ТЕОРИЯ РАСКОЛЬНИКОВА В ПРОИЗВЕДЕНИИ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО "ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ" Различие между ницшеанскими установками и глубоко нравственным пафосом, изначально одушевляющим большую русскую литературу в решении той же проблемы предстает особенно разительным, когда обращаемся к роману Достоевского "Преступление и наказание".
Вот они основные элементы анализируемой "парадигмы, каждый из которых высвечивает особый аспект сознания индивида, желающего утвердить себя в качестве "Сверхчеловека", находящегося "по ту сторону" нравственных норм и моральных законов, значимых, по его убеждению, лишь для "обыкновенных" людей, но отнюдь не для "необыкновенных":
1. Предпосылка сознания этого типа - все то же убеждение на счет полнейшего отсутствия "высшей правды", возникающее при виде несправедливостей, творящихся вокруг, и усиливаемое личными невзгодами и неурядицами; иначе говоря, вывод о том, что "правды нет - и выше", делается на основе констатации факта отсутствия ее "на земле".
2. Отсюда стремление утвердить эту "правду" самому, так сказать, на свой страх и риск, и стало быть - как свою собственную, самоличную правду; "мою" правду я хочу предложить взамен отсутствующей - как на земле, так и на небе.
3. Но как только я начинаю размышлять о том, как бы мне осчастливить человечество, утвердив среди людей мою правду, я замечаю, что кое-какая правда меж людьми все-таки обретается.
4. Итак, я прихожу к заключению, что, с одной стороны, есть я со своей правдой (разумеется, высшей) , а с другой "обыкновенные" люди с их кое-какими правденками, не выдерживающими, на мой взгляд, "строго логического" анализа, например, тоже самое "не убий", которое ведь попирается на каждом шагу, а потому гроша ломанного не стоит.
5. Вот тут и начинается "арифметика", о которой так много говорит Достоевский как в подготовительных работах к "Преступлению и наказанию", так и в тексте самого романа. Моя "высшая" (самоличная) правда сталкивается с общечеловеческими "правденками", и я прикидываю, в какой мере могу принести их в жертву, облагодетельствовав этой ценой человечество.
"Мне надо было узнать тогда, и поскорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу!
Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею... " Вот она, та потрясающая глубина нравственной рефлексии, которая осталась недоступной экзистенциалистским трубадурам ницшеанского "Сверхчеловека", пытавшимся обрядить в пышную тогу "благодетеля человечества". Вот она, истинная, а не подложная интеллектуальная совестливость, которой никогда не могли достичь ни Ницше, ни Сартр, желавшие представить себя единственно последовательными борцами против "дурной веры" ("нечистой совести") в ХIХ и ХХ столетиях. В свете интеллектуальной совестливости (не путать с ницшеанской "интеллектуальной честностью": это - ее антипод!) Достоевского становится совершенно очевидным: знаменитые "метафизические опыты", которые производит экзистенциалистское "я" в целях утверждения "абсолютности" своей "свободы", это всегда, на самом-то деле осуществляемые этим "я" не над самим собою, а над "другим": экспериментирую над "другим", чтобы понять, "кто я есть".
Так тренируются "высшие натуры", "господа будущего", "законодатели и установители человечества", приучаясь устанавливать различие между непременно гениальным - "я" и - обязательно бездарным "другим", привыкая смотреть на этого последнего как на материал истории, объект разнообразных импровизаций ни чем не детерминированной экзистенции.
В учении Ницше, как в любом серьезном нравственно-философском исследовании, есть много ценного для нашего времени. Прежде всего, это яркая критика мещанства. Никто до и после Ницше с такой прозорливостью не смог предвидеть всю опасность общества маленьких, серых, покорных людей.
Это, кроме того, неприятие социальной системы, построенной либо на безмерном подчинении какой-либо одной идеологии, либо на принципах утилитаризма и прагматизма, где обесценено главное - личность, ее индивидуальность и неповторимость. Это идея возвышения человека, преодоление всего мелочного, обыденного, незначительного для жизни. Многие категории нравственного учения Ницше вошли в философско-этическую науку и в наш обыденный язык: "переоценка ценностей", "Сверхчеловек", то есть "которых слишком много"; "человеческое, слишком человеческое"; мораль "по ту сторону добра и зла".
В советской философской науке существовал один ответ на вопрос о гуманности учения Ницше негативный. Безусловно, учение Ницше противоречиво, потому и не может быть оценено как только негативное или только позитивное. Ницше заставляет думать, сравнивать, размышлять.
Главной позитивной ценностью нравственного учения Ницше, без сомнения, является идея возвышения человека. Ницше с полным правом можно было бы назвать исследователем антропологического метода в философии. В своих нравственных оценках он стремился идти от индивида. Причем сам индивид рассматривался им как бесконечно становящаяся ценность, как процесс, как неисчерпаемость. По Ницше, человечество - это целостность, проявляющаяся через различие. Но абсолютизация неординарности приводила Ницше к парадоксальным выводам. Впрочем, любая абсолютизация приводит к крайностям и в познании и, что всего печальнее, в социально нравственной практике.
Одним из аспектов философского учения Ницше является критика христианской морали. Отметим, что здесь Ницше занимал весьма оригинальную позицию. Он считал, что религия формирует зависимое, несамостоятельное сознание, смирение, несвободу человека. Для Ницше религия стала символов зависимого "несчастного" сознания.
Конечно же, содержание и практику христианского учения нельзя свести к подобному его толкованию. Но тем не менее, эта точка зрения немецкого мыслителя очень актуальна сегодня. Весьма распространенным является мнение о том, что религия едва ли не единственная нравственная спасительница России: только она способна дать человеку подлинный подъем духа; только она "скрепляет нацию"; она "наиболее действенное средство массового воспитания морали", так как она "дает общедоступное представление о сверхнациональном абсолюте, без которого мораль не существует". Трудно сказать, что больше в этом признании: или потребности в "сверхнациональном абсолюте", или снисходительной заботы о человеке из "массы", который только благодаря религии сможет стать нравственным? Ницше верил в возможности самого человека - единственного творца и самого себя, и своей истории.
"УСЛОВИЯ, ПРИ КОТОРЫХ МЕНЯ МОЖНО ПОНИМАТЬ, - А ТОГДА УЖ ПОНИМАТЬ С НЕИЗБЕЖНОСТЬЮ, - МНЕ ОНИ ИЗВЕСТНЫ ДОСКОНАЛЬНО, ДОПОДЛИННО. НЕОБХОДИМО В ДЕЛАХ ДУХА ЧЕСТНОСТЬ И НЕПОДКУПНОСТЬ, И НЕОБХОДИМО ЗАКАЛИТЬСЯ В НИХ, - ИНАЧЕ НЕ ВЫДЕРЖИШЬ СУРОВЫЙ НАКАЛ МОЕЙ СТРАСТИ. НУЖНО СВЫКНУТЬСЯ С ЖИЗНЬЮ НА ВЕРШИНАХ ГОР, - ЧТОБЫ ГЛУБОКО ПОД ТОБОЙ РАЗНОСИЛАСЬ ЖАЛКАЯ БОЛТОВНЯ О ПОЛИТИКЕ, ОБ ЭГОИЗМЕ НАРОДОВ. НУЖНО СДЕЛАТЬСЯ РАВНОДУШНЫМ И НЕ ЗАДАВАТЬСЯ ВОПРОСОМ О ТОМ, ЕСТЬ ЛИ ПОЛЬЗА ОТ ИСТИНЫ, НЕ ОКАЖЕТСЯ ЛИ ОНА РОКОВОЙ ДЛЯ ТЕБЯ... НУЖНО, КАК ТО СВОЙСТВЕННО СИЛЬНОМУ, ОТДАВАТЬ ПРЕДПОЧТЕНИЕ ВОПРОСАМ, КОТОРЫЕ В НАШИ ДНИ НИКТО НЕ ОСМЕЛИВАЕТСЯ СТАВИТЬ; НЕОБХОДИМО МУЖЕСТВО, ЧТОБЫ СТУПИТЬ В ОБЛАСТЬ ЗАПРЕТНОГО; НЕОБХОДИМА ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТЬ - К ТОМУ, ЧТОБЫ СУЩЕСТВОВАТЬ В ЛАБИРИНТЕ. И СЕМИКРАТНЫЙ ОПЫТ ОДИНОЧЕСТВА. И НОВЫЕ УШИ ДЛЯ НОВОЙ МУЗЫКИ. И НОВЫЕ ГЛАЗА СПОСОБНЫЕ РАЗГЛЯДЕТЬ НАИОТДАЛЕННЕЙШЕЕ. НОВАЯ СОВЕСТЬ, ЧТОБЫ РАССЛЫШАТЬ ИСТИНЫ, ПРЕЖДЕ МОЛЧАВШИЕ. И ГОТОВНОСТЬ ВЕСТИ СВОЕ ДЕЛО В МОНУМЕНТАЛЬНОМ СТИЛЕ - ДЕРЖАТЬ В УЗДЕ ЭНЕРГИЮ ВДОХНОВЕНИЯ... ПОЧИТАТЬ СЕБЯ САМОГО; ЛЮБИТЬ СЕБЯ САМОГО; БЫТЬ БЕЗУСЛОВНО СВОБОДНЫМ В ОТНОШЕНИИ СЕБЯ САМОГО. "
Поможем написать любую работу на аналогичную тему