В настоящее время становится актуальной потребность в разработке метода изучения крупных социальных и культурных феноменов, существующих в виде целостностей. Н. Данилевский называет их культурно-историческими типами, А. Тойнби –цивилизациями, П. Сорокин – «метакультурами».
Эти социальные и культурные суперсистемы не совпадают ни с нацией, ни с государством, ни с какой либо иной социальной группой. Они выходят за пределы географических или расовых границ. Однако, они не перестают при этом определять характер всех более мелких социальных образований и являются настоящими целыми единицами в огромном море социальных и культурных феноменов.
Проблема цивилизаций ставит перед исследователями новые актуальные задачи, решение которых предполагает научных подход и философскую проработанность.
Сущность кризисов, переживаемых отдельными культурами, в частности западноевропейской, будущее западного мира, усиление культурной идентичности и всплеск национализма, отношение современного человека к религии, технике, науке, взаимоотношения Востока и Запада – все это важные и актуальные проблемы, которые находятся сейчас в центре внимания.
История в глазах современных людей – уже не чередование событий, определяющих судьбы отдельных народов, их возникновение, расцвет и исчезновение. Мы воспринимаем теперь наше прошлое как чередование крупных целостных образований, моделью которых может служить античная культура. Одним из них, хотя и незавершенным, является западноевропейская культура. Цивилизация становиться, таким образом, основной категорией современной исторической науки. Однако само это понятие оказывается довольно зыбким. Она (цивилизация) представляется вполне оправданной, хотя и условной единицей в трактовки истории.
В её кризисные периоды, представление о «гибели цивилизации» развивалось и актуализировалось как в пророчествах и учениях религиозных деятелей, так и в философских концепциях светских мыслителей. В его основе изначально лежали эсхатологические мифы, мифы которые являлись неотъемлемой частью многих мировых культур.
Общность таких мифов разных народов древности основана на представлении о времени как о серии циклов, вечно повторяющихся и отделяемых один от другого возвращением хаоса. Долгое время существовавшая иллюзия о полной подчиненности человеческих судеб безличным космическим циклам не развеялась после усиления социальной нестабильности, связанной с распадом архаических устоев, с возникновением и укреплением огромных империй.
Подобные мифы представляли собой попытку осмыслить будущее мироздания, его развитие. Они оказывали определенное влияние не только на религиозную, но и на философскую мысль на протяжении многих веков.
Но многие мыслители считают неправомерным описание истории как линейного поступательного движения к единой цели, в котором все народы идут в едином направлении обгоняя или отставая друг от друга. Напротив, история для них – это развитие отдельных общественных сущностей более или менее взаимодействующих друг с другом, где смерть одних соседствует с рождением других.
В 1918 году вышла в свет работа Шпенглера «Закат Европы» и стала знаменитой. Она оказалась не только исследованием. Это была книга-диагноз, книга-пророчество. В ней автор не только изучает историю культуры, но и ставит вопрос о будущем европейской цивилизации, - вопрос на который сам автор дает неутешительный и горький ответ. И в этом своем пророчестве книга Шпенглера – это предостережение. Для немецкого философа и историка первой трети ХХ столетия «закат» был уже свершившимся фактом, который, предвосхищая крах всех надежд человечества на будущее, нуждался только в объяснении. Шпенглер воспринимает ницшеанскую идею о необходимой «переоценке всех ценностей» в качестве совершенной формулы, отражающей характер «всякой цивилизации», предстающей в виде некой мертвой точки развития.
«Вместо безрадостной картины линеарной всемирной истории, поддерживать которую можно лишь закрывая глаза на подавляющую груду фактов, я вижу настоящий спектакль множества культур с первозданной силой расцветающих из лона материнского ландшафта, к которому каждая из них строго привязана всем ходом своего существования, чеканящих каждая на своем материале – человечестве - собственную форму и имеющих каждая собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь... Есть расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истины, боги, ландшафты, как есть молодые и старые дубы и пинии, цветы, ветви и листья, но нет никакого стареющего «человечества». У каждой культуры свои новые возможности выражения, которые появляются, созревают, увядают и никогда не повторяются…Каждая в себе самой замкнутая, подобно тому как всякий вид растений имеет свои собственные цветки и плоды, собственный тип роста и увядания. Эти культуры, живые существа высшего ранга, растут с возвышенной бесцельностью, как цветы в поле».
Шпенглер считает, что ряд «Древний мир – Средние века – Новое время» исчерпал себя. При накопление исторического материала, особенно если этот материал не вмещается заданные таким рядом рамки, историческая действительность превращается в хаос. «Выражение «Средние века»…покрывает сегодня бесформенную, постоянно расширяющуюся массу, которая чисто негативно определяется тем, что ни под каким предлогом не может быть отнесено к обеим другим более или менее упорядоченным группам». Освальд Шпенглер говорит о том, что раньше «центр истории» ограничивался Восточным регионом Средиземного моря, позже этот центр переносится в Западную Европу. «В настоящее время мы мыслим частями света. Только наши философы и историки еще не усвоили этого».
Шпенглер считал, что переход от культуры к цивилизации происходит в античности в IV веке, на Западе – в XIX веке. Именно с этого рубежа, по Шпенглеру, великие духовные решения приходятся уже не на «весь мир», а на три или четыре мировых города, которые всосали в себя все ландшафты культуры опускается до ранга провинции, только занятой тем, чтобы питать мировые города остатками своей высшей человечности.
У Шпенглера – вместо мира – город, в котором сосредотачивается вся жизнь далеких стран, с то время как оставшаяся часть «отсыхает». Человек, проживающий в таком «городе» наделен Шпенглером многими качествами, такими как иррелигиозность, интеллигентность, бесплодность, глубокая антипатия к крестьянству и поместному дворянству. Это есть, по Шпенглеру, «чудовищный шаг к неорганическому, к концу, а это значит, что Франция и Англия сделали уже этот шаг, Германия собирается его сделать. Следом за Сиракузами, Александрией идет Рим. Следом за Мадридом, Парижем, Лондоном идут Берлин и Нью-Йорк». Шпенглер предрекает судьбу превратиться провинцию целым странам, которые расположены вне радиуса одного из этих городов, как некогда Крит и Македония, «а сегодня – скандинавский Север».
Выдвинув мысль о роковой неизбежности гибели любой культуры, Шпенглер, в отличие от мифологических пророков, не имел в виду физическую смерть материального мира. По его мнению, приостанавливается только дальнейшее духовное развитие в рамках той или иной культуры и остается лишь мертвая «цивилизация». Шпенглеровская метафора об «огромном засохшем дереве в первобытном лесу», которое еще многие века может «топорщить свои гнилые сучья», наиболее точно отражает его представление цивилизации и ее будущее.
Шпенглер словно высек эпитафию на надгробном памятнике Европы. Это означало наступление «смерти за жизнью, неподвижности за развитием», «царство окаменевшего мирового города» вместо «задушевного детства». Но главное, Шпенглер призывал смириться, воспринять как благо, ибо можно искать утешения в пессимистической философии и лирике, но изменить ничего невозможно. Шпенглер почти не сомневался, что его суждения – знамение свыше, позволившее ему проникнуть в тайну «клонящейся к концу душевной стихии». Он находил подтверждение своим субъективным сентенциям о «неизбежном конце» в примерах древности.
Рассуждения Шпенглера встретили сразу же повышенный интерес у интеллигенции, которая нашла в них отзвук собственных предчувствий, порожденных войной и последовавшими за ней революциями. Мысли Шпенглера встретили отклик и в иных странах, которые находились в тот момент на гребне экономического подъема, и поводов для пессимизма не наблюдалось.
Америка значительно позднее, в основном на решении практических задач, восприняла пессимистические настроения Западной Европы, вызванные распространением экзистенциализма с его специфическим пониманием предназначения человека, озабоченного смертью и страхом смерти. Вместе с тем некоторые представители американской интеллигенции уже в 20-е годы не без влияния «Заката Европы» пришли к пониманию обреченности «американской мечты», подчиненной этике бизнеса и преуспевания. Они сумели предвидеть приближающийся конец десятилетия, завершившееся Великим кризисом 1929 года, и последующее смятение людей постепенно осознававших нестабильность своего благополучного положения в условиях цикличности экономики.
Воздействие идей Шпенглера не смогло проявиться однозначно лишь потому, что в них содержалась социальная критика, которая была соединена с социальной демагогией и реакционной апологетикой. Так Шпенглер оказался в рядах идеологических предшественников фашизма, основатели которого в полной мере оценили его отношение к войне как к «вечной форме высшего человеческого бытия».
Поможем написать любую работу на аналогичную тему