Гражданством (в современном понимании) именуется устойчивая правовая связь человека с государством, принадлежность человека к государству, выраженная в совокупности их взаимных прав и обязанностей. Служит предпосылкой и основой правового статуса гражданина. Предоставляя человеку гражданство, государство берет на себя обязательство обеспечить реализацию в полном объеме его прав и свобод, защиту и покровительство за пределами страны. Предшественником термина "гражданство" является понятие "подданства", считаю целесообразным для глубокого исследования Института гражданства, начать его рассмотрение с истоков зарождения данного понятия.
«Вассалитет» и “подданство - министериалитет”- понятия эти условные. Вассалитет, как известно, система отношений личной зависимости одних феодалов от других, т. е. иерархия на вполне определенной ступени развития феодального общества. Вассалитет сформировался во вполне развитый институт в VIII-IX вв. во Франкском государстве. Вассальная служба – и в том ее главная особенность – не ущемляла личную свободу вассала, находящегося под покровительством сеньора. освобождало от них и другую сторону феодального договора”. Вассалитет в Западной Европе теряет свое значение с образованием в позднем средневековье единых государств и развитием товарно-денежных отношений, разрушавших иерархию собственности.
На месте вассалитета возникало государственное подданство. Термин “подданство” мы употребляем в двух значениях. Подданство государственное – это ступень развития, когда всякий подчиняется верховному сюзерену напрямую, а не через вассалитет. Подданство-министериалитет – это служба, в которой отсутствует договорная основа, т. е. слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина. Слуга мог приобретать большую власть и собственные владения, но по отношению к слуге господин имел всегда принципиально больше прав, чем к вассалу.
Вассалитет на Руси генетически был обусловлен княжеско-дружинными отношениями и являлся, таким образом, преемником военной демократии. Русскую дружину, как ее рисует “Повесть временных лет”, можно представить себе и своеобразной военной общиной, и своеобразным казачьим войском, возглавляемым атаманом. От общины идут отношения равенства, находящие внешнее выражение в дружинных пирах (ср. “братчины” в крестьянских общинах), от “казачества” - роль военной добычи как главного источника существования, который функционировал как в прямом, так и в превращенном виде, ибо дань – это и выкуп за несостоявшийся подход. Выразила же дружина Игоря согласие на предложение Византии (“Не ходи, но возьми дань”) в красноречивой формуле: “… что хочем более того: не бившеся, имати злато” .
Вместе с тем несомненно постепенное исчезновение последних остатков вассалитета в России в XV-XVI вв. и господство отношений типа государь – холоп в самой жесткой форме. В отличие от стран западноевропейского региона, на Руси произошел переход от вассалитета к подданству – министериалитету, который не дал возможности классу феодалов сохранить свои политические права и привилегии, а также гарантии против произвола монарха.
Россия не знала людей, аналогичных западноевропейским легистам. Здесь не разрабатывались общие юридические теории, но это означает не отсутствие соответствующего сознания, а лишь необходимость извлекать данные о нем из косвенных источников. “Повесть временных лет” в своих часто легендарных рассказах создает некий легендарный образ отношений князя и дружины. Вне зависимости от того, в какой мере образ соотносился реальностью прошлого, по этому источнику видна ценностная ориентация высших слоев общества XII века. Князь не только “думает” с дружиной, но и готов даже на удовлетворение “престижных” требований подвыпивших дружинников, не желавших пользоваться деревянными ложками. С другой стороны, дружинник (Блуд), изменивший своему князю, не нарушившему своих обязательств, “горьше суть бесов”. Вассалитет нашел свое выражение, в частности, в том, что в русско-византийских договорах X в. бояре и дружинники выступают не столько как представители князей, сколько как полноправные участники соглашений.
Следы (но, впрочем, как мы увидим, только следы) дружинного менталитета сохраняются и в будущем, когда подданство вытесняет вассалитет. Об этом свидетельствует существование в XIV-XV вв. категории княжеских “слуг вольных”; традиционный пункт междукняжеских соглашений: “А боярам и слугам межи нас вольным воля”. И даже тогда, когда отношения подданства в холопской форме господствуют уже безраздельно, мы встречаемся с реликтами дружинного сознания. Опричная пародия на монастырь с “братией” и совместными пирами при безоговорочном торжестве самого жестокого деспотизма была внешней уступкой воспоминаниям о дружинных временах. Для настоящей статьи важно определить взаимосвязь смены вассалитета подданством и соответствующих изменений в системе ценностей. В связи с этим обратимся к Северо-Восточной Руси XII в. Здесь по-прежнему преобладали дружинные связи, не отличавшиеся типологически от подобных в Приднепровье. Так, в 1174г., после убийства Андрея Боголюбского, именно съезд дружинников решал вопрос о князе. Когда же князья отдали старейшинство другому кандидату, то дружина решительно пресекла попытку князей посягнуть на ее право выбора. Однако именно в этом регионе и в это же время возникают первые симптомы кризиса дружинных отношений и появляются монархические черты в княжеской власти. При Андрее Боголюбском все большее значение приобретает не старшая дружина, а реальный административный аппарат, рекрутировавшийся из младшей дружины – “детьцких”. Этот слой находился в жесткой служебной зависимости от князя. Вряд ли случайно, что этот слой с конца XII в. получает название дворян, т. е. людей княжеского двора, личных заслуг князя, а не его друзей и соратников (“дружина”). Отсюда вытекает и отмеченное А. А. Горским резкое падение частоты употребления термина “дружина” в VIII в., вытеснение его термином “двор”.
В XVI в. государственный аппарат сформулировал “философию” подданства-министериалитета такой фразой: “а государю холоп без вины не живет”. Слова эти нужно было произнести на переговорах с посольством от короля Сигизмунда-Августа (7 мая — 15 сентября 1566 г.), если спросят про князя Михаила Воротынского, “про его опалу”. Подданство-министериалитет предполагало и особый, деспотический характер опалы: “князь Михайло государю погрубил и государь на него опалу было положил, а ныне его государь пожаловал...”. Заслуживает внимания сам термин “опала”, происходивший от глагола “опалиться” (разгневаться), однокоренного с глаголом “палить”. Опала, таким образом, не столько наказание за вину, сколько результат вспышки монаршего гнева, о причинах которого вовсе не обязательно знать ни самому опальному, ни остальным подданным государя. Именно потому новеллой права стала крестоцеловальная запись Василия Шуйского, запрещавшая налагать опалу без боярского суда.
Однако даже в XVI в. менталитет холопства (при несомненном его преобладании) не был единственным в среде русских феодалов. На эту мысль наводят сочинения Ивана Пересветова. Для него, выросшего в Великом княжестве Литовском, служившего в Чехии и Молдавии и привыкшего к иной модели отношений монарха с подданными, оказалось непривычным собственное превращение в “холопа”. И хотя он в челобитных именует себя в точном соответствии со сложившимся этикетом, однако в “Сказании о Магомете-салтане” он, выступая против холопства, вкладывает в уста Магомет-салтана такие слова: “В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры и к бою не смелы против недруга: они то есть порабощены, и тот человек срама не боится, а чести себе не добывает, а речи такой: „Хотя и богатырь или не богатырь, однако, есми холоп государев (разрядка наша.— Авт.), иново мне имени не прибудет”. Пересветов, таким образом, подвергает критике уже установившееся общее обозначение русских светских феодалов — от рядового сына барского до боярина. Говоря далее о порядках в Византии “при царе Константине Ивановиче”, Пересветов видит причину гибели империи и в том, что “вельможи его (царя. - Авт.), что люди лутчие, и те порабощены были в неволю, а все те были против недруга не бойцы” . А. А. Зимин отмечал противоположности программ Пересветова и опричнины царя Ивана, выраженных в широко известных формулах: “воинниками царь силен и славен” и “жаловати есмя своих холопов вольны, а и казниты вольны же”. Думается, пересветовские взгляды противоречили и уже устоявшемуся строю политических взаимоотношений в правящей верхушке общества.
Обращает на себя внимание то, что в XVII в. самоназвание “холоп твой” уже осознавалось как привилегия господствующего класса, ибо крестьяне и посадские люди, по словам Г. Котошихина, “пишутца в челобитных своих „рабами и сиротами", а не „холопами”.
Западноевропейский вариант централизации отличался от русского: переход от вассалитета к государственному подданству или подчинение всех одному сюзерену не через иерархию, а напрямую, не лишал общества приобретенных свобод и привилегий: они институализировались в сложнейшей борьбе, приобрели характер законных, четко оговоренных вольностей. В этих условиях королевская власть в Европе, действительно, с трудом сдерживала децентрализаторские стремления господствующего класса, особенно верхушки. Ф. Энгельс в работе “О разложении феодализма и возникновении национальных государств” писал: “В каждом из этих средневековых государств (речь идет о Западной Европе.— Авт.) король представлял собой вершину всей феодальной иерархии, верховного главу, без которого вассалы не могли обойтись и по отношению к которому они одновременно находились в состоянии непрерывного мятежа... А каково было во времена позднего средневековья, когда ленные отношения во всех странах образовывали клубок прав и обязанностей, пожалованных, отнятых, снова возобновленных, отобранных за проступки, измененных или как-либо иначе обусловленных,— клубок, который невозможно было распутать?.. Вот в чем причина той длившейся столетия переменчивой игры силы притяжения вассалов к королевской власти как к центру, который один был в состоянии защищать их от внешнего врага и друг от друга, и силы отталкивания от центра, в которую постоянно и неизбежно превращается эта сила притяжения; вот причина непрерывной борьбы между королевской властью и вассалами...”. Королевская власть была прогрессивна, ибо к вольностям прибавлялось единство созревавшей нации, т. е, условие для развития капитализма. Она являлась, по словам Ф. Энгельса, “представительницей порядка в беспорядке”. Можно ли переносить эту характеристику, как это принято в нашей науке, на процесс централизации в России? Едва ли в России переход к государственному подданству произошел не от вассалитета, который почти угас и не мог закрепить политические права и привилегии за феодалами, а от подданства-министериалитета, подданства в холопской форме.
Типологически русский вариант деспотического самодержавия близок византийскому, в котором также не было развитого вассалитета. Как отмечал А. Я. Гуревич, Византия не знала феодального договора, принципа вассальной верности или групповой солидарности пэров. “Вместо тесных „горизонтальных" связей между лицами одинакового статуса преобладали „вертикально" направленные отношения подданных к государю. Не взаимная помощь и обмен услугами, а односторонняя холопская зависимость низших от вышестоящих определяли облик этого общества. Самые могущественные, знатные и богатые люди, достигшие высших должностей в государстве, оставались совершенно бесправными и не защищенными законом по отношению к императору, который мог произвольно лишить их имущества, чина и самой жизни, так же, как возвысить любого человека и выскочку из простонародья превратить в первого сановника империи”. Гуревич А.Я, сравнивает византийские порядки с “правовым компромиссом” между вассалами и королем по “Великой хартии вольностей”. Такой же сравнительный анализ напрашивается и по русско-английским реалиям. Даже формулы деспотизма в России и Византии схожи: “а жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же” — и; “что угодно императору, то имеет силу закона”. Это — один и тот же принцип деспотического самодержавия.
Явления прошлого оцениваются обычно с точки зрения перспективы исторического развития. С “Истории государства Российского” Н. М. Карамзина утверждалась в науке оценка централизации, исходившая прежде всего из государственных потребностей единения страны и создания сильной монархической власти. Новое теоретическое обоснование эта позиция получила у историков так называемой, государственной школы. В трудах Б. Н. Чичерина, К. Д. Кавелина, С. М. Соловьева утверждалась мысль, что подавление “боярской крамолы” и наступление великокняжеской (царской) власти на удельную независимость означали успех централизации, несомненно, благоприятный для страны, народа и вообще дальнейшего развития. Полемика Н. Г. Чернышевского с Б. Н. Чичериным о сути централизации не затронула генеральной линии развития исторической науки и, благодаря трудам С. М. Соловьева, профессионального историка, многие идеи государственной школы были унаследованы последующими поколениями историков, в том числе и советскими. Известную роль сыграло и огосударствление самой науки с конца 20-х гг., закрепление в сознании людей государственнических представлений.
В советской историографии тезис о безусловной пользе централизации теоретически подкрепляется ссылками на упомянутую известную работу Ф. Энгельса — так априорно высказывается мнение о тождестве процессов централизации и на Западе, и в России. Между тем институализированная оппозиция не утвердилась в привилегиях по закону, и деспотизм надолго сковал русское общество. Централизация в России законсервировала сугубо средневековый тип отношений в обществе, не создавая твердых юридических оснований прав и обязанностей личности. Именно этим вариантом централизации была, видимо, обусловлена политическая слабость русской буржуазии, ее привязанность к колеснице самодержавия. Подданство в холопской форме тормозило развитие общества, ибо буржуазные отношения могли возникнуть (как это и произошло в Европе) только на базе имеющихся в феодальном обществе свобод. К. Маркс писал: “Там, где она (капиталистическая формация.—Авт.) наступает, уже давно уничтожено крепостное право и уже значительно увял яркий цветок средневековья — свободные города”. Тип подданства в холопской форме способствовал возникновению и длительной стабилизации крепостничества. Именно поэтому освобождение народа от крепостной зависимости произошло тогда, когда иным стал господствующий класс: ведь первые проекты отмены крепостного права появляются почти сразу после указа о вольности дворянства 1762 г.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему