По мнению М. Берента, в Афинах в качестве государственного аппарата для поддержания закона мог бы рассматриваться институт Одиннадцати. Афины совсем не имели бюрократии. Политические учреждения Афин - Народное собрание (ekklesia), Совет (boule) и суды (dikasteria) - были общественными, не отделёнными от демоса.
Аристофан критикует общественный строй Афин, особенно достается от Аристофана Гелиее. В «Осах» (422 г. до н. э.) — одной из самых смешных комедий Аристофана — такой главной темой является афинский народный суд — гелиэя. Конечно, о суде есть много упоминаний и в других комедиях древнегреческого автора. Когда Стрепсиаду в «Облаках» ученик показывает на карте Афины, тот заявляет: «Пустяки, не верю я: присяжных здесь не видно заседателей» (207–208). В «Птицах» два афинянина покидают город и ищут тихого пристанища подальше от суеты, чтобы основать новый город, ибо: «Ведь только месяц или два кузнечики гудят в садах, но целый год афиняне галдят в судах, всю жизнь не зная устали» (39–40). Когда они встречают Удода и тот узнает, что путники — из Афин, он восклицает: «Так вы судьи!» (109), — а узнав что — нет, удивленно спрашивает: «Разве сеется у вас такое семя?». И получает в ответ: «В селах, изредка» (111–112). В «Мире» Гермес заявляет, что афиняне ничего другого делать не умеют, как только судить (505). А вот «мечта народа», предстающая в посулах Клеона из «Всадников». Демагог утверждает, что Демосу суждено в прорицаньях: «Стать в Аркадии дивной присяжным судьей, пять грошей всякий день получая» (797–798)
Суд был оплотом демократии. Известную судебную власть гражданам всех классов предоставил еще Солон. Народный суд был высшей инстанцией для апелляции на приговоры должностных лиц. С реорганизацией Ареопага Гелиее стали принадлежать почти все судебные дела. Но гелиэя не только разбирала судебные дела граждан и союзников, будучи судом последней и высшей инстанции. Она участвовала в докимасии (проверке) выбранных должностных лиц, выслушивала отчеты магистратов, слагающих с себя полномочия по истечении срока пребывания в должности. Внешняя политика Афинской архэ творилась также не без участия гелиэи: она участвовала в ратификации некоторых договоров, ей принадлежал решающий голос при раскладе фороса с союзников, она же рассматривала их жалобы. Благодаря процедуре γραφή παρανόµων — жалобе на противозаконие — гелиэя стояла на страже конституционного строя и в какой-то степени являлась высшей инстанцией по отношению к народному собранию, ибо в народном суде могло быть оспорено любое постановление (псефизма) или закон, принятые экклесией.
Гелиасты получали вознаграждение, которое было повышено Клеоном до трех оболов в день. Разумеется, граждане богатые или занятые каким-нибудь делом, такой ничтожной платой (равной зарплате среднего ремесленника за день) не интересовались. Поэтому гелиастами желали быть либо бедные, либо неработоспособные старики. Судят в Афинах по преимуществу дряхлые старики, не способные к трудовой жизни, и занимаются они этим не из-за гражданского долга или соображений престижа и достоинства, а чтобы заработать себе на пропитание. Заседая в суде, они дают выход своей немощной злобе, ибо, помимо платы, их привлекает сознание того, что от них зависит судьба подсудимого, нередко человека богатого, знатного. Дать почувствовать такому человеку власть доставляет гелиасту огромное наслаждение. Он упивается просьбами и мольбами участников тяжбы; не краснея, он хвастается тем, что может, так сказать, злоупотреблять своим положением, когда тяжущиеся начинают его всячески ублажать и развлекать. Неподотчетность и вытекающая отсюда безнаказанность рождают у судей ощущение вседозволенности и могущества, равного божественному. Такими они и изображаются у Аристофана.
Вообще, к судьям Аристофан относится с симпатией как к “племени аттических ос”, принадлежавшему к любимому времени Аристофана - греко-персидским войнам. Так, его судьи часто с тоской вспоминают, как они “служили вместе” (Осы, Т.1, с.277).
К их бедственному положению Аристофан относится без малейшей иронии. Он не может не понимать, что без государственной поддержки жизнь их была бы полна лишений. Так, сын одного из судей с ужасом думает о том, что будет, если
“архонт не назначит заседанья” (Осы, Т.1, с.280).
Он задает отцу вопрос:
“На что припасов купим мы?
На что надежду ты питаешь?
Иль укажешь нам на “путь священной Геллы”?” (Осы, Т.1, с.280).
Отец мальчика не может дать ответ на этот вопрос. Как же получилось, что три обола - радость для тех, кто до этого
“трудился в поту, осаждал города,
на морях и на суше сражался”? (Осы, Т.1, с.301).
Виновниками этого Аристофан опять объявляет демагогов. В "Осах" старик-гелиаст Филоклеон, т.е. "любитель Клеона" и его сын Бделиклеон, т.е. "ненавистник Клеона" ведут непримиримый спор. Отец рисует все прелести жизни и могущества гелиаста, сын опровергает все его доводы, доказывая, что тот просто служит игрушкой в руках демагогов. Судьи у Аристофана с горечью описывают свое положение:
“Мы стоим перед трибуной, шевеля беззубым ртом,
ничего уже не видя, кроме этого суда, а мальчишка,
заручившись благосклонностью судей, ловко хлещет нас
речами, мечет быстрые слова. Как ножи, его вопросы,
что не скажет – западня» (Всадники,Т.1,с.63).
Однако, Клеон ничуть не обижает судей, напротив, сами гелиасты признают:
“Сам горластый Клеон, оглушающий всех,
только нас не грызет, а надежно нас он держит в руках,
от напасти хранит, надоедливых мух отгоняя” (Осы, Т.1, с.297).
В то же время Клеон просто-напросто обманывает гелиастов. Устами Бделиклеона Аристофан говорит, что из всех доходов, которые Афины имеют, причем в основном от своих союзников, и которые составляют приблизительно две тысячи талантов в год, менее чем одна десятая их часть приходится на оплату судьям. Остальная часть, как не трудно догадаться, идет в карман демагогам. При этом демагоги, считает Аристофан, преследуют цель оставить судей пребывать в бедности, чтобы они:
“укротителя знали и когда он только свистнет,
на врагов, на которых натравит их, они,
подобно собакам, кидались” (Осы, Т.1, с.302).
Отсюда следует, что повышением платы судьям до трех оболов Клеон поставил гелиастов в полную от себя зависимость. Естественно, что гелиасты после этого оказывали могущественную поддержку демагогу в народном собрании: шесть тысяч голосов преданных ему сторонников обеспечивали верную победу при проведении нужного ему постановления. Так гелиасты, сами не замечая того, что
“все потеряли ради платы ничтожной”, (Всадники,Т.1,с.142)
становились практически рабами демагога.
“Ты лишь слуга, хоть и мнишь себя владыкой”, (Осы, Т.1, с.291)
- говорит Бделиклеон отцу.
Однако, несмотря на свою симпатию к старикам-гелиастам, Аристофан осуждает их страсть к судебным процессам. Он говорит:
“И стариков я знаю - этим только бы в суде
принять решение колючее” (Всадники,Т.1,с.48).
Не вызывает его симпатий также и взяточничество судей и их тенденция обсуждать то, что не имеет реальной опасности для современных Афин.
В частности, в упрек им он ставит то, что
“о тирании уж полвека не слыхать.
Ну, а вы соленой рыбой меньше заняты, чем ей” (Осы, Т.1, с.290).
В целом, Аристофан дает гелиасту следующий портрет:
“Старец умнейший дома человек. Зато когда на этом
восседает камне, то рот разинет и зевает,
словно считает пролетающих ворон” (Всадники,Т.1,с.138).
Однако, никогда Аристофан не высказывается против существования Гелиеи как таковой, он не подвергает сомнению необходимость ее сохранения как одного из высших учреждений государства, не высказывается за устранение из судов ни низших слоев населения, ни стариков и даже не отвергает оплаты судебных заседаний
(“предложу я, словом, вот что: впредь из граждан никому,
кто без жала уродился, трех оболов не давать”). (Осы, Т.1, с.324)
Протестует Аристофан против растущего количества процессов, против тенденции к вынесению обвинительных приговоров попавшим под суд и против использования демагогами суда в своих собственных интересах. Неудивительно, что речи обвинителей в гелиэе нередко заканчивались циничным призывом к судьям голосовать за обвинительный приговор, так как в противном случае у казны не будет денег, чтобы выплатить им причитающееся жалованье. Такой аргумент, разумеется, действовал безотказно.
Как проект улучшения работы Гелиеи Аристофан предлагает “судить отдельно стариков и молодых, чтоб защитником у старых выступал старик седой, у мальчишек - толстозадый говорун Алкивиад.
“Чтоб отныне наказанья устанавливал в суде молодой
для молодого, а для старого - старик” (Ахарняне., Т.1, с.64).
Плутарх сообщает, что Алкивиада обвиняли в том, что он и "его друзья уродовали другие статуи богов". Правда, по Плутарху, его обвиняет в этом Андрокл, его заклятый враг, но в целом это вполне в духе Алкивиада, который был не склонен свято чтить как человеческие, так и божеские установления. Поэтому, возможно, именно его высмеивает Аристофан в "Облаках" в облике Фидиппида, щеголяющего длинной шевелюрой, большого любителя конных состязаний и петушиных боев, испорченного воспитанием матери-аристократки, которая приучает его к роскоши, опекаемого его дядей Мегаклом в его страсти к лошадям, ученика школы Сократа. Все это чрезвычайно напоминает Алкивиада, а также фраза Фидиппида, которую он произносит в конце комедии о том, что теперь он может принебрегать законами.
В историографии афинские судебные заседания не раз сравнивались с театральным агоном и самой драмой. Действительно, таких точек соприкосновения было предостаточно: и в том, и в другом случае устраивалось представление перед публикой; решение о победителе принималось голосованием избранных судей. Очень важно было то, кто и как исполнял роль (речь), сила и красота его голоса; схожи были манера исполнения, средства воздействия на публику, к которым прибегали в том и другом случае действующие лица. Главное различие состояло в том, что было два возможных сценария, и перед участником судебной драмы стояла задача убедить присяжных выбрать из двух именно его вариант события, составившего предмет агона.
По мнению Кудрявцевой Т.В., ораторы старались завоевать симпатии судей, вербализируя общепринятые представления о «желательном поведении», содержащиеся как в писаных законах, так и в неписаном моральном кодексе, и стремились максимально учитывать в своих выступлениях господствующие в обществе взгляды и убеждения. Тяжущиеся пытались, во что бы то ни стало пробудить в судьях жалость и сочувствие, они апеллировали к их благосклонности и милости.
Взывание к состраданию судей, сопровождающееся соответствующими жестами, мимикой, стенаниями, специально приведённой в беспорядок одеждой, «живыми картинками», как никакая другая составляющая процесса театрализовывало судебное действо. Участники процесса приводили рыдающих и умоляющих друзей, родственников и детей, как в пародийном «собачьем процессе» у Аристофана. Защитник обвиняемого пса Лабета, Бделиклеон, пускает в ход ultima ratio(последний довод):
«О, пожалей же пса, молю тебя, отец!
Не погуби его! Собачьи дети где?
(приносят щенят)
Несчастные, войдите. Умоляйте,
Просите. Плачьте, визгом одолейте.» (Vesp. 975-978;пер. А. Пиотровского).
Вот как в «Осах» Аристофан пишет о Народном собрании:
“на площади сидят и совещаются бараны меж собой,
как есть все с палками, в коротеньких плащах ...
средь баранов тех всепожирающий ораторствует кит
и голосом свиньи откормленный визжит” (Осы, Т.1, с.267).
А во «Всадниках» описывает такую картину.
“лишь скажет кто-нибудь в собрании:
“Тебя люблю и обожаю, Демос,
лишь о тебе забочусь и молюсь”, - ... нос задрав,
кичится как петух” (Всадники,Т.1,с.172).
Судебные тяжбы в Афинах провоцировались зачастую доносчиками – сикофантами. Сикофант – это профессиональный доносчик и шантажист. Сикофант из «Птиц» представляется: «я – островной глашатай и доносчик» - так объясняет Писфетеру, зачем ему понадобились крылья:
«Я – кляузник. А крылья мне нужны, чтобы, порхая,
звать к суду ответчиков».
Напротив, антипод сикофанта – мирный виноградарь Тригей, - знакомясь, говорит: «Я не сикофант и не любитель дел». Доказательство вездесущности сикофантов, выслеживающих свои жертвы, находим в сцене из «Ахарнян» (818-835). Только мегарец приступил к торговле с Дикеополем, тут как тут сикофант.
Сикофанты занимались своим делом с полной отдачей и профессионально, не помышляя о других возможных заработках; сикофантство превратилось в настоящую науку, ремесло. Когда Праксагора в комедии «Женщины в народном собрании» заявляет, что теперь женщины контролируют правительство и никому не будет позволено заниматься вымогательством, ее муж восклицает: «Не отнимай у меня жизнь!»
Поэт утверждает и то, что в некоторых семьях профессия сикофанта передавалась от отца к сыну. Сикофант из «Птиц», который появляется в Тучекуевске, знает только один способ заработать на жизнь. На вопрос Писфетера: «Зачем живешь доносами?» - он отвечает: «Как быть? В земле копаться не умею я». Заняться каким-либо честным делом он не желает - это значит опозорить свою семью, в которой ремесло сикофанта практикуется уже несколько поколений: «Не посрамлю семьи своей! От дедов повелось у нас сутяжничать».
Жертвы сикофантов принадлежат самым разным социальным слоям: это и бедный мегарец из «Ахарнян», и хор старцев из той же комедии, жалующийся на преследования доносчиков; во «Всадниках» сказано, что любого из афинян может «задушить, запугать, обобрать» главный сикофант - Клеон. Страдают от сикофантов и союзники. О вымогательстве денег у «купцов союзных» профессиональными шантажистами говорится в «Мире»; сикофант, забредший в Тучекуевск, мечтает о крыльях, чтобы вызвать в суд чужеземца «и полететь за новыми». Но самая «вкусная» добыча - богачи: в «Мире» рой доносчиков треплет богача Каллия; сикофантская активность Клеона направлена прежде всего против богатых простачков.
В «Плутосе», последней из аристофановских комедий, Доносчик - одно из главных действующих лиц; в этой же пьесе содержится несколько намеков или даже указаний на связь сикофантства с самими устоями афинского общества. С этой точки зрения очень интересен диалог Справедливого человека и Доносчика. Доносчик заявляет: «Я попечитель по всем делам города - и государственным и частным». И далее: «Мне подобает благодетельствовать
родному городу». Справедливый человек уточняет: «Благодетельствовать –
это совать нос в чужие дела». Доносчик – в ответ: «Это значит поддерживать установленные законы и не позволять, чтобы кто-то нарушал их». «Да разве предостаточно судей выставляет наш город, чтобы управлять?» - восклицает справедливый человек. Следует важный обмен репликами. Доносчик: «Кто ж обвиняет?». Справедливый человек вынужден произнести ключевое слово «Кто пожелает». Доносчик - тут же: «Да разве я не такой лающий, потому и дела города - в моем ведении. Справедливому человеку остается лишь горестно воскликнуть: «Клянусь Зевсом, негодный же заступник у города!».
И хотя сцена заканчивается, как часто в комедии и редко в жизни, посрамлением и избиением ябедника, в словах сикофанта даны серьезные (с точки зрения афинской судебной практики) обоснования существования; этого малоприятного явления общественной жизни, истоки которого коренятся в отсутствии государственного обвинения в Афинах. Афинская судебная система также благоприятствовала развитию сикофанства: из аристофановских «Ос» видно, как дикасты вожделели обвинительных приговоров и как легко были готовы по мановению демагога преследовать очередную жертву. Доносительство как общественное явление, появление профессиональных и даже наследственных шантажистов, несомненно, связаны с утвердившемся после Греко-персидских войн и реформы Эфиальта всевластием гелиэи.
Подобное же отношение к себе как и гелиея со стороны Аристофана встречает Совет 500, где “заседает оболваненный народ”. (Всадники,Т.1,с.121). Та же пассивность характерна, по Аристофану, и коллегии 11, которая осуществляла надзор за содержащимися в тюрьмах преступниками, также вносила на рассмотрение суда дела о противозаконном пользовании гражданскими правами.
Аристофан — едвали не единственный автор, который достаточно подробно, хотя и в комической форме, описал и порядок работы гелиэи, её состав, судебный инвентарь, и облик гелиаста, и непосредственно сам ход судебного заседания. Другие авторы V в. до н. э., чьи произведения до нас дошли: историки — Геродот и Фукидид, сочинитель памфлета «Афинская полития», известный под именем Псевдоксенофонта, или Старого Олигарха, — либо ограничились краткими замечаниями о некоторых громких судебных процессах V в. (Мильтиада, Фемистокла, дело «осквернителей герм» и т. п.), не вникая ни в какие юридические детали, проливающие свет на работу народного суда (Геродот, Фукидид), либо обошлись эмоциональными восклицаниями о глупости, жадности, своекорыстности и произволе заседающих в судах дикастов (Псевдоксенофонт).
Комедии Аристофана, как уже было сказано, — единственный источник, который дает нам детальное описание гелиэи V в. до н. э. По этой великолепной сатире, мастерской карикатуре на действительность мы можем представить себе, какой эта действительность была, можем воссоздать целый ряд черт, характерных особенностей и народного суда, и судей, и восприятия их в афинском обществе. Благодаря тому, что Древняя комедия была политической и злободневной, мы можем реконструировать по ней с той или иной степенью достоверности афинскую реальность. Нам никогда не удалось бы добиться такого результата по Новой комедии — это все равно что восстанавливать современную жизнь по голливудским фильмам или латиноамериканским сериалам.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему