского, то и его утверждение  о  “долговом  холопстве”  не  может  быть

признано абсолютно верным,  поскольку  ситуацию  можно  толковать  в  данном

случае двояко – крестьянин может задолжать землевладельцу и даже  прожив  на

его земле  год  или  два,  потерять  право  выхода,  так  же  как  и  другой

крестьянин может прожить на земле господина 10 лет,  при  этом,  не  беря  у

него  ничего  в  долг  и  также   лишиться   права   перехода   по   причине

старожильства.

      Таким образом, вопрос о том, пыталось ли государство ускорить  процесс

закрепощения   крестьян,   или   он    развивался    согласно    объективным

закономерностям, остается в науке на повестке  дня  и  его  решение  главным

образом зависит от  исторических  источников,  которые  вероятно  еще  будут

обнаружены.

      В 1592 году начинается новое описание  земель,  сопровождавшееся  (как

уже упоминалось) “временной”  отменой  Юрьева  дня.  Впоследствии,  писцовые

книги   стали   считаться    основанием    крестьянской    крепости.    Этот

государственный акт явился  обобщением  долголетней  практики  использования

писцовых книг и выписей из  них  для  удостоверения  владельческих  прав  на

крестьян. Так, например, в Важской грамоте 1552 года содержится  предписание

органам земского самоуправления: ” Старых им своих тяглецов  хрестьян  из-за

монастырей выводить  назад  безсрочно  и  беспошлинно...  сажать  по  старым

деревням... кто в которой жил преже того...”. Каким образом  местные  власти

могли доказать старину крестьян, как не ссылкой на писцовые  книги?  Имеются

и  прямые  свидетельства  источников  о  закрепощающем  характере  записи  в

писцовые книги.  Так,  власти  Никольского  Корельского  монастыря  в  своей

челобитной,  относящейся  к  началу  1592  года  о  бегстве   "старинных   "

монастырских крестьян в доказательство своих  прав  ссылались  на  записи  в

писцовых книгах. В свою очередь  и  издание  общего  закона  о  прикреплении

крестьян должно было быть подготовлено соответствующим  общим  описанием.  А

введение заповедных лет на этот период, во-первых,  удовлетворяло  интересам

дворянства, а во-вторых, способствовало более точному описанию,  между  тем,

режим заповедных лет по  мере  проведения  описания  все  более  укреплялся,

потому что под запрещение выхода подводилось юридическое  основание  в  виде

писцовых книг.

         в) Указ о пятилетнем сыске крестьян от 24 ноября 1597 года

      Между тем, несмотря на всю свою приниженность и забитость крестьяне не

желали мириться с новым своим положением. Всеми имевшимися у них  средствами

они протестовали как умели. Истории известны массовые крестьянские  волнения

в  этот  период,  однако  наиболее  распространенной  и  излюбленной  формой

протеста для крестьян  был  побег.  В  этом  отношении  служилые  люди  были

наиболее уязвимы. Во-первых, им приходилось часто отлучаться из дома  и  они

не могли организовать эффективную охрану “живого  инвентаря”,  а  во-вторых,

мелкие помещики ничем не могли содействовать властям в поисках бежавших.  Да

и аппарат государственной власти был далеко не достаточен,  чтобы  поспевать

с выполнением бесчисленных челобитных, которые сыпались с разных  сторон  от

служилого люда. В такой обстановке появляется знаменитый указ от  24  ноября

1597 года. Этим указом устанавливалась пятилетняя давность исков  на  беглых

крестьян. Землевладельцы, у которых выбежали крестьяне  за  5  лет  до  1597

года и которые успели в этотсрок подать челобитную  о  сыске  беглых,  могли

рассчитывать  на  содействие  со  стороны  государственной   власти:   таким

землевладельцам, говорит указ “ давать  суд  и  сыскивать  накрепко  всякими

сыск и по суду и по сыску тех беглых крестьян с женами и детьми и  со  всеми

животы возити назад, где кто жил”. А относительно крестьян, выбежавших за  6

и более лет и относительно которых в течение  этого  срока  не  было  подано

челобитья, “ суда не давати и назад их, где кто  жил  не  возити”.  В  нашей

исторической науке этот указ не раз подвергался толкованию, с одной  стороны

потому, что он интересен сам по себе, как закон,  сыгравший  важную  роль  в

судьбе  крестьянства,  с  другой  –  потому  что  долгое   время   это   был

единственный  документ,  дающий  сколько-нибудь   определенное   понятие   о

крепостных и беглых. Больше всего интересовал ученых вопрос  о  том,  почему

устанавливается  именно  5-летний  срок  сыска,  что   могло   произойти   с

крестьянами в период с 1592 по 1597 гг. Кстати, именно здесь следует  искать

истоки дискуссии о законодательной отмене Юрьева дня в конце XVI века,  суть

которой была изложена выше, поскольку вполне уместным  казалось  утверждение

о том, что действия крестьян уходивших от своего землевладельца  после  1592

года (когда предположительно и был  принят  законопроект,  отменяющий  Юрьев

день) признавались незаконными и потому ушедшие подлежали сыску и возврату.

      Дает повод для размышлений взгляд на закон  от  24  ноября  1597  года

В.О.Ключевского.  Историк  говорит  о  том,  что,  несмотря   на   признание

некоторыми  данного  закона  первым  актом,  указывающим   на   прикрепление

крестьян,  содержание  указа  не  оправдывает  сказания.  В   самом   законе

говорится только о том, что крестьянин бежавший  не  ранее  чем  1  сентября

1592 г. (нового года) и землевладелец  вчинит  иск  о  нем,  то  крестьянина

вместе с женой,  детьми  и  имуществом  следует  вернуть  на  прежнее  место

жительство. Если условия побега не соответствуют вышеозначенным  (крестьянин

убежал ранее сентября 1592 года, землевладелец  не  подал  иск),  крестьянин

освобождается от преследования. Ключевский полагал что “указ говорит  только

о беглых крестьянах, которые покидали своих землевладельцев  “не  в  срок  и

без отказу”, т.е. не в Юрьев день и без... явки со  стороны  крестьянина...,

соединенной обоюдным расчетом... Этим законом  устанавливалась  для  иска  и

возврата  временная  давность,  так   сказать   обратная...   не   ставившая

постоянного срока на будущее время” . Согласно Ключевскому, закон был принят с  целью

прекратить  затруднения  и  беспорядки,   возникавшие   в   судопроизводстве

вследствие множества и запоздалости исков о беглых  крестьянах.  Сам  же  по

себе  закон  не  вносил  ничего  нового  в  право,  а   только   регулировал

судопроизводство о беглых крестьянах.

      Другие исследователи, в частности Б. Греков говорили о том,  что  этот

закон “ с одной стороны признает, что крестьянин крепок своему хозяину, а  с

другой мирится с фактом бегства и даже  его  легализирует”  .Закон этот был выгоден тем, к  кому

бежали крестьяне, т.е. крупным  землевладельцам,  которые  могли  прятать  у

себя крестьян, и абсолютно не выгоден мелкому помещичеству.

      А между тем терпение крестьянства было вовсе не безграничным, они  все

чаще старались бежать туда, где бы не было вообще  никаких  землевладельцев.

Объединяясь, такие крестьяне могли выносить требования от общего  имени.  На

фоне общего нестабильного  положения  в  стране,  которым  характеризовалось

Смутное время в России, крестьянские выступления были как нельзя некстати  и

потому правительство  было  вынуждено  пойти  на  некоторые  уступки.  Указы

Бориса Годунова

      Положение находящегося в это  время  у  власти  Бориса  Годунова  было

весьма неустойчивым. Он находился в  сложной  ситуации.  Боярское  население

было изначально против Бориса и, несмотря на мелкие уступки с  его  стороны,

продолжала считать своим врагом. Угодить  служилому  люду  значило  ухудшить

положение крестьянства, которое к тому времени показало, что оно  далеко  не

бессловесно  и  не  невесомо  в  общем  ходе  жизни  Руси.  Каждая   уступка

крестьянству влекла за  собой  недовольство  боярства,  но  не  делать  этих

уступок правительство Бориса не могло. Оно было вынуждено  предпринять  шаги

к некоторому облегчению положения крестьян. Так появился указ от 1601  года,

в котором Борис давал крестьянам  выход  “от  налог  и  продаж”.  Существует

мнение, согласно которому данный указ был принят в  результате  сиюминутного

решения по “требованию момента”. Известно, что выход,  связанный  с  Юрьевым

днем был дозволен в период с 19-20  ноября  по  2-3  декабря  (неделя  до  и

неделя после), указ же был подписан только 28 ноября  (правда,  срок  отказа

был продлен, но это и было сделано, очевидно, потому, что издан  он  был  не

вовремя...). Отсюда напрашивается вывод,  если  бы  разрешение  выхода  было

мероприятием строго обдуманным и запланированным,  правительство,  очевидно,

издало бы  этот  указ  в  более  подходящее  время,  иными  словами,  вполне

вероятно, что этот указ был не более  чем  защитной  реакцией  на  возникшие

обстоятельства. В 1602 году (опять- таки за два дня до 26 ноября) был  издан

новый указ, который по содержанию близок  был  к  предыдущему,  но,  тем  не

менее, содержал  новы  положения,  запрещающие  бесчинства  землевладельцев,

которые, препятствуя уходу крестьян, удерживали их  насильно,  в  результате

чего возникали бои и грабежи.

      Между  тем,  половинчатые  меры  Годунова  не  привели  к   ослаблению

социальной  напряженности,  озлобив  как  бояр,  так  и  крестьян,  желавших

большего. И следующие крупные мероприятия в  области  крестьянской  политики

были проведены уже правительством Шуйского.

       г) Указ Шуйского от 9 марта 1607 года.

      Указ Шуйского от 9 марта 1607 года рассматривался в  боярской  думе  и

был составлен в целях борьбы с крестьянским движением. Безо всякой  шаткости

указ объявляет  всех  частновладельческих  крестьян,  записанных  за  своими

господами  в  писцовые  книги  1592  года  крепкими.  Далее  тот  же   закон

устанавливает: 1) на беглых крестьян и  холопов  15  лет  сыска;  2)  вводит

десятирублевый  штраф  за  принятие  беглого;3)увеличивает  “пожилое”  до  3

рублей в год, вкладывая в это понятие новый смысл –  теперь,  это  не  плата

хозяину при выходе крестьянина, а штраф  за  держание  у  себя  беглого;  4)

разрешает нанимать чужих  крестьян  на  временную  работу  только  с  ведома

господина, которому  принадлежит  крестьянин;  5)устанавливает  обязательный

сыск крестьян. Этот закон действовал очень  долго.  Он  как  законодательный

акт канул в вечность вместе с падением Шуйского, но дух его был жив. “Он  не

умирал, да и не мог умереть, поскольку землевладельцы требовали  дальнейшего

укрепления за ними  рабочих  рук  и  поскольку  власть  находилась  в  руках

землевладельцев”

      Таким  образом,  при  определенной  направленности   законодательства,

касающегося крестьян, неудивительно, что в середине  XVII  века  с  изданием

Соборного Уложения (1649 г.), они оказались  окончательно  прикрепленными  к

земле помещиков.

      д) Соборное Уложение 1649 года

      Уложение 1649 года содержит совокупность правовых норм о крестьянстве,

определяющих его  место  в  общественной  структуре  того  времени.  Целиком

посвящена крестьянам XI - “ Суд  о  крестьянах  ”,  в  ней  собраны  законы,

регулирующие  правовые  взаимоотношения  феодалов   по   вопросам   владения

крестьянами. Тем не менее, правовые нормы, касающиеся крестьян, не  сводятся

в Уложении только к положениям XI главы – в той или иной мере  о  крестьянах

говорится в 17 главах из 25. В общей  же  сложенности  крестьянам  посвящено

111  статей.  Прежде  всего,  это  означает,   что   роль   крестьянства   в

общественной  жизни  России  того  времени  была  значительна   -   от   его

жизнедеятельности   зависели   многие   сферы   жизни   феодального   строя.

Традиционно, значение Уложения в развитии крепостного права сводят  к  главе

XI, а ее, в свою очередь,  к  норме  об  отмене  урочных  лет.  В  советской

историографии этот вопрос рассматривался  гораздо  шире  и  глубже.  Что  же

устанавливало своими нормами относительно крестьян  Соборное  Уложение  1649

года? Уложение признает незыблемой и постоянной  крепостную  зависимость  по

писцовым и переписным  книгам  и  силу  этого  отменило  урочные  годы,  как

противоречащие   указанному   назначению   писцовых    книг.    Противоречие

действительно было. Как справедливо заметил Новосельский наличие  указов  об

урочных  годах  “находилось  в  противоречии  с  установившимся   признанием

писцовых  книг  решающим  документом  в  делах  о   крепостной   зависимости

крестьян”. Соборное Уложение прямо говорит “А  которые

крестьяне и бобыли за кем  записаны  в  переписных  книгах...з  женами  и  з

детьми и со всеми животы, и хлебом... отдавать...тем людем, из-за  кого  они

выбежат по переписным книгам, без  урочных  лет  ”  (XI,  ст.  9).  Наиболее

крупной и радикальной нормой  Уложения  стал  закон  о  наследственном  (для

феодалов)  и   потомственном   (для   крепостных)   прикреплении   крестьян,

собственно  говоря,  отмена  урочных  лет  была  закономерным   условием   и

следствиемпретворения  этой  нормы  в   жизнь   (XI,   ст.1,2).   Основанием

прикрепления как государственных, так и частновладельческих  крестьян  стали

писцовые  книги  1626   года(XI,   ст.1).   Другим   основанием   крепостной

зависимости  стали  переписные  книги  1646-1648  годов,  которые  учитывали

мужское население крестьянских  и  бобыльских  дворов  любого  возраста.  На

будущее значительно расширяется круг родственников крестьян  и  бобылей,  на

которых распространялась крепостная зависимость. Помимо жен и детей, в  этот

круг включались братья, племянники и внучата (XI, ст.9). Писцовые книги  20-

х и переписные 40-х могли либо выступать  независимо  друг  от  друга,  либо

дополняли  друг  друга:  крепостная  принадлежность  устанавливалась  1)  по

записи отцов в писцовых книгах, если дети почему-то не попали в  переписные;

2) по записи в переписных книгах, если отцы не  значились  в  писцовых  (XI,

ст. 11).

      Важно отметить,  что  крепостное  право  включало  в  себя  две  формы

прикрепления - к земле и  к  феодалу,  на  протяжении  развития  крепостного

права  соотношение  этих  форм  менялось.  На   момент   создания   Уложения

преобладала первая форма зависимости, что было связано  с  высоким  удельным

весом  поместной  системы  в  феодальном  землевладении.  Это  находит  свое

отражение в нормах Уложения.  Крестьянин  выступает  в  нем  как  органичная

принадлежность поместья и вотчины  независимо  от  личности  владельца.  Это

видно, прежде всего, в запрете переводить крестьян  с  поместья  в  вотчину,

даже в пределах одного владения, запрет этот был распространен на  крестьян,

записанных в книгах за поместьями (XI, 30). Статья  31  XI  главы  запретила

давать отпускные грамоты поместным крестьянам.  Государство  вынуждено  было

идти на такие меры, дабы “поместий не пустошити”.  Мена  земельных  владений

между феодалами допускалась только при условии  равного  состояния  поместья

или вотчины – пустое на пустое и жилое на жилое  (  XVI,  3,4,5).  Признание

экономическойсвязи феодального владения и крестьянского  хозяйства  очевидно

из защиты законом имущества крестьянина  от  произвола  феодала.  За  грабеж

крестьянского хозяйства предусматривалось наказание по  предусмотрению  царя

( XVI, ст.45). Кроме того, крестьянин  выступает  в  Уложении,  как  активно

действующее в хозяйственном процессе лицо, он имеет  право  задержать  чужую

скотину, потравившую его хлеб или хлеб помещика, мог потребовать  возмещения

ущерба  (X,  ст.   208).   С   возникновением   крепостного   права   объект

собственности феодала становится  комплексным  -  земля  и  сидящий  на  ней

крестьянин. Собственность феодала на крестьянина в отличие от  собственности

рабовладельца на раба  никогда  не  была  полной,  но  объем  ее  менялся  с

развитием крепостного  права.  В  середине  XVII  века  крестьянин  был  уже

объектом феодального права, круг правомочий феодала в отношении  крестьянина

был достаточно широк, вместе с тем крестьянин был  наделен  и  определенными

правами, как субъект права. В Уложении 1649  года  обе  эти  взаимосвязанные

стороны правового положения крестьянина нашли свое  отражение.  Своеобразным

фокусом пересечения обязанностей и прав дворян в  отношении  крестьян  своих

служил  закон,  согласно  которому  дворяне  “  за  крестьян  своих  ищут  и

отвечают...во  всех  делах,  кроме  татьбы,  разбою,  поличного  и  смертных

убийств  ”(XII,  ст.  7  ).  Эта  формула  открывала  широкий  простор   для

внутривотчинного судопроизводства феодалов.  Реальный  же  объем  юрисдикции

помещиков был гораздо шире и глубже определений, данных в законе.  Вместе  с

тем  сохраняющиеся  права  крестьян  давали  повод  историкам  не  придавать

значительной  роли   Соборному   Уложению   в   закрепощении   крестьянства.

Характерна в этом отношении точка зрения В.О.  Ключевского,  который  писал,

что” Уложение отнеслось к крепостным  крестьянам  поверхностно,  даже  прямо

фальшиво... “ .  Так,  статья

3 главы XI говорит, будто “по нынешний государев указ заповеди не было,  что

никому за себя беглых крестьян не приимати ”, тогда как указ  от  1641  года

ясно говорит “Не принимай чужих крестьян и  бобылей”.  Почти  вся  XI  глава

Уложения трактует только о крестьянских  побегах,  не  выясняя  ни  сущности

крестьянской крепости, ни пределов господской власти и набрана с  некоторыми

прибавками из прежних узаконений, не исчерпывая, впрочем, своих  источников.

Вместе с тем  Ключевский  опровергает  мнение  о  том,  что  крестьяне  были

достаточно правоспособной частью населения. Он говорил о  том,  что  “личные

права крестьянина не принимались в расчет, его личность исчезала в  мелочной

казуистике господских  отношений”.  Закон  допускал  также  противоцерковное

дробление  семьи  крестьянина:  в  случае  женитьбы  на  беглой  крестьянки,

человек вместе с женой возвращался к ее владельцу, между тем как  его  дети,

нажитые от предыдущих браков, оставались во  владениях  его  господина  (XI,

ст.13). Что же касается защиты  имущества  крестьянина,  как  доказательства

его  правоспособности,  то  Ключевский  говорил   о   том,   что   инвентарь

крестьянина принадлежал ему не как правоспособному лицу, а как  крестьянину,

доказывая это тем, что  в  случае  женитьбы  на  беглой  крестьянке  человек

возвращался с ней к ее владельцу, при этом оставляя  свое  имущество  своему

прежнему землевладельцу (XI, ст.13).

      Заканчивая краткий обзор Соборного Уложения 1649 года, и  отмечая  его

роль  в  развитии  крепостничества,  следует  отметить,  что,  несмотря   на

произвольное толкование некоторых статей разными авторами, сама  суть  этого

документа не изменяется, и такие важнейшие нововведения, как отмена  урочных

лет (объявление  бессрочного  сыска  беглых)  и  закрепление  потомственного

(наследственного) характера крестьянской  крепости  были  значительными,  по

своей  важности,  шагами  государства   в   направлении   к   окончательному

закрепощению крестьян и сближению их положения с положением рабов.