Штюрмерский период в творчестве Гете. «Страдания юного Вертера».

           На пороге 1770-х годов немецкая литература вступает в новую фазу развития. Возросшее общественное и нравственное самосознание немецкого бюргерства, нарастающий социальный протест против приниженности и бесправия, косности и провинциализма культурной жизни вылились в кратковременное, но интенсивное и плодотворное движение, представленное молодым поколением. Оно получило название «Буря и натиск» («Sturm und Drang») по заглавию драмы Ф. М. Клингера, одной из самых ярких фигур этого течения. Оно составляет неотъемлемую часть эпохи Просвещения, вырастает на основе просветительский идеологии и связано с ее идеалами эмансипации личности от политического и духовного гнета. Вместе с тем в нем появляются качественно новые моменты. Прежде всего это отказ от последовательно рационалистического подхода к общественным, нравственным и эстетическим проблемам, который господствовал в Просвещении ранее. Следуя идеям европейского сентиментализма, писатели-штюрмеры (от слова «Sturm» — буря) восстают против диктата разума и «здравого смысла», прагматической рассудочности, в которой они видят проявление мещанской ограниченности и эгоизма. В качестве альтернативы они выдвигают культ сердца, чувства, страсти. Обезличивающему влиянию цивилизации с ее условностями, приличиями и обязательным этикетом поведения они противопоставляют спонтанное, ничем не скованное проявление неповторимо индивидуальной «сильной» личности. Штюрмеры выступали за простую неискусственную человеческую природу. В связи с этим, они открыли фольклор как проявления простой и «естественной» сущности человеческой натуры.

            Иоганн Вольфганг Гете (1749 — 1832) родился гражданином вольного имперского города Франкфурта-на-Майне, в котором семья его занимала высокое и почетное место. Мальчик получил хорошее домашнее образование; кроме обычного комплекса гуманитарных знаний, в него входили и естественные науки — обстоятельство, сыгравшее немаловажную роль в последующем развитии его научных интересов и самостоятельных изысканий.

            В 1765 г. отец отправил его в Лейпцигский университет изучать право. Но закончил свое образование Гете в Страсбургском ун-те, который был центром штюрмеров, это был очаг растущего немецкого национального самосознания. Там сложился кружок молодых людей, объявивших войну французскому влиянию на немецкий язык и литературу. Гете сразу оказался в центре этих интересов. В Страсбурге, Гете подружился с Гердером. Писатель позднее в своей автобиографии назвал это знакомство «самым значительным событием» в его жизни. Гердер привил ему вкус и интерес к средневековью, к национальной истории, раскрыл красоту народной песни (под его влиянием Гете много ездил по Эльзасу, записывая народные песни «из уст старых бабушек»), заразил его своим преклонением перед Шекспиром, который воплощал для них обоих принцип «оригинального творчества» (по Э. Юнгу). Этими настроениями окрашено и личное переживание — любовь к дочери сельского пастора Фридерике Брион, простой и наивной девушке, которой посвящены лучшие лирические стихи этого периода. Резко меняется и само понимание любовного чувства, и его поэтическое выражение: любовь предстает здесь в своем индивидуально-неповторимом проявлении, преображает и одухотворяет окружающий ландшафт. Сглаженные обобщенные формулы анакреонтической поэзии сменяются яркими, необычными метафорическими образами, запечатлевшими мгновенный порыв.

Душа в огне, нет силы боле,

Скорей в седло и на простор,

Уж вечер плыл, лаская поле,

Висела ночь у края гор.

«Свиданье и разлука»

            Параллельно с подчеркнуто субъективной манерой в лирике Гете этих лет намечается и другая линия — подражание народной песне, подсказанное его увлечением фольклором («Степная розочка», «Лесной царь»). Лирическое начало господствует в творчестве Гете 1770-х годов независимо от избранной жанровой формы. Поиски жанра и стиля заставляли его обращаться к лирическим формам (ода, песня, идиллия, притча в стихах), к драме (исторической, философской, стилизованным фарсам, бытовой буржуазной драме), и, наконец, к роману («Вертер»).

            Наиболее ярким новаторством поэтической формы отличается «Песнь странника в бурю» (1772). Странник, застигнутый бурей и грозой, с трудом пробивает себе дорогу. Это мятущаяся сильная натура, ставшая в творчестве Гете символической. Герой Гете отвергает мирные идиллические радости, воспетые Феокритом, чувственную негу Анакреона во имя поэзии борьбы, бурного движения, прославляемого Пиндаром. Это — своего рода отречение от собственного поэтического прошлого, поворот в сторону новых философских и эстетических ценностей. Те же идеи составляют содержание од «Песнь Магомета» и «Прометей», написанных также вольными ритмами. Сильная мятежная личность, утверждающая свое равенство с богами, бросающая им вызов, проецируется на фигуру всемирно-исторического масштаба (Магомет) и на античный миф о Прометее. Отвлеченной философской мысли соответствует свободная форма оды, не связанная каноническими строфами, рифмами, метром. В «Песни Магомета» пророк символизируется в образе горного потока, увлекающего за собой мелкие ручьи и родники («своих братьев») и несущего их в объятия «вечному отцу — океану» (пантеистически понимаемому божеству). В «Прометее» богоборец, восстающий против отца-Зевса, бросает ему в лицо слова гневного презрения и упрека:

Мне тебя чтить? За что?

Разве смягчил ты мученья

Обремененного?

Разве утишил ты слезы

Страхом объятого?

            Шекспировский подход нашел себя в исторической драме «Гёц фон Берлихинген». В ней Гете подошел к проблеме сильной личности, восстающей не против божественного, а против установленного людьми порядка. По примеру Шекспира Гете обратился к переломному моменту национальной истории -эпохе Крестьянской войны 1524 — 1526 гг. и Реформации. В ней он видел корни тех зол и бедствий современности, которые так болезненно ощущало его поколение. Своим героем он избрал имперского рыцаря Готфрида фон Берлихингена, чье жизнеописание, составленное им самим, попалось Гете на глаза в городской библиотеке. Среди имперских рыцарей XVI в., сражавшихся за свою независимость с крупными князьями, таких, как Франц фон Зикинген, великий гуманист Ульрих фон Гуттен и другие, историческому Гёцу принадлежало весьма скромное место. Гете поднял эту фигуру до масштаба сильной личности, воплощавшей для него величественное прошлое, энергию и волю к действию, неистребимую жажду справедливости и любовь к свободе, утраченные современным изнеженным, слабым и лживым поколением. По словам самого Гете, он хотел изобразить «буйного самоуправца в анархическую эпоху». Политическое противостояние мелкого имперского рыцаря и крупного феодала -вполне реальная историческая ситуация XVI в. Но в драме Гете она перерастает в противостояние идеализированного прошлого с его патриархальным благородством и честностью и презренного настоящего, в котором принципы и повадки епископа Бамбергского дали пышные всходы. Композиция драмы: переплетение двух самостоятельных сюжетных линий, множество сцен, ненужных для развития действия, но необходимых для полноты общей картины, растянутость во времени на несколько лет, частую смену места действия, перенесение его из одной области Германии в другую. Элементы эпической структуры в построении драмы определили ее сценическую неудачу — она осталась «драмой для чтения». Но эти же элементы обусловили ее влияние на последующее развитие исторического романа XIX в. (Вальтер Скотт).

            Постепенная переоценка «штюрмерского» сильного героя находит свое отражение в мещанских драмах «Клавиго» (1774) и «Стелла» (1775).  Помещенный в реальные условия современной жизни герой обнаруживает свою несостоятельность, неправомерность своих притязаний на то, чтобы подняться над нравственной нормой, попрать чужую судьбу во имя своей «свободы» и исключительности.

«Страдания юного Вертера».

Молодой человек, Вертер, покидает город и живет в сельской местности. Там его знакомят с Шарлоттой, предупреждая при этом, что эта девушка уже помолвлена. "Сейчас вы увидите красавицу", - сказала моя спутница, когда мы широкой лесной просекой подъезжали к охотничьему дому. "Только смотрите не влюбитесь!" - подхватила кузина. "А почему?" - спросил я. "Она уже просватана за очень хорошего человека, - отвечала та, - он сейчас в отсутствии, поехал приводить в порядок свои дела после смерти отца и устраиваться на солидную должность". Эти сведения произвели на меня мало впечатления.» И (разумеется!) Вертер влюбляется в Шарлотту. Возвращается Альберт (возлюбленный Шарлотты) и Вертер понимает, что ревнует Шарлотту, понимает, что любит ее. Он страдает и  уезжает в другой город, где становится чиновником при посланнике. Посланник придирчив, педантичен и глуп, но Вертер подружился с графом фон К. и старается в беседах с ним скрасить своё одиночество. В этом городке, как оказывается, очень сильны сословные предрассудки, и молодому человеку то и дело указывают на его происхождение. Вертер на время примиряется со своим положением, но тут происходит «неприятность», которая заставляет его покинуть службу и город. Он был с визитом у графа фон К., засиделся, в это время начали съезжаться гости. В городке же этом не принято было, чтобы в дворянском обществе появлялся человек низкого сословия. Вертер не сразу сообразил, что происходит, к тому же, увидев знакомую девицу Б. , он разговорился с ней, и только когда все стали коситься на него, а его собеседница с трудом могла поддержать беседу, молодой человек поспешно удалился. На следующий же день по всему городу пошли сплетни, что граф фон К. выгнал Вертера из своего дома. Не желая ждать, когда его попросят покинуть службу, юноша подаёт прошение об отставке и уезжает. Сначала Вертер едет в родные места и предаётся сладостным воспоминаниям детства, потом принимает приглашение князя и едет в его владения, но здесь он чувствует себя не на месте. Наконец, не в силах более переносить разлуку, он возвращается в город, где живёт Шарлотта. За это время она стала женой Альберта. Молодые люди счастливы. Появление Вертера вносит разлад в их семейную жизнь. Лотта сочувствует влюблённому юноше, но и она не в силах видеть его муки. Вертер же мечется, он часто мечтает заснуть и уже больше не просыпаться, или ему хочется совершить грех, а потом искупить его. Однажды, гуляя по окрестностям городка, Вертер встречает сумасшедшего Генриха, собирающего букет цветов для любимой. Позднее он узнает, что Генрих был писцом у отца Лотты, влюбился в девушку, и любовь свела его с ума. Вертер чувствует, что образ Лотты преследует его и у него не хватает сил положить конец страданиям. На этом письма молодого человека обрываются, и о его дальнейшей судьбе мы узнаем уже от издателя. Любовь к Лотте делает Вертера невыносимым для окружающих. С другой стороны, постепенно в душе молодого человека все более укрепляется решение покинуть мир, ибо просто уйти от возлюбленной он не в силах. Однажды он застаёт Лотту, перебирающую подарки родным накануне Рождества. Она обращается к нему с просьбой прийти к ним в следующий раз не раньше сочельника. Для Вертера это означает, что его лишают последней радости в жизни. Тем не менее на следующий день он все же отправляется к Шарлотте, вместе они читают отрывок из перевода Вертера песен Оссиана. В порыве неясных чувств юноша теряет контроль над собой и приближается к Лотте, за что та просит его покинуть её. Вернувшись домой, Вертер приводит в порядок свои дела, пишет прощальное письмо своей возлюбленной, отсылает слугу с запиской к Альберту за пистолетами. Ровно в полночь в комнате Вертера раздаётся выстрел. Утром слуга находит молодого человека, ещё дышащего, на полу, приходит лекарь, но уже поздно. Альберт и Лотта тяжело переживают смерть Вертера. Хоронят его недалеко от города, на том месте, которое он выбрал для себя сам.

            "Страдания юного Вертера" вышли в свет в 1774 году, за пятнадцать лет до начала Французской буржуазной революции. Роман написан в эпистолярной форме. В основе этого романа, проникнутого глубоко личным, лирическим началом, лежит реальное биографическое переживание. Летом 1772 г. Гете проходил адвокатскую практику в канцелярии имперского суда в маленьком городке Вецларе, где он познакомился с секретарем Ганноверского посольства Кестнером и его невестой Шарлоттой Буфф. Уже после возвращения Гете во Франкфурт Кестнер сообщил ему о самоубийстве их общего знакомого, молодого чиновника Иерузалема, которое глубоко потрясло его. Причиной была несчастная любовь, неудовлетворенность своим общественным положением, чувство униженности и безысходности. Гете воспринял это событие как трагедию своего поколения.

            Роман возник годом позже. Гете избрал эпистолярную форму, освященную авторитетами Ричардсона и Руссо. Она давала ему возможность сосредоточить внимание на внутреннем мире героя — единственного автора писем, показать его глазами окружающую жизнь, людей, их отношения. Постепенно эпистолярная форма перерастает в дневниковую. В конце романа письма героя обращены уже к самому себе — в этом отражается нарастающее чувство одиночества, ощущение замкнутого круга, которое завершается трагической развязкой.

            В начале романа доминирует просветленное радостное чувство: покинув город с его условностями и фальшью человеческих отношений, Вертер наслаждается уединением в живописной сельской местности. Руссоистское преклонение перед природой сочетается здесь с пантеистическим гимном Вездесущему. Руссоизм Вертера проявляется и в сочувственном внимании к простым людям, к детям, которые доверчиво тянутся к нему. Движение сюжета отмечено внешне незначительными эпизодами: первая встреча с Лоттой, деревенский бал, прерванный грозой, одновременно вспыхнувшее у обоих воспоминание об оде Клопштока как первый симптом их духовной близости, совместные прогулки — все это обретает глубокий смысл благодаря внутреннему восприятию Вертера, эмоциональной натуры, целиком погруженной в мир чувств. Вертер не приемлет холодных доводов рассудка, и в этом он — прямая противоположность жениху Лотты Альберту, к которому он заставляет себя питать уважение как к достойному и порядочному человеку. Эго противостояние особенно ясно выступает в их разговоре о самоубийстве: рассудительный прагматик Альберт отказывается понять добровольный уход из жизни, считая его безнравственным и проявлением слабости, Вертер возражает на это: «Если народ, стонущий под нестерпимым игом тирана, наконец взбунтуется и разорвет свои цепи, — неужто ты назовешь его слабым?» Эти слова не только предвещают трагический конец самого Вертера, но и дают ему истолкование.

Вторая часть романа вводит социальную тему. Попытка Вертера реализовать свои способности, ум, образование на службе у посланника наталкивается на рутину и педантичную придирчивость его начальника. В довершение этого ему в унизительной форме дают почувствовать его бюргерское происхождение. Заключительные страницы романа, повествующие о последних часах Вертера, его смерти и похоронах, написаны от имени «издателя» писем и выдержаны в совершенно другой, объективной и сдержанной манере. Роман заканчивается лаконичными строками:

«Гроб несли мастеровые. Никто из духовенства не сопровождал его». Эта точная деталь (самоубийц не хоронили по церковному обряду) подчеркивает отверженность Вертера, его одиночество.

Духовный мир Вертера, смена его настроения отражаются в его чтении — в начале романа он погружается в гармоничный мир «Одиссеи» с ее картиной патриархальных нравов, в конце романа Гомера сменяет скорбный Оссиан (Гете включил в текст романа свои переводы из Оссиана, сделанные под влиянием Гердера). В ночь самоубийства на его столе лежит раскрытая «Эмилия Галотти». Эта невыдуманная деталь (она взята из обстоятельств самоубийства Иерузалема) подчеркивает смысл поступка Вертера — протест незаурядной, мятущейся натуры против убожества немецкой действительности. "Эмилия Галотти" - знаменитая трагедия Лессинга, его "бюргерская Виргиния", как он называл ее, намекая на прообраз Одоардо Галотти - плебея Люция Виргиния, который, подобно Одоардо, прикончил кинжалом свою дочь, а не посягнувшего на ее честь патриция Аппия Клавдия. Этим Люций хотел сказать, что спастись от бесчестья можно только ценою смерти. Но именно это безмолвное обвинение надменной и развратной знати и вдохновило римских плебеев на победоносное восстание. Таким же безмолвным призывом к восстанию кончает и Лессинг свою "бюргерскую Виргинию". И ту же мысль проводит Гете в финале своего романа, символически положив на стол "мятежного мученика" "открытую "Эмилию Галотти".

Гете показал духовную трагедию молодого бюргера, скованного в своих порывах и устремлениях косными, застывшими условиями окружающей жизни. Но, глубоко проникнув в душевный мир своего героя, Гете не отождествил себя с ним, он сумел взглянуть на него объективным взглядом большого художника. Много лет спустя он скажет: «Я написал «Вертера», чтобы не стать им». Он нашел для себя выход в творчестве, что оказалось недоступным для его героя. "Вертер", - говорил Гете в старости, - это тоже такое создание, которое я, подобно пеликану, вскормил кровью собственного сердца". Все это так, конечно, но еще не дает оснований видеть в Вертере всего лишь главу автобиографии, произвольно снабженную трагической развязкой-самоубийством вымышленного героя. Нет, Гете ни в малой мере не Вертер, сколько бы автор ни наделял героя своими душевно-духовными качествами, в том числе и собственным лирическим даром. Иные письма Вертера (не говоря уже о замечательных "его" переводах из Оссиана) даже метрически сходствуют с вдохновенными "большими гимнами" Гете. Не стирает разности между писателем и героем романа и то, что "Страдания юного Вертера" так густо насыщены эпизодами и настроениями, взятыми из самой жизни, как она сложилась в период пребывания Гете в Вецларе; попали в текст романа и подлинные письма поэта, почти не измененные... Весь этот "автобиографический материал", более обильно представленный в "Вертере", чем в других произведениях Гете, все же оставался только материалом, органически вошедшим в конструкцию художественно-объективного романа. Иначе говоря, "Вертер" - свободный поэтический вымысел, а не бескрылое воссоздание фактов, не подчиненных единому идейно-художественному замыслу. Но, не являясь автобиографией Гете, "Страдания юного Вертера" с тем большим основанием могут быть названы характерной, типической "историей его современника". Общность автора и его героя сводится прежде всего к тому, что и тот и другой - сыны дореволюционной Европы XVIII века, оба в равной мере втянуты в бурный круговорот новой мыслительности, порвавшей с традиционными представлениями, владевшими людским сознанием на протяжении средневековья вплоть до позднего барокко. Эта борьба с обветшалыми традициями мышления и чувствования охватила самые различные области духовной культуры. Все тогда подвергалось сомнению и пересмотру.

            Успех романа был невиданным — он сразу сделал Гете знаменитым не только в Германии, но и за ее пределами. «Вертер» вызвал множество подражаний не только в литературе, но, к смущению автора, и в жизни — в ответ прокатилась волна самоубийств. Но если молодежь из сентиментальных кругов приняла роман восторженно, то Лессинг отнесся к нему скептически: он решительно отказывал в сочувствии молодому человеку, покончившему с собой из-за несчастной любви. Друг Лессинга книгоиздатель Николаи с позиций плоского рационализма обрушился на роман пошлой пародией. Тем не менее в последующие десятилетия продолжалось триумфальное шествие «Вертера» по Европе: Робеспьер носил одежду тех же цветов, что и Вертер, Наполеон зачитывался романом. А в эпоху романтизма «Вертер, мученик мятежный», как назвал его Пушкин, был осмыслен в духе новых литературных и нравственных идей.