Социальная философия  К.П. Победоносцева 

Все пороки, полагал Победоносцев, приходят вместе с усложнением, отказом от «естественных», исторически сложившихся форм социальной жизни. Опорой порядка Победоносцев считал «простой народ», интуитивно, на основе традиции и опыта отделяющий добро от зла. Носителями деструктивных тенденций виделись «беспочвенные» слои – интеллигенция и бюрократия, склонные перестраивать жизнь по рациональным схемам на основе западных образцов.

Значительная часть литературного наследия Победоносцева, глубоко убеждённого государственника-охранителя, посвящена критике нигилизма и либерализма, обличению безверия интеллигенции, что связано, по его мнению, с влиянием отвлечённого рационализма Запада, породившего «дикое варварство и анархию в Европе».

К.П. Победоносцев, несомненно, интересовался культурной жизнью Запада и когда предпочитал отдых, летом обязательно ездил в Западную Европу, любил отдыхать на острове Уайт. Зимой он едет в Сергиевскую пустынь, а летом, когда надо отдохнуть, все-таки совершает не паломническую, а, скорее, туристическую поездку на один из европейских курортов. Это показывает, что он был человек двойной культуры. Это у него совмещалось. Очевидно, что размеренная европейская жизнь, культурная жизнь ему очень нравится. Но в то же время, живя вне России, он постоянно вспоминает Москву, тоскует о литургии в православном храме. Его идеал – европейская жизнь, но европейская жизнь, которая совмещалась бы с православным русским бытом. В письмах к графине Блудовой он пишет о том, что на острове Уайт он встретил англичанина, у которого в доме стоял самовар и который с любовью вспоминал Москву, где он прожил три десятка лет. Вот такая Европа, но с самоваром. Европа, где есть православная литургия это очень хорошо. И не случайно когда он был на освящении православного собора в Праге, он пишет, что Прага ему очень напоминает Москву. Очень неожиданное и, пожалуй, парадоксальное, хотя и понятное сопоставление. В Праге есть православный храм, есть славяне и при этом европейский порядок.  Это для Победоносцева было воплощенным идеалом.

В восприятии Европы К.П. Победоносцева останавливало понимание того, что этот порядок европейский, умение утроится в этой жизни как на курорте в некотором смысле связано с тем, что европейская цивилизация как бы внутренне согласилась с грехом. Она научилась управлять грешным человеком. Она научилась сроить упорядоченное общество на основе греха как общественной нормы. И главный-то грех, конечно, это безбожие. А вот Россия не научилась и поэтому она падает в бездну намного быстрее, чем упорядоченная и культурная Европа. Потому что новоевропейская культура и есть та грань цивилизации, которая позволяет устроиться в этом мире без Бога. А вот некультурная Россия всегда между Богом и Его противником. Нейтральной промежуточно-гуманистической цивилизованной сферы Россия фактически не знает. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. И собственно, Победоносцев это и предвидел, он это видел, что это будет, и это будет в России гораздо более страшно, чем в умной, культурной и хитрой Европе. Что и произошло. И он чувствовал и понимал, что к этому идет.

Главными пороками западноевропейской культуры, по его воззрению, являются рационализм и вера в добрую природу человека. Первый отдает человека во власть логического вывода и обобщений, имеющих значение и силу в действительности лишь постольку, поскольку верны жизненные факты, лежащие в основании посылок; вторая приводит к идее народовластия и парламентаризма – «великой лжи нашего времени». Взятые вместе, оба фактора производят крайнюю смуту во всем строе европейского общества, поражая и «русские безумные головы». Понятия «свободы прессы», «парламентаризма», «конституционного строя», «народовластия», «общественного мнения», представлялись ему лживыми иллюзиями, погубившими Запад и губящими Россию . 

Наиболее полное его мировоззрение изложено в «Московском сборнике», опубликованном в 1896 году . Он резко критиковал основные устои культуры и принципы государственного устройства стран современной ему Западной Европы; осуждал демократию и парламентаризм, который называл «великой ложью нашего времени»: всеобщие выборы, по его мнению, рождают продажных политиканов и понижают нравственный и умственный уровень управленческих слоев.

Коренным пороком западноевропейской мысли Победоносцев считал веру в «исконное совершенство человеческой природы», способствующую формированию людей «в чрезмерных ожиданиях, происходящих от чрезмерного самолюбия и чрезмерно, искусственно образовавшихся потребностей» .

По мнению Победоносцева, положенное в основу демократических теорий ложное представление о совершенстве человеческой природы привело его к пониманию вечных истин (свобода, равенство, братство) как философских абстракций и формальных прав. А так как массы, считал он, не в состоянии философствовать (они способны только верить), то идея формальных прав, рождая разрыв между духовностью личности (религиозная вера) и её болезненными (демократическими) устремлениями, стимулируют разрушительные инстинкты народа.

Очень интересно наблюдение Победоносцева над современной ему европейской жизнью. Он публикует два больших политических обзора о состоянии дел во Франции и в Испании, где в это время проходила очередная революция. Вот что интересно, когда он пишет о Франции, которая, как мы помним с вами, еще не сделала выбора, Наполеон III свергнут, но большинство в Национальном собрании – это монархисты, правда, разбитые на разные фракции, и кажется, что монархия будет вот-вот реставрирована. Так вот, Победоносцев несколько неожиданно заявляет, что реставрация монархии вряд ли возможна. Почему? Во-первых, монархия утратила народное доверие. Во-вторых, три соперничающие фракции – орлеанисты, легитимисты, бонапартисты объединились на, ну, я бы сказал на гнилой основе, объединились против республики, но общего единого идеала у них нет и быть не может, этот компромисс ни к чему хорошему не приведет. Но если не будет монархии, что же последует во Франции? С точки зрения Победоносцева возможен только один выход – диктатура. Надо сказать, что если в его прогноз относительно невозможности реставрации монархии блестяще оправдался, то во втором случае, как мы знаем, он ошибся, потому что Третья Республика во Франции была установлена в 1875 году и просуществовала, правда не без кризисов и потрясений, до 1940 года.

Не менее интересен и его анализ ситуации в Испании. Когда читаешь анализ испанских событий, невольно кажется, что это такое «воспоминание о будущем». Он описывает страну, раздираемую внутренними противоречиями, страну, где разлагается армия, государство, а политические деятели, демонстрируя образцы красноречия, занимаются совершено пустыми дискуссиями в парламенте. Это всё невольно напоминает ситуацию от февраля к октябрю 1917 года. В Испании, считает Победоносцев, выход возможен только один – это военная диктатура.

В программных статьях о Франции и Испании Победоносцев приходит к выводу о принципиальной невозможности парламентаризма, что очень интересно. Если для Константина Петровича Победоносцева Франция, Испания показывают ложность любого парламентаризма, то для сотрудников «Вестника Европы» являющегося изданием русских либералов  испанская ситуация показатель того, что очень сложно построить парламентскую модель в стране, где нету третьего сословия, Испания для русских либералов это скорее исключение из правил, чем само правило. Для Победоносцева же опыт Франции и Испании демонстрирует безусловную ложность парламентаризма. Как видим, факты одни и те же, но выводы разные .

В работе «Великая ложь нашего времени» К.П. Победоносцев вполне современно для сегодняшнего дня отмечает всю ложь нашего западнического парламента так нелюбимого нынешним населением России: «Что основано на лжи, не может быть право. Учреждение, основанное на ложном начале, не может быть иное, как лживое. Вот истина, которая оправдывается горьким опытом веков и поколений». И далее он подытоживает следующее: «Одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, та, к сожалению, утвердившееся со времени французской революции, идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воли народной. Отсюда истекает теория парламентаризма, которая до сих пор вводит в заблуждение массу так называемой интеллигенции – и проникла, к несчастию, в русские безумные головы. Она продолжает ещё держаться в умах с упорством узкого фанатизма, хотя ложь её с каждым днём изобличается всё явственнее перед целым миром» .

Далее он определяет сущность западного парламента навязываемого нам в качестве образца для подражания следующим образом: «…Если бы потребовалось истинное определение парламента, надлежало бы сказать, что парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей. Учреждение это служит не последним доказательством самообольщения ума человеческого... Что же вышло в результате? Вышло то, что mutato nomine всё осталось в сущности по-прежнему, и люди, оставаясь при слабостях и пороках своей натуры, перенесли на новую форму все прежние свои привычки и склонности. Как прежде, правит ими личная воля и интерес привилегированных лиц; только эта личная воля осуществляется уже не в лице монарха, а в лице предводителя партии, и привилегированное положение принадлежит не родовым аристократом, а господствующему в парламенте и правлении большинству» .

В противовес демократическим теориям Победоносцев предлагал свою теологизированную монархическую концепцию. С его точки зрения, потребность во власти изначально заложена в природе человека. Возникшее в результате грехопадения раздвоение человеческой природы на доброе и злое начало рождает необходимость в государстве, той властной опоре, верховном судье в борьбе за порядок и правду против зла.

Выступая за неограниченную монархическую власть, Победоносцев оперировал к народному духу, который, как он полагал, изначально содержит и в будущем будет содержать идею монархической организации российского общества. В целом Победоносцев абсолютизировал ценность государства, придав ему основную роль в борьбе со злом, что, в некотором смысле, противоречило учению православной церкви.

Сущность западного парламента, навязываемого нам в качестве образца для подражания, он определяет следующим образом: «Парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей. Учреждение это служит доказательством самообольщения ума человеческого. Люди, оставаясь при слабостях и пороках своей натуры, перенесли на новую форму все прежние свои привычки и склонности. Как прежде, правит ими личная воля и интерес привилегированных лиц; только эта личная воля осуществляется уже не в лице монарха, а в лице предводителя партии, и привилегированное положение принадлежит не родовым аристократом, а господствующему в парламенте большинству». Парламентские деятели, по мнению Победоносцева, принадлежат, большею частью, к самым безнравственным представителям общества; люди же чести и долга обыкновенно не красноречивы, неспособны «нанизывать громкия и пошлые фразы»; они раскрывают себя и силы свои в рабочем углу своем или в тесном кругу единомышленных людей». 

Духу парламентаризма, паразитирующего на «неверном и случайном», превращающую жизнь в игру, где каждый стремится «сорвать свой куш», Победоносцев противопоставлял силу традиции, вышедшей из самой жизни и освящённой авторитетом истории, а также православную веру, стоящую выше всяких теоретических формул. Как монархист, он видел свой исторический идеал в медленном, постепенном эволюционном развитии общества, мирном органическом движении, не прерываемом никакими насильственными катаклизмами. Крепкая семья и патронирующая роль государства по отношению к больным и слабым должны были выступать гарантом стабильности. Выступая за неограниченную монархическую власть, Победоносцев взывал к народному духу, который, как он полагал, изначально содержит и в будущем будет содержать идею монархической организации российского общества . 

Вредна, по убеждению Победоносцева, и периодическая печать, так называемая, выразительница общественного мнения. Это сила, развращающая и пагубная, ибо она, будучи безответственной за свои мнения и приговоры, вторгается с ними всюду, во все уголки честной и семейной жизни, навязывает читателю свои идеи и воздействует на поступки массы самым вредным образом. Безусловно, вредно и распространение народного образования, поскольку оно не воспитывает людей, а дает лишь знания и привычку логически мыслить. Не соответствующим общественным условиям России Победоносцев считал и суд присяжных. Это учреждение, отмечал он, усиливает случайность приговоров даже в тех странах, где существует «крепкое судебное сословие, веками воспитанное, прошедшее строгую школу науки и практической дисциплины». «Можно себе представить, - продолжал он, - во что обращается это народное правосудие там, где в государстве нет этой крепкой руководящей силы, но есть быстро образовавшаяся толпа адвокатов, которым интерес самолюбия и корысти сам собою помогает достигать значительного развития в искусстве софистики, для того чтобы действовать на массу; где действует пестрое, смешанное стадо присяжных, собираемое или случайно, или искусственным подбором из массы, коей недоступны ни сознание долга судьи, ни способность осилить массу фактов, требующих анализа и логической разборки; наконец, смешанная толпа публики, приходящей на суд как на зрелище посреди праздной и бедной содержанием жизни; и эта публика в сознании идеалистов должна означать народ». 

Уже будучи обер-прокурором Синода К.П. Победоносцев начинает систематически выступать в печати по вопросам образования, которое переживало глубокий духовный кризис. И надо сказать, что в своих педагогических работах этот консервативный мыслитель предстает отнюдь не карикатурным ретроградом, «с порога» отрицающим любые перемены и новации. У него, несомненно, была четко и глубоко продуманная образовательная политика. В начальной школе Победоносцев видел, прежде всего, хранительницу российских традиций, религиозных устоев, нравственных норм и только потом – собственно место обучения. Идеалом народной школы для него была такая, где учащиеся приобретали минимум элементарных знаний, но зато глубоко впитывали уважение к Богу, любовь к Отечеству и почитание своих родителей. В его любимом детище – церковно-приходских школах – образование строилось именно по этой схеме. 

Победоносцев предполагал создание при храмах широкой сети начальных училищ, подчиненных духовному ведомству и руководимых священниками. Главное внимание в таких школах должно было уделяться изучению Закона Божия, церковно-славянского языка, церковного пения. В отличие от школ светских, стремящихся дать воспитанникам прежде всего определенный объем знаний, церковные школы должны были не оставлять в небрежении души учеников, обращать внимание не столько на образование, сколько на воспитание. К.П. Победоносцев сделал для распространения грамотности в народе, вероятно, больше, чем кто-либо другой вообще за всю историю Российской империи. Благодаря его инициативе, его заботам, в России повсеместно стали открываться церковно-приходские школы. Числом учащихся приходские школы значительно опережали земские. «Для блага народного необходимо, – писал Победоносцев, – чтобы повсюду около приходской церкви была первоначальная школа грамотности, в неразрывной связи с учением закона Божия и церковного пения, облагораживающего всякую простую душу. Православный русский человек мечтает о том времени, когда вся Россия по приходам покроется сетью таких школ, когда каждый приход будет считать такую школу своею и заботиться о ней посредством приходского попечительства». И он добился поразительных успехов в создании системы приходского образования. До 1880 года грамотные крестьяне в России были в ничтожном числе, а в результате деятельности приходских школ в начале ХХ века уже четверть населения умела читать и писать, а в младшем поколении грамотные составляли большинство. При активной поддержке Победоносцева с 1880 по 1905 год число церковно-приходских школ увеличилось более чем в 150 раз, с 273 до 43 696, а число учащихся дошло до 1 782 883 человек . 

В то же время, Победоносцев жестко выступал против высшего женского образования, почему-то видя в нем развращающий фактор, «ведущий к растлению нравов». Демократическому требованию предоставить женщинам равные права с мужчинами в области образования К.П. Победоносцев и его окружение противопоставляли целую систему дискриминационных мер, тормозивших развитие женских гимназий, институтов, высших курсов, профессиональных школ. В 1895 году в одном из писем Победоносцев признавался, что именно по его инициативе в 1891 году был похоронен проект открытия в Петербурге женского медицинского института, и сетовал на то, что времена меняются и делать подобное становится все труднее. 

Говоря в конце XIX века о будущей реформе образования, Победоносцев подчеркивал, что ни в коем случае нельзя обойти вниманием и социальный статус преподавателей. При существующей школьной системе учитель или профессор «отрабатывает» положенное время и не имеет никакого отношения к ученикам, с которыми чаще всего совершенно не знаком. Личного и постоянного отношения между учителем и учеником не существует, а наведение порядка и другие меры производит надзиратель, личность которого не вызывает в обществе (к сожалению, чаще всего справедливо) ничего, кроме негативных эмоций. Такой школьный порядок приводит к тому, что ученик практически лишен какого-либо воспитательного влияния со стороны своих преподавателей и предоставлен самому себе. Результатом отсутствия влияния учителя становится неоправданное и неадекватное самоутверждение ученика, старающегося в своей свободе «укрыться» от надзора и привыкающего лгать, причем не только окружающим, но и самому себе. По этому поводу К.П. Победоносцев писал: «Педагогическая система, приводящая к привычке притворяться и лгать, - система явно и безапелляционно негодная» .

Будущая новая школа, образец которой Победоносцев нашел в Англии, должна была на место учителя и надзирателя поставить профессора-воспитателя, живущего с учениками и обучающего их не только формально, но и на личном примере, находясь с ними в духовно близких отношениях, поскольку «непрерывное обращение преподавателя с воспитанниками устанавливает между ними отношение, похожее на отношение к детям отца». Только в этом случае, ученик не предоставлен самому себе и дурному влиянию товарищей. Таким образом, К.П. Победоносцев считал исключительно важным определенное сближение двух типов образования и воспитания: семейного и школьного. В этой апелляции к семейному и даже патриархальному началу в педагогике (учитель-отец) он, безусловно, выступал как последовательный консерватор-традиционалист. 

У Победоносцева не было склонности видеть жизнь сквозь розовые очки. В статье с характерным названием «Болезни нашего времени» он набрасывает нерадостные картинки современного ему отечественного быта: «Вот больница, в которую боится идти народ, потому что там холод, голод, беспорядок и равнодушие своекорыстного управления… Вот улица, по которой пройти нельзя без ужаса и омерзения от нечистот, заражающих воздух, и от скопления домов разврата и пьянства, вот присутственное место, призванное к важнейшему государственному отправлению, в котором водворился хаос неурядицы и неправды… Велик этот свиток, и сколько в нем написано у нас рыданий, и жалости, и горя». Победоносцев не сомневался в том, что Россия нуждается в «бездне улучшений». 

 Как монархист, К.П. Победоносцев видел свой исторический идеал в медленном, постепенном эволюционным развитием общества, мирном органическим движением, не прерываемом никакими насильственными катаклизмами. Крепкая семья и патронирующая роль государства по отношению к больным, слабым и непридусмотрительным должны были выступать гарантом стабильности. К заслугам Победоносцева следует отметить введение им в России системы церковно-приходских школ, народных и реальных училищ, где главный приоритет был отдан религиозному и православному воспитанию личности. Благодаря этому, миллионы неграмотных крестьян смогли стать грамотными и получить минимальное образование.

Среди критиков К.П. Победоносцева были В.С. Соловьёв и Л.Н. Толстой и др., неодобрительно расценившие его стремления решать большинство вопросов путём принуждения. Вместе с тем, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев и др. высказывали ему своё расположение. Знаменитую фразу К.Н. Леонтьева «Подморозить Россию, чтобы не пахла», Константин Петрович сделал главным девизом своей жизни, и в некоторой степени переусердствовал в этом направлении. Как справедливо отмечали В.В. Розанов и Л.А. Тихомиров, наряду с позитивными моментами запрещения «либеральничанья» в России, Победоносцев уничтожал и творческие консервативные начала мысли, что не помогало, а наоборот усугубляло дело.

Однако, Победоносцев правильно считал, что процесс демократизации в стране несёт в себе опасность, способную стать гибельной для России как государственного, так хозяйственного и культурного организма.

Можно согласиться с В.В. Розановым, который называл Победоносцева «Гамлетом по устроению и Дон – Кихот по историческим задачам». И добавил, что Победоносцев «нервно ненавидел общество и общественность, и в этом отношении произносил слова удивительной дерзости, но уже по их темпераменту и вообще по отсутствию в нём лукавства, хитрости, двуличия, притворства, заискивания, по этому свободному прекрасному в нём духу, он был наш! Плоть от плоти общества, литературы, скажу необыкновенную вещь – улицы» .

Прогрессивная общественность (в основном либеральная, интеллигентская) не могла простить ни его взглядов, ни его политического курса. Новое безрелигиозное и свободное от всякого греха время не нуждалось больше в старом монархисте, патриоте и консерваторе. Даже некоторые иерархи церкви выступили против его церковной политики (в частности, митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). 17 апреля 1905 года Кабинет министров, несмотря на его возражения, утвердил указ о веротерпимости. 19 октября того же года Константин Петрович был уволен от должности обер-прокурора Синода.

Таким образом, К.П. Победоносцев с большим недоверием относился к теоретическим конструкциям, опасался насилия отвлеченной догмы над жизнью. В его научных трудах царил культ «факта» при неприязненном отношении к выводам, теориям, умозаключениям.

Отвергая дух парламентаризма Победоносцев считал, что в России более всего дорожить надо нравственным доверием народа, верою его в правительство. Возможные законные льготы и постановления – ничто перед этим чувством. Народ приходит в уныние и тоску, когда не чувствует правящей силы. У нас, в России, нет другой движущей силы, кроме единства народа с правительством в нравственном сознании.