Место маркиза де Сада во франц. литературе XVIII века. Его мировоззрение и эстетика. Либертены и жертвы в романе «Жюстина».

Маркиз де Сад родился в семье аристократов. За его плечами офицерская карьера, он вел светскую жизнь. Все бы хорошо, если бы он не был проповедником абсолютной свободы, которая не ограничивалась ни нравственностью, ни религией, ни правом. Он занял место скандалиста, революционера, рационалиста, материалиста и писателя.

Он служил, шокировал публику своих откровенным поведением, похищал девушек, сидел за это, его предавали казни, но он ее все время избегал. Свои первые произведения он начал писать в тюрьме, в Венсенском замке. После закрытия замка по экономическим причинам, маркиза перевели в Бастилию, где он продолжать писать свои произведения. Когда вспыхнули народные беспорядки, руководство тюрьмы решило усилить охрану, а де Сад прокричал из окна своей камеры, что в Бастилии избивают арестантов, и призвал народ прийти и освободить их. За эту скандальную выходку его перевели в лечебницу Шарантон, запретив ему забрать книги и рукописи, среди которых находилась рукопись «120 дней Содома». 14 июля Бастилию заняли народные толпы, началась Великая французская революция. При взятии Бастилии камера де Сада была разграблена и многие рукописи были сожжены. Шаратон де Сад покинул после 9 месяцев пребывания там. В конце XVIII века маркиз вел активную революционную деятельность, писал соответствующие пьесы и памфлеты, даже некоторое время был председателем революционной секции «Пик», но вскоре отказался от должности, передав её своему заместителю. "Я обожаю короля, но ненавижу злоупотребления старого порядка", - писал маркиз де Сад. Его семью причислили к аристократам, которые должны быть повергнуты гонению, самого маркиза арестовали в собственном доме. Ему вынесли смертный приговор, но ему удалось избежать его и последние годы своей жизни он провел в нищете, в итоге, он умирает в уже знакомом ему Шарантоне, где до конца жизни писал свои произведения. Маркиз де Сад писал не только прозу, пьесы и памфлеты, но и эссе, исторические работы (все утеряны).

            Уникальность де Сада в том, что он сохраняет широкую популярность и при этом оценивается крупнейшими философами XX века как величина, соединившая (или разделившая) эпоху Просвещения и эпоху романтизма. Де Сад вобрал не только противоречия человека XVIII века, но и ту борьбу основных художественных направлений, традиций и новаций, которой наполнено то время. Изображение распутства, порока никогда не было “прямым” в литературе рококо. Писатели стремились к утонченному иносказанию, к обыгрыванию ситуаций. Тем самым рушилось представление о моральном кодексе, торжество чувства признавалось единственной правдой. Постоянной и основной проблемой стали пределы чувства, пределы нравственности и безнравственности. Рокальная культура, углубившись в человеческую психику, рано или поздно должна была прийти к вопросу о границах разума и границах своеволия. В результате долгой эволюции, уже вне границ эпохи Людовика XV, происходит явление Маркиза де Сада. Реальность его романов так же, как в рококо, замкнута в себе. Персонаж, попадающий в этот мир, не может войти в его структуру, не может принять его законов и чаще всего так и гибнет отстраненным от садистической утопии. У де Сада тема борьбы добродетели и природы — главная в рококо — остается центральной. Но если в романах середины века природа торжествует и несет с собой истинную добродетель, опровергая риторику общественной морали, то у де Сада эти две реальности несовместимы. Мир природы — это мир порока и зла, oн самодовлеющ и подчиняет себе добродетельную жертву, не снимая принципиального конфликта. Действие порочного мира беспрерывно, бесконечно, что равно отсутствию времени и реального пространства. В отличие от общепринятого мнения у де Сада почти нет эротических произведений. Чисто эротическим можно считать роман “Философия в будуаре”, где эротические сцены не механически описываются, а окрашены взаимным наслаждением героев (редкий случай у де Сада), где словесный поток сменяется действием (что подчеркивает чисто театральный характер этого романа в диалогах) и где любовные вакханалии завершаются извержением философских монологов. Каждый из романов де Сада разрабатывает отдельную модель отношений. “120 дней Содома”— прагматическое конструирование без всякой эротической окраски, протокольное перечисление всех возможных видов изнасилований, наказаний и казней. “Жюстина” — произведение, которое неоднократно перерабатывалось автором, неизменно изображает распутства либертенов различных мастей, увиденные глазами жертвы. Ни о каком наслаждении, ни о каком смаковании процесса не может быть речи. “Жюльетта” — продолжение истории Жюстины, описание подобных же актов, но с точки зрения либертинки. Наслаждение либертена — в подчинении жертвы, в безграничной власти над ней. Естественно, ни о каком наслаждении “жертвы” не может быть и речи. Но наслаждение “палачей” то же своеобразно. Эротизму они предпочитают жестокость, а наслаждение испытывают от унижения “жертвы” и своего всевластия. Ничто так не возбуждает “палачей”, как страдания “жертв”.

            Главная особенность десадовской поэтики — противопоставление реальности его романов обыденной действительности, провозглашение самодовлеющих законов. “То, что происходит в романах Сада, абсолютно баснословно (в буквальном смысле слова), то есть невозможно”. Воспринимать героев де Сада “живыми” людьми, переносить в жизнь ситуации его романов — глупо. Де Сад использует здесь прием, выработанный эстетикой рококо (игра, откровенность, фривольность): действие переводится из одного плана в другой, показывая театральность, карнавальность изображаемого мира.

            Общеизвестен интерес де Сада к театру: он устраивал домашние спектакли, купался в атмосфере парижского закулисья, добивался постановок своих пьес, играл на сцене Версальского театра, в конце жизни создал труппу душевнобольных лечебницы в Шараптоне, куда привлек и профессиональных актеров. Расцвет его драматического творчества приходится на конец 1780-х — начало 1790-х годов. Среди других были написаны пьесы, близкие по жанру “серьезным комедиям” Д. Дидро,— “Генриетта и Сен-Клер” и “Блуждания несчастного”, “роялистская трагедия” “Погибшая Франция”, стихотворные драмы, феерические комедии. 13 мая 1790 года де Сад читает в Комеди Франсез пьесу “Доверчивый супруг”. В сентябре к постановке в Комеди Франсез принята пьеса “Софи и Дефран, или Мизантроп из-за любви”. В ноябре — патриотическая пьеса “Жанна Лене, или Осада Бове”. Ни одна из этих драм не была поставлена в условиях революционной неразберихи, мгновенно меняющейся театральной ситуации. 22 октября 1791 года в Театре Мольера с успехом прошла премьера драмы де Сада “Окстьерн, или Несчастья либертинажа”. В конце 1799 года пьеса вновь увидела свет рампы — в Версальском театре. Тогда же была выпущена отдельным изданием.

            Еще одно заблуждение относительно творчества де Сада — разнузданность вакханалий в его романах. Но у де Сада нет вакханалий. Все акции — массовые или камерные — это хорошо организованные представления, где продумана каждая деталь. Где никакое нарушение невозможно, где господствует ratio. Ироническое отношение автора к просветительскому рационализму не вызывает сомнений. Точно так же иронизирует де Сад над великим вопросом просветителей: как преодолеть сословное разделение людей. Ролан Барт выявляет в произведениях де Сада незыблемое разделение персонажей на два класса, обусловленное отчасти имущественным положением. “Это формальное разделение, конечно, соответствует разделению на либертенов и на жертвы. Как мы знаем, это и есть два главных класса садовского общества. Это жестокие классы, из одного нельзя перейти в другой: социальное восхождение исключено”. Опережая время, в эпоху, когда вся прогрессивная мысль стремилась преодолеть сословное разделение, де Сад предвидит, что в природе людей лежит более глубокая разобщенность. Только романтизм XIX века осознает бессмысленность и извращенность добропорядочного общества, и борьбу с этим обществом будет вести неоднозначный герой, часто с сильным разрушительным потенциалом. Герои романтиков часто выступают против природы, что важно и для де Сада. Но в отличие от романтиков у де Сада изначальное положение человека в мире непреодолимо. В этом смысле десадовский мир “палачей” и “жертв” — это экзистенциальный мир, лишенный выбора, но требующий от “жертвы” поступка, определенного отношения (Жюстина, осознавшая свою обреченность, бесспорно экзистенциальный герой).

             Главная проблема произведений де Сада — проблема свободы. Свобода “жертвы” — сохранение своей нравственной убежденности при полном бессилии своего положения. Смысл существования “палача” тоже свобода, и именно эту свободу анализирует де Сад. Прирожденную “жертву” “палач” все равно не воспитает сладострастницей. Свобода проявляется в другом: свобода в преодолении любых запретов, в нарушении любых человеческих заповедей. Нет предела разуму — говорили просветители — нет божественных ограничений, есть человеческое желание. Да, есть желание, утверждает де Сад, но естественное никак не связано с моралью; разум не имеет границ, и он может доходить до самого изощренного извращения. Нет ничего, кроме самоограничения, а самоограничение воплощается в гармоничном, продуманном обустройстве оргий. Герои “Жюльетты” нарушают обязательства, уничтожают своих соратников, но не осуждают себя или друг друга, ибо руководствуются высшим законом — законом своего желания, законом сиюминутной необходимости.

            Изначальным побудительным мотивом для написания романов послужило стремление де Сада к реализации безудержной фантазии, рождавшейся в нем от соприкосновения с обыденной жизнью. Идею абсолютной свободы, выросшую на дрожжах Просвещения, де Сад стремился поначалу реализовать в качестве принципа вседозволенности в обыденной жизни. Свобода обернулась вседозволенностью. Общество со своей стороны активно противодействовало свободе индивидуума. Оказавшись в тюрьме, осознав невозможность воплощения мечты в действительности, де Сад дает полную свободу своей фантазии. Поэтому правы и те исследователи, которые расценивают его произведения как мир безудержного разгула мысли, и те, кто — подобно Ролану Барту — видит в них стройную продуманную систему, опровергающую просветительский механицизм.

Тем не менее банальное, общепринятое отношение к творчеству де Сада заключается в вычленении именно этих просветительских конструкций. Вот яркий пример такой оценки: “Конечно, Сад остается детищем своего века, и его философская лексика, отразившая влияние механического материализма, не может не показаться ныне бедной. Причины склонности индивида к насилию и жестокости нашли у Сада объяснение, не поднимающееся над уровнем философских знаний Просвещения, однако самая логика развития порочных страстей изображена Садом с редкой художественной убедительностью”. Конструкции де Сада воспринимаются как авторская самоцель. На самом же деле их конструирование настолько явно подчеркивается, что трудно не увидеть иронию над “механическим материализмом” Просвещения. У де Сада идеологи зла не ощущают никакой неполноценности. Они хозяева жизни. Сама судьба поддерживает их, а жертва — с ее добродетелью — идет против природы. Подтверждение тому — “добродетельная” Жюстина, которая гибнет не от руки палача, а от природной стихии, и либертинка Жюльетта, которая благополучно вписывается в окружающую среду — и социальную, и природную. Провидение настигает Жюстину в образе “внезапного удара молнии”. Вина Жюстины в том, что она противилась природе — была жертвой, страдалицей, а не сладострастницей, предававшейся наслаждению. Жюльетта же, напротив, предвкушает “блаженство”, которым она надеется “наслаждаться в ином мире”. В романах де Сада этой подразумеваемой любви нет. Есть полная свобода разума, предлагающего взамен чувства интеллектуальное наслаждение. Тем самым рационализм эпохи Просвещения доводится до очевидного абсурда. Беспредельный полет фантазии, свобода просвещенного разума и падение этого разума в условиях свободного полета столь очевидны, что де Сад не утруждает себя, в отличие от своих рокальных предшественников, оправданием утопических развязок. Мир героев де Сада — мир бесконечной игры, примеривания масок, мир неестественный. Но, в конце концов, природа побеждает любое противостояние ей, любой рациональный план, который придумывают себе герои. В творчестве маркиза де Сада отражена специфическая концепция "естественного человека" - одной из центральных в эстетике просветителей. "Естественный человек" маркиза де Сада видела смысл своего существования в поиске неограниченных наслаждений и утверждает новую абсолютную свободу, свободную от любых этических и моральных принципов.

            Основной ценностью жизни де Сад считал утоление стремлений личности. Он отрицал существования Бога, а также всех моральных норм и правил, как предписанных церковными канонами, так и общечеловеческих принципов поведения в семье и обществе и это отрицание находит себя в тексте (когда Жюстина приходит к священнику за помощью, а тот возбуждается и ни о какой помощи думать не может и опять же случай в лесу с родственником). Отношение графа Брессака к родной матери тоже относится к этой категории философских взглядов де Сада. В тексте сюжетная линия пронизана диалогами и монологами философского содержания. В лесу Жюстина ведет полемику с разбойником по поводу добродетели, положения в обществе. «Я вовсе не осуждаю такой договор, но утверждаю, что существует два типа людей, которые никогда его не примут: те, кто чувствует свою силу и поэтому им нет необходимости отдавать что-нибудь, чтобы быть счастливыми, и те, кто, будучи самыми слабыми, отдают намного больше, чем выигрывают от этого.» «Природа отличается самодостаточностью, и никакой двигатель ей не нужен; этот двигатель, если рассуждать здраво, представляет собой распад ее сил или то, что философы называют логической ошибкой. Всякий Бог предполагает сотворение, то есть момент, до которого ничего на свете не было или все было хаосом. Если одно или другое из этих состояний было злом, почему ваш глупый Бог позволил ему существовать? А если оно было добром, почему он его устранил? Но если теперь все хорошо, Богу нечего больше делать; другими словами, если он не нужен, может ли он быть всемогущим? А если он не всемогущ, может ли он быть Богом? Имеет ли право на наше поклонение? Если природа движется вечно и сама по себе, для чего нужен двигатель? Если же двигатель действует на материю, толкая ее, он не может быть ничем иным, кроме как материальной субстанцией, Вы представляете себе воздействие духа на материю, или эту материю, движимую духом, который сам по себе не обладает движением?» И это слова разбойника, понятное дело, что в реальной жизни, человек, ведущий разбойничий образ жизни не стал бы так философствовать с молоденькой девушкой.

Разговор Жюстины с Брессаком представляет больше монолог Брессака, его разбор Библии. «— Все религии исходят из ложного принципа, Жюстина, — заговорил он однажды, — все предполагают в качестве необходимой посылки признание создателя, существовать который никак не может. Вспомни в этой связи разумные речи того разбойника по имени Железное Сердце, о котором ты мне рассказывала; ничего убедительнее, чем его принципы, я не знаю и считаю его очень умным человеком, и незавидное положение, в котором он оказался по глупости людей, не отнимает у него права рассуждать здравым образом.» Книга Исайи свидетельствует, что Бог повелел высечь сборник еврейских законов на застывшем известковом растворе, между тем как все авторы того времени знали, что тексты гравировались только на камне или на кирпичах. Впрочем, не столь это важно, и я хочу спросить, каким образом можно было сохранить написанное на застывшем растворе, и как народ, оказавшийся в пустыне без одежды и обуви, мог заниматься таким трудоемким делом?» «Скажите, что делать с маленькой ошибкой в расчетах — сто девяносто пять лет, как показала проверка времени пребывания евреев в Египте? Как согласовать эпизод купания дочерей фараона в Ниле с тем фактом, что там никто никогда не купается из-за крокодилов?» «Вам следовало бы также объяснить, как случилось, что в безлесной стране Самсон сумел поджечь филистимлянские посевы, привязав горящие факелы к «хвостам трех сотен лисиц, которые, и это всем известно, живут только в лесах, как он перебил тысячу филистимлян ослиной челюстью и как исторг из одного из зубов этой челюсти фонтан чистейшей воды. Согласитесь, что надо и самому быть немного ослиной челюстью, чтобы придумать такую сказку или чтобы поверить в нее.» «А история Ионы, просидевшего три дня в чреве кита — ну разве она менее омерзительна? Разве не списана с мифа о Геркулесе, который также оказался плененным в потрохах такого же животного, но у которого, в отличие от вашего пророка, хватило ума выбраться, зажарить печень кита и съесть ее?» «Когда будете выходить замуж, вы соизволите мне сказать, каким образом Бог, оказавшись на свадьбе, превращал воду в вино, желая споить гостей, которые и так были пьяные.» (всем привет от старославянских текстов). «Нам безаппеляционно заявляют, что нет следствия без причины; нам твердят ежеминутно, что мир появился не сам по себе. Однако вселенная и есть причина, а не следствие и не творение; она не была сотворена, она всегда была такой, какой мы ее наблюдаем; ее существование необходимо, оно само по себе является собственной причиной. Природа, чья сущность состоит в том, чтобы действовать и творить видимым образом, чтобы исполнять свои функции, не нуждается в невидимом двигателе, еще более непостижимом, нежели она сама: материя движется за счет своей энергии, в силу своей разноликости; разнообразие движений или их способов составляет разнообразие материи, мы различаем предметы только в силу разницы впечатлений или колебаний, которыми они сообщаются с нашими органами.» «Жюстина чувствовала себя беззащитной перед этими аргументами, но слезы безостановочно струились по ее щекам. Единственная привилегия слабого — обманываться химерой, которая его утешает, и он не смеет защитить ее от философа, растаптывающего ее, но горько сожалеет о ее утрате, пустота пугает его; не зная сладостных радостей деспотизма, таких знакомых и дорогих человеку сильному, он трепещет при виде своей рабской доли и видит ее тем более ужасной, что его тирану не ведомы никакие запреты.»

К аспектами философии де Сада относится отрицание традиционного для его времени деления общества на дворянство, духовенство и третье сословие, существуют лишь сословие властителей и сословие рабов. (тот же либертаниж).

            Творчество де Сада очень сильно повлияло на сюрреалистов, в частности на Сальвадора Дали. Он постоянно читал и перечитывал книги Сада и вел с ним своего рода диалог в своих картинах и писаниях Многие из картин Дали, с характерным для него стремлением — свойственным и Саду — рационалистически упорядочить не подлежащий упорядочению мир неконтролируемых, иррациональных, подсознательных порывов души, содержат садический элемент («Осеннее каннибальство», «Одна секунда до пробуждения от сна, вызванного полетом осы вокруг граната», «Юная девственница, содомизирующая себя своим целомудрием».).  В книгах Сада сюрреалистов увлек вселенский бунт, который они сами мечтали учинить; Сад стал для них символом протеста против ханжеской морали и был привлечен на службу «сюрреалистической революции».

Две сестры, Жюльетта и Жюстина, теряют родителей. Жюльетта быстро встает на сторону порока, она готова продавать свое тело, т.к. в этом видит не только источник доходов, но и наслаждений. Ее прилюдная мастурбация пугает добродетельную Жюстину, которая хочет жить в мире с собой, Богом и честью. «— Ты — дурочка, Жюстина; ты красивее меня, но никогда ты не будешь так счастлива, как я.» Так заявляет Жюльетта сестре. — «Следует остерегаться мысли о том, — прибавила она, — что девушку делает счастливой брак.

Попав в лапы Гименею, она, будучи расположенной страдать, может рассчитывать на очень малую дозу наслаждения, зато, окунувшись в либертинаж, она всегда в состоянии уберечь себя от коварства любовника или утешиться множеством поклонников.» (здесь мы впервые сталкиваемся с понятием либертенов и жертв, уже видно кто есть кто). Жюстина отправляется к священнику, просить помощи. (где бы она не оказалась  ее хотят все. даже женщины. Жюстина же в ужасе убегает от этих порочных людей). После священника Жюстина тщетно пытается найти работу, которая не противоречила ее добродетели, но все время она попадает в различные оргии, наблюдает распутство женщин и мужчин, спасается от посягательств на свою невинность. Ей это очень долго удавалось, до тех пор, пока ее в лесу не оглушил и не изнасиловал родственник. Она наблюдает различные плотские утехи, гомосексуализм, оргии в пансионате. В итоге, Жюстину поражает молния и та умирает.