Варианты элитаризма: фашистский, либеральный и леворадикальный. Марксизм и элитаризм

Прежде чем мы перейдем к описанию фашистской интерпретации элитаризма, как наиболее ярко выраженной формы тоталитаризма, следует выяснить вопрос о связи теорий Г. Моска, В. Парето, Р. Михельса с фашистской идеологией. Вот уже полстолетия этот вопрос обсуждается в западной политологической литературе. При этом выявились не только различные, но и противоположные точки зрения – от утверждений о прямой связи между элитаризмом и фашизмом до полного отрицания какой-либо связи между ними. Последняя точка зрения представляется нам менее убедительной.

Приведем мысли сторонников первой точки зрения. Известный итальянский политолог Ф. Ферраротти пишет: «Идеи Моска, подобно идеям Парето и Михельса, ...оказались в области политики пригодными для оправдания фашизма, независимо от личных позиций этих авторов». Еще более определенно пишет американский социолог У. Цандер, утверждая, что фашизм – «это осуществление идей Парето на практике». В этих суждениях, конечно, есть доля истины. Правда, выраженная слишком прямолинейно, категорично, а потому конъюнктурно и односторонне.

Теперь выслушаем и другую сторону и приводимые ею аргументы. Известный американский политолог Дж. Сартори высказывается по этому поводу весьма категорично. Мы считаем, что он прав, когда говорит, что теории элиты «либо верны, либо неверны» и «бессмысленно спорить, являются ли они фашистскими или антифашистскими». Еще более решительно возражает против наличия каких-либо связей между теориями Моска – Парето и фашизмом известный французский политолог Р.Арон. Он отмечает лишь их своеобразную гибкость и колебания между авторитаризмом и интеллектуальным либерализмом.

В конце 70-х годов по инициативе английского журнала «Политикл стадиз» развернулась дискуссия по вопросу о взаимосвязи элитизма и фашизма. Ее открыли две статьи Д. Битхэма, в которых автор достаточно аргументировано утверждал, что симпатии Р. Михельса к фашизму в 20-х годах не случайны, что они прямо связаны с его теоретическими концепциями, изложенными в книге «Политические партии». Д. Битхэму возражал Д. Беннет, который утверждал, что «эволюция Михельса от социализма (имеются в виду его симпатии к социал-демократии в раннем возрасте) к фашизму является фактом его индивидуальной биографии», а не следствием логической связи его научных концепций с фашизмом. По Беннету, «нет необходимой связи» между теориями элиты и фашистской идеологией. Д. Беннет придерживается той точки зрения, что теории элиты политически нейтральны, что они «не указывают определенно на какое-либо политическое направление».

Состоявшаяся дискуссия в конечном итоге сумела ответить на главный вопрос: «Имеется ли какая-либо связь между трудами основоположников элитаризма и фашизмом или она полностью отсутствует?» Большинство исследователей пришли к выводу, что определенная связь действительно существует. Вопрос же, скорее всего, следует ставить в другой интерпретации: «Прямая ли эта связь или непрямая, непосредственная или опосредованная?» Более справедливым нам представляется последний вариант.

Теперь мы можем непосредственно перейти к фашистскому варианту интерпретации элитаризма. В писаниях теоретиков фашизма фашистский вариант элитаризма принял наиболее уродливые, человеконенавистнические формы. Многие современные элитологи объявляют фашистскую доктрину «вульгарной», «плебейским искажением подлинного элитаризма». Для них более приемлема консервативно-аристократическая позиция. Они отмечают при этом, что при фашистском режиме в Германии работы теоретика «аристократического» варианта элитаризма Х. Ортеги-и-Гассета находились под запретом.

Многие объективные исследователи теорий элиты констатируют, что элитаризм составляет сердцевину фашистской идеологии. Фашизм взял на вооружение элитизм, понимая его привлекательность и немалое общественное влияние. Доктрина фашизма прямо опирается на принцип элитарной структуры общества. Отсюда и принцип фюрерства, предполагающий неконтролируемую власть правителей и практически абсолютное, под прикрытием громкой демагогии, бесправие управляемых. А. Гитлер в «Майн Кампф» – в этом наиболее циничном произведении, обосновывающем расистский элитаризм, провозглашал, что «историю мира творит только меньшинство», оправдывал социальное неравенство в первую очередь расовыми различиями. Яростно нападая на принцип подчинения меньшинства большинству, он считал, что тот «грешит против основной идеи, заложенной в природе – идее аристократии».

Фашистский элитаризм – вариант элитаризма, объявляющий действительным благодетелем рода человеческого немногочисленное творческое меньшинство – «сверхлюдей». Поэтому «лучшей формой государства, лучшим государственным устройством будет то, которое естественно и неизбежно будет выдвигать на самые высокие места самых выдающихся сынов народа и будет обеспечивать им бесспорное руководящее влияние». Большинство – это «толпа бездарностей», меньшинство – элита, «сверхлюди». Элита вправе попирать волю этого «неисторического» большинства. Для фашистов «масса ... нетерпима, но послушна авторитету, требует от своих героев силы, даже насилия». «Более сильный должен властвовать над более слабым, а вовсе не спариваться с более слабым и жертвовать, таким образом, своей силой... Все, чему мы изумляемся в этом мире: наука и искусство, техника и открытия – все это только продукт творчества немногих народов, а первоначально, быть может, только одной расы».

Расизм (причем не только в его фашистском варианте) тесно связан с элитаризмом. В литературе расизм обычно характеризуется как идеологическое обоснование угнетения и ограбления империализмом народов Азии, Африки, Латинской Америки. Но это касается только одной стороны расизма – внешнеполитической. У расизма есть и внутриполитический аспект. Расисты обычно утверждают связь расовой принадлежности людей с социально-классовой структурой общества. Все ведущие представители расово-антропологической школы проводят прямую зависимость между классовой принадлежностью индивида и его расовыми характеристиками. На вершине же социальной пирамиды должны находиться лучшие представители расы, наиболее «чистые» в расовом отношении люди. Утверждая, что не каждый человек равен другому человеку, Гитлер считал, что решающую «роль играет степень чистоты крови».

Один из самых ярых расистов У. Пирс (США), строго придерживаясь изложенных взглядов, резко критикует сторонников так называемого «космополитического элитаризма», т.е. всех тех, для кого важна не расовая принадлежность, а социальный статус человека, уровень его интеллекта, личных достижений. И это не просто теоретические конструкции, а основа повседневного поведения. Ему непонятно, как представители высшего сословия могут отдать предпочтение в качестве соседа негру, рок-звезде, а не белому человеку. Пирс провел социологический опрос среди белого населения ряда крупных американских городов. В его опросном листе был, в частности, такой вопрос: «Кого бы Вы выбрали в качестве своего соседа: 1) белого мусорщика,  2) еврея-нейрохирурга или 3) негра, рок звезду». Ответы были для Пирса обескураживающими. Респонденты в подавляющем большинстве выбрали второй и третий варианты, обнаружив себя «предателями» белой расы.

Пирс отнюдь не против элитаризма, для него это – «естественная и здоровая идея», разумная альтернатива эгалитаризму. Но недопустимо, с его точки зрения, на элиту смотреть, как на «открытый клуб». Так ведь, опасается он, в элиту могут попасть евреи или негры. «Подлинная элита» для него – это элита лилейно-белая, а не космополитическая.

Справедливости ради заметим, что наряду с белым расизмом существует и «черный расизм», или расизм наоборот. Это теории негритянской исключительности, восхваляющие негритянскую элиту. Существует сионистский элитаризм, утверждающий «богоизбранность» еврейства. Как видим, расизм и шовинизм многолики.

Поскольку среди элитаристов мы находим практически все оттенки современного политического спектра: ультраправых и консерваторов, либералов и левых радикалов, социалистов и коммунистов, троцкистов и маоистов, сам термин «элитист» порой искусственно объединяет совершенно разнородных авторов. Но в отношении к проблеме элиты у них, действительно, часто обнаруживается много общего.

В послевоенный период в западной науке наиболее влиятельной и распространенной стала либеральная трактовка элитаризма. Для нее характерно реформирование элитаризма в сторону сближения с классической демократической теорией. Начало этого реформирования относится еще к предвоенному периоду. Его инициаторами были эмигрировавшие из Германии в Англию К. Маннгейм и в США Дж. Шумпетер. Именно им удалось показать, что элитаризм и демократия при известных условиях вполне совместимы.

Кстати, тут, может быть, уместно сказать о некоторых изменениях в географии элитологии. Если до второй мировой войны центр элитологических исследований находился в Европе, а США были их периферией, то после войны положение изменилось: этот центр прочно переместился в США. Там сложилось несколько школ элитизма: «макиавеллианская», возглавляемая профессором Нью-Йоркского университета Дж. Бернхэмом, и либеральная, во главе с крупнейшим американским политологом Г. Лассуэллом. Ее ядро составили профессора Йельского и Стэндфордского университетов. Именно эта школа оказала наибольшее влияние на развитие современной американской элитологии. Из нее вышли многие мыслители, и ныне задающие тон в мировой элитологии. Эта школа выступила с идеями элитного плюрализма, который она рассматривала как синоним современной демократической теории.

К 60-м годам в США сложился также структурно-функциональный вариант элитаризма (С. Келлер и др.), а в 70 – 80-х годах – так называемый неоэлитизм. Среди либеральных элитаристов мы также находим большую пестроту точек зрения и позиций. Например, последовательные монетаристы-рыночники считают, что рынок и демократия естественным путем в честной конкурентной борьбе формируют элиту победителей.

В определенном смысле элитаризм характерен и для сторонников государственного регулирования экономики, которые доказывают, что спасти рыночную экономику от кризисов может только элита квалифицированных менеджеров и чиновников, способных удерживать стабильность сложившихся социальных и политических отношений и институтов. Все современные либеральные и большая часть консервативных трактовок элитизма исходят из того, что существование элиты вполне совместимо с демократией. Мало того, последняя зависит от качества элиты, прежде всего ее профессионализма, открытости и доступности.

Казалось бы, представители правого политического спектра – это наиболее рьяные элитаристы, а левого и особенно крайне левого – антиэлитаристы. Но эта точка зрения поверхностна, она принимает видимость за реальность. В действительности все значительно сложнее и запутаннее. Часто левые и ультралевые, которые охотно выдают себя за антиэлитаристов и создают себе имидж последовательных критиков элитаризма, в действительности являются скрытыми элитаристами и в этом отношении не уступают многим либеральным демократам. Возьмем таких признанных идеологов левых, как Сартр, Маркузе, Фонтэн. Они охотно мечут громы и молнии против истеблишмента, против привилегий властвующей элиты. Тут же предлагают целые программы справедливого устройства мира.

Все это хорошо. Вопрос только в том, кто будет субъектом предполагаемых ими радикальных революционных преобразований? По их мнению, этим субъектом может быть меньшинство – радикальная интеллигенция, которая поведет за собой угнетенных – пролетариат, дискриминируемые нацменьшинства, студенчество. Одним словом, аутсайдеров общества. Но разве это не новый элитаризм? Скорее это только измененная форма достаточно старого элитаризма, являющаяся идеологией новой элиты или контрэлиты «потребительского общества», тех слоев интеллигенции, которые разочарованы утратой своего былого привилегированного положения, былой элитарности.

Идеология «новых левых» возникла под воздействием таких социальных процессов, порожденных научно-технической революцией, как огромный количественный рост интеллигенции, ее «массовизация», все большее ее расслоение. Причем нельзя не видеть и то, что верхушечный слой интеллигенции становится частью правящей элиты, тогда как подавляющее большинство ее все более сближается с трудящимся классом.

В этих условиях у многих представителей левой интеллигенции отчетливо звучат мотивы ностальгии по утере былой эзотеричности, исключительности интеллектуала, протесты против его «омассовления». Левый же радикализм все больше проявляет себя в качестве идеологии «технократии без власти», идеологического выразителя элиты аутсайдеров, элиты оппозиционных слоев общества. Ее представители рассматривают народные массы как отсталые, косные, инертные, порой отзываются о них с элитарным презрением, считают, что борьбу с пороками системы ведет лишь «критически мыслящий авангард». Не случайно в леворадикальной идеологии двигателем социального прогресса оказывается «активное меньшинство», противостоящее «интегрированной массе».

Мы рассмотрели с позиций элитологии взгляды «новых левых». Но в политическом плане важнее точка зрения на проблемы элиты «старых левых» – социалистов, социал-демократов. Эта позиция неоднозначна. Некоторые социал-демократы критикуют элитаризм как недемократическую теорию. Но гораздо больше социал-демократов признают, что реалии сегодняшнего дня требуют наличия политической элиты и что разумная позиция социал-демократов – формирование из своей среды политических лидеров, которые могут и должны войти в состав политической элиты. Важно только наличие контроля общества над элитой. Социал-демократы критикуют при этом марксистов, которые, как отмечал широко цитируемый ими К. Поппер, «так и не осознали всего значения демократии как единственного и хорошо известного средства осуществления такого контроля».

Проблема отношения марксизма и особенно коммунистов к идеологии элитаризма требует специального рассмотрения. С одной стороны, коммунисты всегда декларировали свой антиэлитаризм. Собственно, их идеология и была направлена против капиталистической элиты. Но, как не раз утверждали российские и западные элитологи, это была идеология контрэлиты, которая в борьбе за власть делала ставку на поддержку рабочего класса. В действительности же, ее антиэлитаризм был на уровне пропагандистских лозунгов.

В официальной пропагандистской литературе советского периода рисовалась следующая картина. Элита (причем сам термин находился под подозрением, предпочитались эвфемизмы) – часть господствующего эксплуататорского класса. Следовательно, она существует лишь в классово-антагонистических обществах. Социализм – общество без эксплуататорских классов, следовательно, общество всеобщего социального и политического равенства, общество без элиты. Для существования элиты в условиях реального социализма нет и не может быть социальной базы. Государственные и партийные руководители – это подлинные выразители воли народа, его слуги, их социальное положение ничем не отличается от положения рядового труженика, они пользуются полной поддержкой масс. Получалось все очень идиллично и супердемократично.

Беда лишь в том, что эти построения разительно отличались от действительности. Реальная практика заключалась в отчуждении народа от политики, которая вершилась номенклатурной элитой, обладавшей огромными привилегиями и фактически бесконтрольно распоряжавшейся ресурсами всей страны и судьбами миллионов людей. Итак, в теории – отсутствие эксплуататорской элиты, на практике – социальная дифференциация и монопольная власть партийно-государственной элиты.

Еще одно уточнение. Сказать, что официальной советской идеологии был чужд элитаризм, который существовал лишь де-факто, было бы, по меньшей мере, неточным. И не случайны вполне элитарные откровения В.И. Ленина о «тончайшем слое» партийных лидеров и группе «профессиональных революционеров», И.В. Сталина – о партийном аппарате как об «ордене меченосцев». Теоретической основой нового элитаризма было ленинское учение о партии нового типа, где существует ядро профессиональных революционеров, партийных лидеров и руководимые ими рядовые члены, большинство.

Стоит ли удивляться после этого, что в партии «нового типа» в полном соответствии с известным законом Р. Михельса сформировался элитный слой руководителей. А когда партия пришла к власти, элитарная партийная структура была воспроизведена в масштабе огромной страны.

Номенклатурно-бюрократическая элита «реального социализма» носила полузакрытый характер, рекрутирование ее осуществлялось, прежде всего, в соответствии с критерием верности марксистской идеологии, преданности «генеральной линии» партии и лишь после этого – в соответствии с профессиональной компетентностью и нравственным обликом. Во все времена в кадровой политике партии на первом месте стоял принцип подбора и расстановки кадров по политическим мотивам.

Итак, те, кто прокламировал непримиримую борьбу с элитой вплоть до ее полного уничтожения, сами воссоздавали элиту, причем в ее жестко тоталитарном варианте, косвенно подтверждая тезис элитаристов о невозможности общества без элиты.