Очевидно, что будущее партий зависит от двух факторов: во-первых, приоритетов Кремля как доминирующего (хотя не единого и не единственного) политического игрока, и во-вторых, способностей ведущих политических партий к выработке и реализации стратегии независимых действий в условиях доминирования Кремля в политическом пространстве.
Переход от смешанной к полностью пропорциональной избирательной системе скорее всего свидетельствует о том, что Кремль в качестве главного стратегического ориентира избрал не максимизацию размера партии власти в парламенте, а подконтрольность всех или большинства прочих партий в условиях, когда основные административные и финансовые ресурсы избирательной кампании находятся в распоряжении Кремля.
Взаимное наложение этих двух переменных - размера фракции партии власти и степени подконтрольности остальных партий - дает пять вариантов функционирования партийной системы в парламенте, от которых зависят и сценарии развития политических партий в целом.
Индонезийская модель (при президенте Сухарто; 60-90-е годы) - партия власти имеет в парламенте абсолютное большинство, а остальные партии являются ее полностью лояльными политическими партнерами. Однако определяющей фигурой в политическом пространстве является президент, использующий партию в качестве приводного ремня для реализации своих планов.
Восточногерманская модель (40-80-е годы) - партия власти, не обладая формально доминирующим большинством, господствует в политическом пространстве по причине сервильности остальных политических сил, выполняющих роль политических декораций.
Мексиканская модель (40-90-е годы) - партия власти получает абсолютное большинство; при этом другие политические силы являются независимыми от нее структурами и критикуют ее деятельность.
Итальянская модель (50-80-е годы) - партия власти имеет в парламенте относительное большинство и формирует правительство в коалиции с младшими партнерами, обладающими независимостью и ярко выраженной собственной идентичностью. В случае падения популярности партии власти представители других политических сил могут даже возглавлять правительство.
Классическая демократия (современная Европа) - отсутствие партии власти в принципе.
Очевидно, что принципиальная разница между этими моделями в том, что две из них - индонезийская и восточногерманская - являются лишь прикрытием для авторитарного строя, мало чем на практике отличающаяся от однопартийной системы. В то же время три другие модели, различаясь по степени плюралистичности, являются демократическими.
Современная российская партийная система напоминает мексиканскую модель, но с существенными отличиями. В России ведущая роль принадлежит президенту, а партия является лишь силой, обеспечивающей поддержку его политике на разных уровнях (парламентском, региональном и др.) - в этом отношении заметны определенные индонезийские тенденции. Кроме того, российская партия власти молода (создана в настоящем виде лишь в 2002 году), что оставляет возможности для корректировки ее роли в партийной системе.
Перспективы:
Большинство нынешних ведущих партий достаточно жизнеспособны и имеют хорошие шансы сохраниться в качестве активных игроков на политической арене в среднесрочной перспективе (3-7 лет). Они обладают достаточной кадровой базой, имеют своего избирателя. Успехи списков этих партий на региональных выборах опровергают представление об упадке партийной системы. При этом она не носит закостеневшего характера и проявляет способность к обновлению.
В то же время целый ряд уже реализованных или планируемых инициатив федеральной власти могут серьезно осложнить деятельность существующих партий. Среди таких инициатив можно назвать ужесточение законодательства о политических партиях: увеличение минимального числа их членов с 10 до 50 тыс. человек, возможные массовые проверки партийцев с участием силовых структур, повышение отсекающего барьера на думских выборах до 7%, запрет на создание избирательных блоков как на федеральном, так и на региональном уровнях, предельное осложнение использования подписей избирателей как основания для регистрации кандидатов или списков.
Формально эти изменения должны способствовать созданию более устойчивой партийной системы, увеличению степени ее прозрачности и цивилизованности, ликвидации мелких политических партий. Сами по себе эти меры, действительно, не являются антидемократическими: многие из них заимствованы из опыта развитых демократий. Однако в действительности все эти меры в комплексе существенно повышают входной барьер на рынок политической конкуренции. Наиболее наглядный пример - повышение отсекающего барьера. Россия - одна из крупнейших (по размеру населения) демократий, использующих пропорциональную систему выборов. При 7%-ном барьере - если даже взять относительно невысокую явку на последние парламентские выборы - может получиться, что в парламент не попадет даже партия, за которую проголосовало 4,25 миллионов избирателей.
Данные тенденции государственной политики вызывают серьезную озабоченность за судьбу российской партийной системы.
Во-первых, проблема правоприменительной практики - неясно, насколько недискриминационной она будет в отношении оппозиционных или даже недостаточно лояльных по отношению к федеральной или региональной власти политических сил. Возможно и серьезное административное давление на партии в целом и отдельных их членов или сочувствующих, в частности. Обращает на себя внимание распространяющаяся практика снятия с участия в региональных выборах списков партий, имеющих реальные шансы на преодоление избирательного барьера: в Ханты-Мансийском округе это Российская партия пенсионеров (РПП) и ЛДПР, в Магаданской области - та же РПП и блок СПС и Яблока. Основанием стала норма о выбытии из списка более четверти его состава. В то же время близкие к власти политические силы не испытывают подобных проблем.
Во-вторых, нынешнее законодательство, влияющее на судьбу партий, лишено столь важной для политических институтов черты, как стабильность. Повышение барьеров только за последние годы происходило в несколько этапов. Изменения в законодательстве происходят по инициативе исполнительной власти и активно поддерживаются Единой Россией в Думе. Каждое из них выглядит как частная мера, однако обрисованная выше последовательность уже привела к существенному сужению поля для не связанных с властью партий. Нет никаких гарантий, что этот процесс остановится на достигнутом и не последует дальнейшего ужесточения правил игры.
В-третьих, несмотря на 15-летний период российской многопартийности, целый ряд реально существующих общественных интересов до сих пор не представлен массовыми стабильно действующими партиями. Речь, в частности, идет о демократической части политического спектра, многих сторонников которого отталкивает жесткая партийная дисциплина, вызывающая аналогии со временами существования КПСС как руководящей и направляющей силы. Так и не появилось в России партии социал-демократического толка. Проблемы могут возникнуть и у национал-патриотов, которые также традиционно не отличаются высоким уровнем дисциплины. Ужесточение партийного законодательства может привести к тому, что эти интересы могут быть вообще не найти своего политического представительства или получить взамен живой партии суррогатную структуру.
Перспективы партийной системы:
Партии будут оставаться второстепенным элементом политического строя, зависимым от политики федеральной исполнительной власти. Следовательно, развитие российской партийной системы в течение ближайших 7-15 лет будут зависеть в первую очередь от верхушечных факторов, т.е. от характера эволюции российской политической системы в целом.
Если политический курс будет сопряжен с еще большей централизацией власти, укреплением моноцентрического режима, то от политических партий власть будет желать лишь еще большей сервильности при формально соблюдаемой многопартийности. Добиваться этого придется дальнейшим повышением входных барьеров на рынок политической конкуренции и ужесточением применения административного ресурса на выборах разных уровней, еще большим ограничением доступа партий к медийному и финансовому ресурсу.
Если политический режим по своей сути станет полуавторитарным, то в этом случае партийная система будет чисто декоративным элементом недемократического режима. Вопрос о том, будут ли эти декоративные партии востребованы при неизбежной в перспективе демократизации, носит чисто академический характер. За исключением явно стареющей КПРФ остальные партии не имеют устойчивых структур и идеологий, и будущие демократизаторы будут практически не ограничены в прагматическом выборе: вливать ли новое идейно-политическое вино в меха существующих партий, или создать совершенно новые. Единственным ограничителем в этом выборе станут формальные требования закона о партиях, который, впрочем, на первом же этапе демократизации будет существенно переработан или вовсе отменен за ненадобностью.
Альтернативный сценарий можно назвать управляемой демократией (то есть демократии с российской спецификой). Он подразумевает некое самоограничение политического режима в создании институциональных и административных препятствий для деятельности оппозиции, а также постепенную трансформацию модели в более демократическом русле. В таком случае партийная система может развиваться согласно мексиканскому или итальянскому вариантам. Это связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, при этих сценариях сохраняется политическая альтернатива действующей власти, имеющая возможность популяризировать свои идеи среди избирателей и обладающая собственными ядерными электоратами, которые расширяются в случае недовольства населения политическим курсом власти. Управляемые политические партии в этом случае становятся реальными институтами, конкурирующими с партией власти - для начала на парламентских выборах. Даже если политическая конкуренция ограничивается привычной для прошлого десятилетия сферой (законодательной властью), весь режим становится более плюралистичным, что воздействует и на институт президентской власти. Дальнейшие перспективы могут быть различными: от появления во главе одной или нескольких партий кандидатов в президенты, способных бросить реальный вызов действующему хозяину Кремля, до Думы, оппозиционной президенту. Такие сценарии с одной стороны, станут серьезным испытанием российской политической системы на зрелость, но с другой - в случае нахождения новых моделей сосуществования кремлевской власти и оппозиции - приблизят Россию к модели классической демократии. Правящая партия в этом случае уходит в оппозицию и продолжает свою деятельность с перспективой возврата к власти. В России, впрочем, оппозиционные перспективы нынешней партии власти выглядят куда менее реальными, чем в Мексике - Единая Россия имеет куда меньшие исторические корни и не опирается на стабильную систему фланкирующих организаций.
Кроме того, сама правящая партия представляет собой не единый монолит, а конгломерат фракций, которые решают ключевые вопросы на компромиссной основе. Отсюда вероятность ее постепенной эрозии вплоть до дезинтеграции. В случае выбора «итальянского» сценария возможно существование нескольких политических партий, принадлежащих к разным идеологическим направлениям. Коммунисты скорее сохранятся со своим нынешним проверенным брендом, чем сменят его на новый. Левая партия современного типа если и возникнет, то не внутри КПРФ, а по соседству с ней (впрочем, перспективы существующих партийных объединений, претендующих на такую роль, на сегодняшний день представляются сомнительными). Долгосрочные перспективы ЛДПР выглядят достаточно неясно, так как адекватного преемника у В.Жириновского нет и быть не может. Видимо, в этой системе будут существовать партия умеренной национал-патриотической направленности, а также некий либеральный проект (или проекты), о характере которого говорить в настоящее время сложно. Маловероятно, что удастся пройти регистрацию последовательным радикальным националистам и каким-либо экстремистским группировкам.
Вполне вероятно, что в конечном итоге российская модель перехода к демократии породит и новую модель партийной системы. Во всяком случае очевидно, что эти две темы - демократизация и становление многопартийности - остаются связанными предельно тесно.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему